Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Арлинг с трудом удержался, чтобы не заскрежетать зубами. Значит, гремеры будут намного ближе и раньше, чем они ожидали.
– Ты знаешь, зачем драганы строят эти колодцы?
– Так это все знают, – пожал плечами кучеяр. – Золото здесь нашли, рудники копать хотят, а для этого вода нужна. Обидно, что не наши собрались прииски в пустынях устраивать, вот мы и бунтуем. Тарджа хоть и драганка, но кровь в ней течет наша, кучеярская. Если мы все новые колодцы захватим, то сможем себе долю в будущих приисках урвать. А куда они без воды здесь денутся? Тарджа и Сейфуллах точно договориться с северянами сумеют.
Арлинг
– Где сейчас караван Сейфуллаха? Разве он не по линии колодцев идет?
– По линии, – согласился пленный, – но они часто останавливаются. Не знаю, что везут, но говорят из-за груза. Какой-то он сложный. Если снова не замешкаются, будут здесь к утру.
В лагерь Арлинг возвращался на рассвете. На востоке часть неба уже полыхала, но на западе еще догорали звезды. Лодыжка у Магды все равно распухла, хоть он и наложил на нее тугую повязку. Обнимать его Фадуна не стала и спереди ехать не пожелала. Сидела сзади, гордо держась за седло, а не за Регарди. Потому и пришлось ехать не спеша, чтобы она не свалилась. Арлинг тоже злился – на себя, на нее, а особенно на Индигового, который молчал с тех пор, как они с ним убили всех разбойников, включая последнего, разговорчивого. Арлинг не собирался ломать ему шею, но пальцы напряглись и передавили хрящи, будто обретя самостоятельную жизнь.
– Милосердная смерть, – сказал Индиговый, когда Арлинг прикусил губу до крови, осознав, что сделал. – С собой ты бы его не взял, а один человек со сломанной ногой в окружении трупов станет быстрой добычей волков и гиен.
Регарди не понимал Нехебкая. То он истекал человеколюбием, то взрывался ненавистью ко всем людям, которая передавалась и Арлингу.
– Это все из-за тебя, – нашелся с ответом бывший бог знойного ветра и горячего песка. – Ты людей ненавидишь, а я люблю. Вот мы и сбиваем друг друга с толку. Тяжело мне.
Больше Индиговый с ним не разговаривал. Молчала и Магда, хотя Регарди пытался ее разговорить.
– Где сейчас гремеры? – спросил он, когда они подъезжали к лагерю. Ответа не последовало.
Одному был рад Арлинг. Тому, что Фадуна не обладала таким острым нюхом, как у него. В густом зловонии мертвой крови, которое разлилось по барханам, можно было захлебнуться. К тому времени, как они подъехали, Хамна с Алленом уже заканчивали сваливать тела в большую кучу, к которой Арлинг приближаться не стал. Да Фадуна и сама не смотрела. Ушла в себя, и от ее скорбного молчания было больнее, чем от всех ссадин и царапин, что принесла ему эта ночь.
Никто из драганов, копающих колодец, не выжил. Были убиты и охранники. Зато люди из команды Арлинга не пострадали, лишь один ученик получил легкое ранение в руку.
Когда на востоке занялся рассвет, рядом с Арлингом вовсю полыхало другое пламя. Аллен достал из припасов смолу, полив ею ветки, которые сложили под человеческим костром. Хамна отправилась готовить завтрак. Судя по запаху, она уже давно принимала ясный корень, и сон к ней, естественно, не шел. Регарди же чувствовал себя так, будто у него из легких выпустили воздух, мышцы высохли, а кости сломались. Лишь оболочка кожи удерживала то, что от него сохранилось. Он не помнил, когда спал последний раз, но удерживать себя в сознании становилось все труднее. Преодолев искушение взять у Хамны настойку ясного корня, Регарди выбрал сон. Хотел устроиться рядом с Магдой, но та демонстративно встала и, опираясь на палку, заковыляла к ученикам, которые гурьбой давно спали у костра. Какое-то время Арлинг колебался, но решил, что, если станет упорствовать с Фадуной, сделает только хуже.
Она Видящая, она должна была знать, кто он. Знать и принять. Но Магда не хотела принимать его таким. Арлинг же, может, и хотел измениться, да не знал как.
Он проспал до полудня и снились ему сизые дождевые тучи, сползающие с Гургарана. Место одной из вершин пустовало, словно сгнивший зуб в челюсти. Сквозь нее дул шквальный сырой ветер, рождая грозу небывалой силы.
Регарди проснулся от рева верблюдов и чужого запаха. Огромный караван стоял в трех дюнах от их лагеря, а прямо у костра незнакомец склонял лоб перед Хамной и передавал ей послание.
– Пусть будет добрым твой день, халруджи. Сейфуллах Аджухам приглашает своего друга и всех его людей отпраздновать Новый год вместе и встретить первый день в мире, радости и согласии.
Арлинг совсем забыл о том, что в Сикелии наступило время великого праздника, который одинаково любили во всем мире. Только в Согдарии его отмечали среди пушистого снега и трескучих морозов, а здесь, в песках – под горячим солнцем.
Аджухам, пес ты порхатый, и зачем ты затеял со мной эту игру? Я уже слишком стар, чтобы относится к людям и их мотивам с пониманием.
Хамна буркнула что-то вроде «проваливай», но Арлинг уже окончательно проснулся. Мысленно отыскав Магду и убедившись, что с ней все в порядке – Фадуна пила чай, усевшись в круг с учениками, – Регарди встал и подошел к костру, чтобы принять условия игры Сейфуллаха и заявить о своих собственных:
– Передай моему другу, что мы с огромным удовольствием присоединимся к празднику, – сказал он немного перепуганному курьеру. – Будем на закате. Ждите.
Глава 11. День добрых намерений
В гости к Аджухаму они опоздали, зато ясный корень Арлинг все-таки отведал, решив не полагаться на несколько часов сна, которых явно было недостаточно, чтобы восстановить силы. До заката предстояло еще много дел, которые требовали внимательности, а еще… удачи. Каким образом это работало, Регарди не знал, но последняя часто сопутствовала настойке из ясного корня, принятой в большом количестве. Последствия, конечно, испытывали организм на прочность, но Арлинг не мог позволить себе заявиться к старому другу, не подготовившись.
Новый год в Сикелии – время ответственное. Кучеяры звали его Днем добрых намерений, и встреча друзей идеально вписывалась в праздник. Иман празднование Нового года, странное дело, не любил и передал это отношение своему ученику. А дома, в Согдарии, Регарди этот праздник вообще не помнил. На его детство, проведенное во дворе у императора, свалилось слишком много церемоний и ритуалов, которые утомляли и вырубали его молодой организм еще до пира и веселья, а юность утонула в вине и разгуле, которые стерли из головы все воспоминания до Магды.