Сага о Форсайтах
Шрифт:
Джолион молчал. В этом выборе между дьяволом и морской пучиной, между болью страшного разоблачения и горем двухмесячной разлуки с женой он втайне больше доверял дьяволу, чем морю; но если Ирэн предпочитает море, он должен примириться. В конце концов, это будет для него подготовкой к той разлуке, которой нет конца. Он обнял ее, поцеловал в глаза и сказал:
– Как хочешь, любимая.
XI
ДУЭТ
"Маленькое волнение" любви поразительно разрастается, когда ей грозит опасность. Джон прибыл на Пэддингтонский вокзал за полчаса до срока и, как ему казалось, с опозданием на добрую неделю. Он стоял около условленного книжного киоска в толпе воскресных дачников, и даже грубая шерсть клетчатого костюма не могла скрыть взволнованное биение его сердца. Он читал названия романов на прилавке и наконец купил один из них, чтобы избежать косого взгляда продавца. Роман назывался "Сердце стези! ", что должно было иметь какой-то смысл, хотя, по всей видимости, не имело. Купил он, кроме того, "Зеркало дамы" и "Земледельца". Каждая минута длилась час и полна была воображаемых ужасов. Когда прошло девятнадцать таких минут, Джон увидел Флер в сопровождении носильщика, катившего багаж. Она подошла быстро, спокойно. Она поздоровалась с ним, как с братом.
– Первый класс, - сказала она носильщику, - угловые места, одно против другого.
Джон дивился ее поразительному самообладанию.
– Нельзя ли нам занять целое купе?
– спросил он шепотом.
– Не выйдет. Поезд с частыми остановками. Разве что после Мэйденхеда. Держись непринужденно, Джон.
Джон скривил лицо в хмурую гримасу. Они вошли в купе - и с ними двое каких-то болванов, черт бы их побрал! От смущения он дал на чай носильщику уйму денег. Подлец не заслужил и пенни за то, что привел их сюда, да еще с таким видом, точно все понял!
Флер спряталась за "Зеркало дамы". Джон в подражание ей - за "Земледельца". Поезд тронулся. Флер уронила "Зеркало дамы" и наклонилась вперед.
– Ну?
– сказала она.
– День тянулся, точно две недели!
Она кивнула в знак согласия, и у Джона сразу просветлело лицо.
– Держись непринужденно, - шепнула Флер и прыснула со смеху.
Джон почувствовал обиду. Как может он держаться непринужденно, когда над ним нависла угроза Италии? Он намеревался сообщить ей новость осторожно, но тут выложил сразу:
– Меня хотят на два месяца отправить С мамой в Италию!
Флер опустила ресницы, чуть побледнела и прикусила губу.
– О!
– сказала она.
Вот и все, но этого было довольно.
Это "О!" было как быстро отдернутая рука в фехтовании при подготовке к неожиданному выпаду. Выпад тотчас последовал.
– Ты должен ехать!
– Ехать?
– повторил Джон придушенным голосом.
– Конечно!
– Но - на два месяца! Это ужасно!
– Нет, - сказала Флер, - на полтора. Ты меня тем временем забудешь. Мы встретимся в Национальной галерее на следующий день после вашего приезда.
Джон засмеялся.
– А что, если ты забудешь меня?
– пробормотал он под грохот колес.
Флер покачала головой.
– Какой-нибудь другой мерзавец...
– проговорил Джон.
Она носком придавила ему ногу.
– Никаких других мерзавцев!
– сказала она, поднимая "Зеркало дамы".
Поезд остановился; двое попутчиков сошли, вошел один новый.
– "Я умру, - думал Джон, - если мы так и не останемся одни".
Поезд покатил дальше. Флер опять наклонилась вперед.
– Я ни за что не отступлю, - сказала она, - а ты?
Джон горячо тряхнул головой.
– Никогда!
– воскликнул он.
– Ты будешь мне писать?
– Нет. Но ты можешь писать мне - в мой клуб.
У нее свой клуб...
– удивительная девушка!
– Ты пробовала нажать на Холли?
– прошептал он.
– Да, но ничего не выведала. Я боялась нажимать слишком сильно.
– Что бы это могло быть?
– воскликнул Джон.
– Что бы ни было, я узнаю.
Последовало долгое молчание, которое нарушила, наконец Флер:
– Мэйденхед, держись. Джон!
Поезд остановился. Единственный попутчик вышел. Флер опустила штору на окне.
– Живо!
– сказала она.
– Смотри в свое окно! Сделай самое зверское лицо, какое только можешь.
Джон раздул ноздри и нахмурился; он отроду, кажется, так не хмурился! Одна старая дама отступила, другая - молоденькая - взялась за ручку двери. Ручка повернулась, но дверь не подалась. Поезд тронулся, молодая дама бросилась к другому вагону.
– Какое счастье!
– воскликнул Джон.
– Замок заупрямился.
– Да, - сказала Флер, - я придержала дверь.
Поезд шел. Джон упал на колени.
– Следи за дверью в коридор, - прошептала Флер, - и живо!
Их губы встретились. И хотя поцелуй длился всего каких-нибудь десять секунд, душа Джона покинула его тело и унеслась в такую даль, что когда он снова сидел против этой спокойной и сдержанной девицы, он был бледен как смерть. Он услышал ее вздох, и этот звук показался ему самой дорогою вестью - чудесным признанием, что он кое-что значит для нее.
– Шесть недель совсем не долго, - сказала она, - а тебе нетрудно будет свести поездку к шести неделям: - надо только не терять голову, когда будешь там, и делать вид, что не думаешь обо мне.
Джон обомлел.
– Как ты не понимаешь, Джон! Их необходимо в этом убедить. Если мы не исправимся к твоему приезду, они оставят свои причуды. Жаль только, что вы едете в Италию, а не в Испанию. В Мадриде на картине Гойи есть девушка, папа говорит, что она похожа на меня. Но она совсем не похожа - я знаю, у нас есть копия с нее.
Для Джона это было словно луч солнца, пробившийся сквозь туман.
– Мы поедем в Испанию, - сказал он.
– Мама не станет возражать, она никогда не была в Испании. А мой отец очень высокого мнения о Гойе.
– Ах да, ведь он художник?
– Он пишет только акварелью, - честно признался Джон.
– Когда мы приедем в Рэдинг, Джон, ты выйдешь первым и подождешь меня у Кэвершемского шлюза. Я отправлю машину домой, и мы пойдем пешком по дорожке вдоль реки.
Джон в знак благодарности поймал ее руку, и они сидели молча, забыв о мире и одним глазом косясь на коридор. Но поезд бежал, казалось, с удвоенной скоростью, и шум его почти заглушало бурное дыхание Джона.