Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Схватив камень, Арлинг импульсивно хотел швырнуть его себе в голову, чтобы хоть как-то достать обманувшего его Нехебкая, но винить можно было только себя.
«Ты обещал позаботиться о ней!» – бросил он в пустоту. Когда Индиговому отвечать не хотелось, он замолкал надолго. Сзади послышались звуки борьбы – то Аллен решил броситься на Регарди, чтобы наказать его за Видящую, но вмешалась Хамна, повиснув на етобаре, и кучеяр вскоре взял себя в руки. Арлинг кивнул им. Наказать себя сильнее, чем он сам, вряд ли кто бы смог.
Вот и была поставлена последняя точка в споре с самим собой о божественной природе Магды. Арлинг и не заметил, когда стал относиться к Фадуне как к Видящей,
– Я о ней позабочусь, – сказал Регарди угрожающим тоном, но больше к нему никто не лез. В полном молчании они погрузили Фадуну на верблюда Арлинга. Мазь от ожогов и вода, которую Регарди вливал в нее весь путь до каравана, сотворили волшебство, вернув Магду в чувства. Обычно после теплового удара так быстро в себя не приходили, но прошло полчаса, и Фадуна уже пыталась отстраниться от Арлинга, толкая его тонкими руками. С таким же успехом можно было стучать по каменной глыбе, которую они оставляли позади себя, чтобы никогда к ней уже не вернуться.
Магда упрямо срывала с головы платок, который Арлинг возвращал с таким же упрямством. Етобары старались их возни не замечать, ученики, наоборот, пялились с любопытством. Регарди начинал терять терпение.
– Да, я сделал все по-своему, – прошипел он.
– Больше ни кровинки, – ткнула она ему пальцем в грудь. – Обещай!
– За нами давно следят волки, – фыркнул Регарди. – Если они нападут первыми, я их убью. А так как с голыми руками на зверя не ходят, буду стрелять или достану нож. Без кровинки никак.
– «Если он отвернет свой лик от пустыни, воцарится тьма», – пропела Магда фразу из старинной кучеярской песни про Индигового бога песков и самума.
– Только его давай вспоминать не будем, – поморщился Регарди. – Договорились. Сегодня и завтра – ни кровинки. И ты наденешь платок.
Он еще хотел добавить: «и будешь вести себя хорошо у Сейфуллаха», но не смог определить, что значит «хорошо», когда речь шла о Магде.
Фадуна кивнула, и Арлинг облегченно выдохнул. «Грешить» в ближайшие дни он не собирался, но непредвиденные ситуации случались всегда. Конфликтовать с Магдой тоже хотелось меньше всего. Особенно перед разборками с Аджухамом. А в том, что они неминуемы, Регарди не сомневался.
Их встречали на высоком бархане салей за двести от лагеря. Почетный караул сопроводил их до каравана в полном молчании, а у первого же шатра Арлинга приветствовал Сейфуллах в компании трех стражей. Охранники не сводили глаз с етобаров и держали руки на поясе, готовые выхватить кинжалы из ножен в любую секунду. Исчезновение наемников из боевых школ уже должны были заметить, но в пустыне бродит много врагов. Если Арлинг прочитал все верно, то вид у Аджухама был озадаченный. Тому явно хотелось спросить Регарди в лоб, но у кучеяров ведь так не принято. И Арлинг, прикрываясь кучеярской вежливостью, рассыпался в витиеватых приветствиях, благодаря друга за приглашение и поздравляя с великим праздником.
Аджухам так и не нашел что ответить – а это уже было нетипично, и тоже прикрылся традициями. Махнул рукой, и гостям поднесли напитки. Хамна принюхалась было, но Регарди решил, что с порога их травить вряд ли будут, да и в напитке не чувствовалось яда. Подавая пример остальным, он осушил кубок и вернул его приветливой служанке. На губах растекся вкус меда с молоком – традиционного новогоднего угощения кучеяров. Примеру Арлинга последовали и остальные, правда, у Магды Регарди кубок отобрал, так как хорошо помнил слова отравительницы о ядах «без вкуса и запаха». Он уже решил, что на пиру у Сейфуллаха Фадуна ничего есть и пить не будет. Арлинг покормит ее потом, когда все закончится. Что именно «все», он еще и сам не знал. Просто чувствовал, что впереди их ждал не только обещанный праздник.
Аджухам старался не коситься на его спутников, но, пока вел всех к шатру, старательно изображая радушного хозяина, то и дело поглядывал на Магду. К виду наемных убийц он был привычен, поэтому етобары и ученики имана не вызывали столько удивления, сколько Видящая. Регарди злился от того, что на нее пялились, но поделать ничего не мог. По человеческим меркам Магда выглядела… странно. Без волос, худая, как скелет, с узкими зрачками и желтыми глазами, шипящей речью и теперь вот с обгоревшей на солнце кожей, она походила на ведьму песков – персонажа из кучеярских сказок, которым пугали детей. Арлинг прижимал ее к себе и поворачивал голову в сторону любого угрожающего взгляда. Репутация помогала. О Регарди в лагере Аджухама знали многие, а после загадочного исчезновения некоторых наемников люди предпочитали закрывать лица платками или прятаться в шатрах, чем попадать в поле «особого зрения» слепого. Небезызвестная Хамна и смертник Аллен, покрытый с головы до ног татуировками, ощущения безопасности тоже не вызывали. Люди заметно нервничали, явно не согласные с тем, что на праздник пригласили «таких» гостей.
Тем временем последние лучи солнца блеснули и скрылись за бархатными складками пустыни, став манифестом уходящего года. Столько боли, смертей, крови и грязи Арлинг давно не переживал и с трудом сдержался, чтобы не сопроводить исчезающие минуты года отменным плевком презрения. Сдержался из-за Магды, которая, кажется, позабыла свои обиды на него и льнула тем теснее и ближе, чем больше людей появлялось из палаток, чтобы пировать и веселиться. Сначала они с изумлением и отвращением смотрели на Фадуну, потом в страхе на етобаров и высокого Арлинга с повязкой слепого на глазах, затем – уже с оторопью – на учеников имана, пускающих слюни и показывающих всем языки, и спешили перейти к другим шатрам, подальше от странной компании, один вид которой уже портил праздничное настроение.
По мере того как утихал день и пробуждалась ночь, рассеивая тьму звездным блеском, тишина пустыни отступала прочь, напуганная ритмами барабанов – пока еще приглушенных, но звучащих все громче и чаще, а также людскими голосами, собирающимися шуметь всю ночь: петь, кричать, веселиться. В ноздри бил запах горелого мяса – кому-то из поваров явно достанется за испорченное блюдо, но его тут же перебивали ароматы специй, жареных сладких пирожков, острых супов и закусок из горького яблока с луком и перцем. Горькое яблоко – весьма специфичный фрукт, который рос в сикелийских оазисах и не имел ничего общего с обычным яблоком – ни по виду, ни по вкусу. Горькое, острое, выбивающее слезы и дух от одного укуса, оно идеально вписывалось в кухню кучеяров, к которой Арлинг не привык даже после двадцати лет жизни в Сикелии. Блюда из горького яблока однозначно не могли быть пищей для его Магды.