Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
– Из Шибана везут крокодиловую кожу да оливковое масло – все это прикрытие. Ты уже видел тот тюк, который, к слову, на тюк совсем не похож? Его нельзя касаться даже в перчатках. Пропитан ядовитой смесью, которую даже мне не под силу раскрыть. Ты ведь ничего не почувствовал, верно? Иман и это предусмотрел. Сказал мне, что если ты сунешься и получишь дозу, то сам виноват. Уже сдохли четыре мула, но Сейфуллах взял целое стадо, чтобы хватило на всю дорогу.
– А те стражники, что сейчас охраняют груз, знают, что тоже умрут?
– Люди догадываются, болтают, но прямо никто не верит, – уклончиво ответила старуха. – Только я
– А насчет себя ты не беспокоишься? Столько всего знаешь. Мне вот разное разболтала.
– У нас с Тигром особые отношения, – уклончиво ответила Мианэ. – У меня есть кое-какие гарантии, иначе я бы с ним не работала.
– И давно ты с ним?
– Я больше ничего не знаю! – старуха поняла, что сболтнула лишнее, и принялась отпираться.
– Кому Сейфуллах должен доставить груз в Самрии? – продолжил допрос Регарди.
Но, похоже, время ответов закончилось.
– Клянусь, не знаю! Я должна покинуть караван, когда мы пройдем Восточный Такыр. Мне заплатят, и я уеду из Сикелии. Таков был уговор.
– Кто тебя встретит в Такыре?
– Керк, это новый вассхан имана. У него мои деньги.
– Какая-то ты слишком наивная для своего возраста, – усмехнулся Арлинг. – Или что-то не договариваешь.
– Керк не убьет меня. Вот. Это «Золотой орел», слыхал о таком? Можно сказать, мой пропуск в бессмертие.
Мианэ достала из-за пазухи медальон на шелковом шнуре. Регарди не стал его касаться. От старухи воняло смертью – всех, кого она убила и собиралась убить, но еще больше – ее собственной. «Золотой орел» выдавался на годовом собрании боевых кланов Сикелии избранным. Тем, кто становился неприкосновенным для любого убийцы из этих кланов. Обычно такие люди выполняли особые секретные миссии, в которых были заинтересованы руководства кланов.
– Зачем иман все это устроил? – Арлинг не собирался задавать этот вопрос старухе, но он вырвался сам. Всегда сидел у него в голове, требуя ответа. – Рай здесь не построишь, хоть залей все водой. Слишком много крови в этих землях.
– Сам у него спроси, – огрызнулась Мианэ, которая, кажется, начинала понимать, чем Регарди отличался от всех других учеников имана, в том числе вассханов. – Будешь продолжать в том же духе, встретишься с ним очень быстро. Он убьет тебя. Я сама слышала, как Тигр это пообещал.
Пожалуй, это были самые правдивые слова Мианэ за всю их встречу.
– Та девчонка, что от тебя сейчас вышла, чем она тебе не угодила? – спросил вдруг Арлинг.
На миг старуха задумалась, а потом усмехнулась.
– Учуял, да? Молодая выскочка – вот кто она. Принесла мне несвежее молоко и думала, что я не замечу. Сейчас собственные кишки в кустах выплевывает, так ей и надо. Если в живых останется, узнает кое-что об уважении к старшим. Таких учить на словах бесполезно, только делом и опытом.
Это Арлинг и хотел от нее услышать. Не то чтобы он размяк с годами, но с Нехебкаем в голове убивать людей стало сложнее. Он свернул ей шею, пожалев только об одном. Такая смерть для отравительницы, которая привыкла отправлять людей на тот свет в муках и страданиях, была слишком милосердной. Отодвинув ковры, устилающие песчаный пол шатра, он наспех вырыл яму и, закопав тело, вернул подстилки на место. Жалеть можно было только животных, которые наверняка отравятся, когда раскопают старуху. Арлинг не стал утруждать себя глубокой могилой. Впрочем, всегда можно было надеяться, что старой угостится гремер.
Возвращаясь к загону с верблюдами, Регарди был собой недоволен. Ничего нового узнать не удалось, а после общения с Мианэ он чувствовал себя грязным. О том, что иман убьет его, если он спустится с Гургарана, Арлинг знал и раньше. Как догадывался и о неприятностях, в которые угодил Сейфуллах. Вероятно, иман просто не оставил Аджухаму выбора. Вряд ли, мальчишка согласился на этот переход добровольно. Какую такую слабость Сейфуллаха нашел Тигр, чтобы его заставить? Может, он шантажировал его Тарджей-Терезой? Но Хамна рассказывала, что большой любви у этой пары не получилось. Иман не стал бы рисковать.
А еще Арлинг чувствовал, что крепко угодил в паучьи сети учителя, и можно было только догадываться, как далеко они простирались. Возможно, уже за пределы Сикелии. И как бы он ни старался сидеть тихо, иман уже знал о его появлении на своей арене. Столкновение было неминуемо, потому что Регарди тоже давно превратился в паука.
Глава 13. Друзья
Арлинг задержался, но все сделали и без него. Молодые кучеяры закопали тела столь тщательно, что даже Регарди, принявший еще утром настойку ясного корня, усиливающую его обоняние до предела, не почуял могилы. Хамна и Аллен не задавали вопросы, Арлинг не спрашивал их, но, кажется, им всем не мешало заново совершить омовения. От всех пахло кровью и смертью. Не обошлось без казусов. Один из погонщиков невовремя для себя проснулся, и Хамна его убила. Нехебай вопил в голове Арлинга, что так нарушать божьи обеты не смел еще ни один мерзавец, когда-либо родившийся на сикелийских землях, но потом, видимо, вспомнил, что Арлинг чужак, а Хамна его халруджи, и погрузился в скорбное молчание.
Дурное предчувствие, которое охватило Арлинга, когда они возвращались к камням, где оставили Магду, приобрело устойчивое ощущение беды. Оно превратилось в уверенность, когда Аллен сообщил, что не видит Фадуну. Сердце Регарди скакнуло, но себе он еще верил. Магда была там, просто лежала на песке, скорчившись в узкой полоске тени за камнями. От палящего зноя это не спасало.
Его бросило сначала в жар, потом пробило ознобом, затем Регарди спрыгнул с верблюда, который все равно не хотел идти быстрее, и вот он уже поднимал Магду, которая была в сознании, но получила все мыслимые травмы от солнца, какие можно было представить. Ее кожа раскалилась, будто Арлинг касался не человеческой плоти, а тех самых камней, что весь день пролежали под палящим пустынным светилом, вбирая в себя адский зной. Губы Магды потрескались, покрывшись запекшейся коркой, а дыхание едва тревожило воздух. День клонился к закату, но остывать Карах-Антар начнет лишь тогда, когда солнце исчезнет с горизонта.