Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Дэйра тяжело ворочалась под своими меховыми накидками, толкала Ирэн, переворачивалась в другую сторону и видела замерзшего Нильса, который, словно нарочно, держался поблизости от ее окна. Если уж кто и был странным в их компании, то этот загадочный парень из Лаверье, который был таким же донзаром, как Дэйра – куртизанкой. Сначала Дэйра бесилась от того, что никто не хотел думать о том, как нелепо звучала его ложь о любви к оружию, тайному самообучению в зале фехтования барона Лаверье и странствующем монахе, который якобы довел его врожденные таланты до мастерства. Но видя, как проглотили это вранье остальные, в конце концов, успокоилась и Дэйра, вычеркнув Нильса из своего ближайшего окружения. Она еще не поняла, зачем этот
Сам Нильс тоже не выказывал желания с ней общаться. Всю дорогу он ехал хмурым и сосредоточенным. От Томаса Дэйра знала, что донзар сопровождал их только до Бардуага. Узнав историю его сестры, Томас заверил Нильса, что тот должен, непременно, отправиться на поиски девушки. Нильс же, в свою очередь, обещал вернуться и продолжить служение Томасу после того, как найдет Дженну. Томас взял с Дэйры клятву, что она не выдаст Нильса, но Дэйра больше не собиралась вмешиваться в судьбы людей. Она была уверена, что Нильс лжет, как проворовавшийся кладовщик, однако ее это больше не беспокоило. Пусть Томас сам разбирается.
Грустной и молчаливой была и Ирэн Карлбири, ее «подруга», навязанная Дэйре в компаньонки матерью с рождения. Дэйра была уверена, что Ирэн терпела ее с таким же трудом, как и она, но сейчас много, что изменилось. Ирэн ехала к жениху, Феликсу Бардуажскому, с которым должна была обвенчаться в канун нового года. С Дэйрой они расставались, и незачем было больше казаться милой и любезной. С другой стороны, в их отношении появилось что-то по-настоящему искреннее. Ирэн не старалась угодить Дэйре, та не пыталась поддерживать натянутые разговоры, отчего редкие минуты их общения впервые были наполнены чем-то осмысленным. Девушка не поверила Дэйре, что та отправилась в Майбрак не по своей воле, но поддержала в том, что Амрэль – опасный тип, который затеял свою игру, намереваясь отомстить Зортам за какие-то обиды в прошлом. В том, что участие Дэйры в церемонии выбора невесты было нацелено на унижение Зортов, Ирэн не сомневалась. Ведь Дэйра однозначно не сможет тягаться с красавицами, отобранными со всей Сангассии, а значит, ничего хорошего дочь герцога в Майбраке не ожидало. Ирэн даже прослезилась, а после поведала о собственных тревогах. Ее главной бедой был жених Феликс, в любви которого она уже сомневалась, но за которого собиралась сражаться до последнего вздоха. Дэйра не представляла брак с человеком, который к тебе равнодушен, но Ирэн была убеждена, что ее любви хватит на них обоих.
Всю дорогу будущая герцогиня Бардуажская нервничала, плакала, трепала нервы горничной Лоре и постоянно прикладывалась к трубке, которую высовывала в окно, чтобы не дымить в карете. В результате нагретый воздух быстро испарялся, вызывая крайнее неудовольствие теплолюбивой Марго. Лора не смела возражать хозяйке, зато Марго ругалась с Ирэн постоянно. Дэйру холод не беспокоил, тревожило другое – дым из трубки был непохож на тот запах, который исходил от трубок Стэрна или отца. Она все собиралась спросить, чем таким особенным набита трубка Ирэн, но вспоминая урок, преподанный Амрэлем – не высовываться, поглубже зарывалась в покрывало, стараясь не глотать сладковатый запах, который все равно проникал в карету.
Если из «женской» повозки то и дело доносился шум, болтовня и крики, то «мужская» карета катила по Белопутью в суровом молчании. Тон задавал граф Георг Эстрел, который, нацепив шубу надменности и корону тщеславия, редко замечал остальных путников, перекидываясь немногочисленными словами исключительно с адъютантом Уилом Рокером. Очевидно, графа бесило, что ему пришлось делить карету с капелланом и неоперившимся сыном герцога Зорта. Дэйру граф и вовсе игнорировал, в крайней необходимости обращаясь к Ирэн, которую негласно назначил старшей в «женской» карете.
Дэйра не возражала. С графом ей все стало понятно во время их первой остановки на почтовой станции.
Ей не спалось, и она прогуливалась по веранде просторной донзарской избы, в которой разместили на ночлег знатных господ. Не спалось и Эстрелу. Выйдя на ту же веранду, он заметил Дэйру не сразу, а когда случайно увидел ее неподвижно стоявшую в углу, закричал так, что перебудил всю станцию. Графу стало настолько худо, что пришлось вызвать местного лекаря, который вместе с Уилом до утра отпаивал его сердечными каплями. Дэйра была совершенно уверена, что Эстрел сразу узнал ее, хотя граф заверял всех, что принял девушку за вора. Правда была в том, что Георг Эстрел ее боялся, и Дэйру это устраивало. По крайней мере, он не докучал ей своим вниманием и держался от нее подальше – особенно после случая на станции.
А вот кто изменился, так это капеллан Карлус Рейнгольд. К странностям Дэйры он был привычен, и натерпевшись скуки в карете графа, докучал ей болтовней на каждой остановке. Всегда мрачный Карлус в походе резко ожил, повеселел, и, выбрав Дэйру «ушами», закидывал ее откровениями. Так она узнала, что капеллан с детства мечтал о миссионерской деятельности, что приход в герцогстве его мучил, и что поездка в Майбрак является вызовом, который определит его дальнейшую судьбу. Капеллан все также много ел и за неделю пути ощутимо увеличился в объеме – по крайней мере, ей казалось, что у него появился четвертый подбородок. А как-то набравшись вина во время одной из остановок, Карлус и вовсе понес какую-то чушь. Хватал Дэйру за руки, смотрел на нее со слезами и клялся, что никому не даст в обиду такую замечательную девочку.
Кто не изменился, так это ее брат Томас. То, что Томас не собирался учиться в Военной Академии Майбрака было так же ясно, как и то, что Нильс Бесфамильный не обучался фехтованию у странствующего монаха. Эти два лживых плута идеально подходили друг другу. Дэйра даже завидовала, что благодаря ее неосторожному поступку, о котором она давно жалела, у Томаса появился такой закадычный приятель. На привалах и остановках они подолгу шептались в стороне, очевидно, обсуждая планы бегства, а потом до ночи резались в карты или играли в кости с капелланом и Уилом Рокером. Томас Зорт был похож на вылетевшего из семейного гнезда птенца, который из гадкого утенка должен был вот-вот превратиться в лебедя. Дух свободы кружил ему голову и плясал опасными огнями в его глазах, готовых увидеть огромных мир. Но что Дэйру злило особенно сильно, так это осознание того, что младший брат поумнел раньше нее. Свои маски он носил идеально.
Как и Ирэн, Томас не поверил, что Дэйра не хочет ехать в Майбрак. Для него столица была солнцем и луной, недосягаемой звездой мечты из детства, к которой его должен был скоро доставить волшебный корабль. Томас стоически терпел неудобства, ржал, как конь, по любому поводу и источал такую буйную энергию молодости и счастья, что граф Эстрел не раз поднимал вопрос о том, чтобы пересадить юного Зорта в «женскую» карету. Но никто из дам не пожелал ехать вместе с тучным болтливым капелланом и мрачным графом, пусть и красавчиком, поэтому Томас оставался на своем месте.
Каждый убивал дорожную скуку по-своему, но брат развлекался с особенным размахом. Любимым его развлечением в дороге стала болтовня с кучерами, с каждым из которых он находил общий язык. Выведав, что Дэйру раздражают дорожные прибаутки, он стал заучивать их наизусть и докучать сестре даже на привалах. Но хуже всего были загадки, с которыми Томас приставал к каждому, но особенно – к Дэйре.
– Отгадай сестренка, что это? – смеялся он, подсаживаясь к ней за столом на почтовой станции. – «Выше лошади, ниже собаки»?