Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Арлинг тоже поднялся. Он ожидал услышать еще одно слово после «место», но Сейфуллах вовремя сдержался. Правильно, не было здесь больше халруджи. Но сдаваться так легко Аджухам не собирался.
– Это пумы! – упрямо повторил он. – И не вздумай болтать в караване об этих твоих гремерах. У меня здесь полторы тысячи человек. Хочешь, чтобы поднялась паника? Сядь успокойся, и давай выпьем.
– Гремеры, гремеры! – начали вдруг петь ученики имана, о присутствии которых все подзабыли.
– Дурдом какой! – всплеснул руками Сейфуллах. – Чувствую, мы в Самрию все психами придем. А ты с каких пор сам с собой разговариваешь? Раньше такого за тобой не наблюдалось.
«С тех пор, как в моей голове поселился большой змей-септор», – хотел позлить его Арлинг, но внезапно понял, что песня учеников о гремерах раздражает
– Заткнитесь, – цыкнул на них Аллен, выразив всеобщее желание, но ученики развеселились не на шутку. Они уже хлопали в ладоши и раскачивались, продолжая нудно тянуть «гремеры, гремеры», а Регарди вдруг вспомнил, что похожие движения делала Магда. Сейфуллах мог оказаться прав. В Самрию они все прибудут немного душевнобольными.
– Ну их, – махнул он рукой на учеников и сел обратно на подушки. – Ладно, я понял, что ты не хочешь волнений в караване. Но ты понимаешь, что твоя женщина, вероятно, с гор не вернется. При условии, что она, действительно, послушала Магду и отправилась к Гургарану. Может, конечно, Тарджа по-прежнему режет глотки драганам-рабочим, но что-то подсказывает, что она захочет попробовать новую власть. Ты сильно к ней привязался? Я так и не разобрался в ваших чувствах.
– Да ты ни в каких чувствах разобраться не можешь, ты же бывший вассхан, – хмыкнул Сейфуллах. – Все вассханы эмоциональные калеки. Я вот недавно с Керком познакомился. Ты, конечно, по сравнению с ним псих номер один, но и он тоже порядочно невменяемый.
Говорить о Керке Арлингу совсем не хотелось, и он снова попытался вернуть разговор к Тардже, но Аджухам его перебил.
– Что ты к моей женщине прицепился? – возмутился Сейфуллах. – Ты на свою посмотри. В том-то и проблемы, что ты этого сделать не можешь. А тебе кто-нибудь вообще ее описывал? Ну, я понимаю, что етобары повернутые на всю голову сектанты, но в тебе, надеюсь, еще немного адекватности осталось. Да она же на человека не похожа. Если хоть одна женщина в моем караване начнет лысеть и покрываться чешуей, я прогоню вас несмотря на все угрозы.
Арлинг хотел молча врезать Сейфуллаху за Магду, но тот принялся возиться с конфетой, пытаясь освободить ее от фантика, и Регарди решил, что надавать тумаков за любимую он всегда успеет. Тем более, знал, что та все равно узнает, и тогда достанется уже ему. А Магда била больнее кулаков и резала острее всех клинков мира.
Поэтому он шумно выдохнул и сказал:
– Любой, кто в моем присутствии или за моей спиной, скажет плохое слово о Магде Фадуне Видящей, останется без языка. Я отрежу его вот этим кинжалом. Прошу передать слугам, охране и всем, кто здесь не присутствует.
Регарди вытащил свою джамбию, показал начальникам стражи, потом сунул ее под нос Сейфуллаху. Тот промолчал, но Арлинг понял, что нанесенную обиду ему вернут самым неожиданным образом. Совсем не так он представлял встречу со старым добрым другом. Раньше вообще все было по-другому.
Ровно через пять часов и тридцать две минуты самум кончился, но Нехебкай пообещал, что скоро придет новый. Начало нового года всегда считалось в Сикелии сезоном песчаных бурь. Индиговый вздыхал, что сила уже не та, иначе от каравана Сейфуллаха не осталось и следа. Как и все в команде Арлинга, Бог самумов тоже бредил.
Глава 17. Укус скорпиона
Еще не улеглись последние вихри, а караван уже выступил в дорогу. Аджухам согласился на вариант Регарди, но на этом их отношения закончились. Капитан каравана не простил Арлингу устранение старухи и половину воинов из охраны, а в том, что к этому приложил руки его бывший халруджи, Сейфуллах не сомневался, о чем и сообщил Регарди. Мол, за грехи Арлинг будет отвечать перед самим Нехебкаем.
У Индигового на самом деле было много вопросов к Арлингу, но Регарди старался с ним не общаться. Когда караван двинулся в путь по направлению к северному Карах-Антару, воздух стал заметно суше, чужеродных деревьев и неумирающей травы меньше, оазисы стали встречаться реже. И хоть обещанных самумов, к радости людей, больше не встречалось, постоянно дул крепкий ветер, который гнал по барханам песчаную поземку. Она скребла по сапогам, забивалась в складки одежды, лезла в нос и рот. Нехебкай стал крайне разговорчивым, болтая обо всем подряд. Чем дальше они уходили от Гургарана, тем оживленнее звучал Индиговый бог. Он разговаривал с Арлингом обо всем подряд, доставая его и в редкие моменты сна тоже – в основном в виде кошмаров. А сны Регарди видел плохие. Чаще всего во сне его убивали – гигантские змеи или ожившие мертвецы, вернувшиеся за отмщением.
Арлинг предпочел бы, чтобы Нехебкай игнорировал его также, как и Сейфуллах. К Аджухаму у него претензий не было. Он, действительно, влез в его жизнь, но, как иначе довести Магду с комфортом до Самрии, Регарди не знал.
В первые дни с начальниками стражи у Арлинга возник естественный конфликт, который разрешился сам собой. Несмотря на то что Регарди сам предложил эту идею, заниматься рутинной безопасностью каравана у него не было никакого желания. Все его мысли занимала Магда, а также возможный маршрут гремеров, о которых Фадуна твердила с завидным постоянством. Выручил Аллен, до которого постепенно доходил факт того, что он остался без клана. Етобары никогда не были одиночками, хоть и казались таковыми. Дружная поддержка братьев и сестер всегда отличала их от других кланов убийц. А так как второй етобар, Хамна, переживала не меньший душевный кризис, то бывший смертник Аллен охотно взял на себя функции главного начальника караванной стражи. Арлинг с удовольствием их ему делегировал, сохраняя внешнюю видимость своего первенства для Аджухама, которого коробило одно слово «етобар». Сейфуллах не мог забыть годы преследования его Хамной. Етобарка то ли догадывалась о его чувствах, то ли испытывала вечный зуд от невыполненной миссии в виде устранения Аджухама. Как бы там ни было, Хамна предпочитала надолго уезжать из лагеря, отправляясь в разведку с патрулями. Она тоже неплохо поладила с караванной стражей. Как и Аллена, Хамну приняли. Слухи о том, что старуху-проводницу и исчезнувших наемников убил именно Регарди, который в Новогоднюю ночь переломал пальцы половине охранного состава, сократив едва ли не втрое количество стражников, распространялись быстро. Всем было удобно верить, что Хамна и Аллен тут были ни при чем.
Что до пятерых безумных учеников имана, то эти устроились лучше всех. Сначала на них смотрели с настороженностью, но, видя, что молодые люди постоянно улыбаются, смеются, веселятся и не проявляют агрессии, отношение караванщиков к ним сменилось. Купеческие семьи, путешествующие с Сейфуллахом, стали часто звать их на трапезу к своим шатрам, а женщины, убедившись, что их сумасшествие безобидное, так и вовсе окружили учеников имана опекой.
Когда караван двигался, Арлинг ехал на верблюде рядом с паланкином Магды, закрытым от солнца плотной тканью со всех сторон. Хамна и Аллен держались рядом с охраной, замыкая или возглавляя цепочку, ученики же теперь часто сопровождали караванных дам, которые, томимые скукой, болтали с ними обо всем, те что-то невпопад отвечали, веселя всех. На привалах етобары ели вместе с охраной, ученики – с новыми подружками-купчихами, Регарди же ел один, обычно уходя со своей миской на бархан подальше от лагеря. Сейфуллах по-прежнему собирал к себе в шатер начальников стражи, иногда приглашая к себе Аллена, которого он решил терпеть как меньшее зло по сравнению с Регарди. Магда Арлинга к себе не пускала. Их будто заколдовали – они ссорились каждый раз, стоило ему заглянуть в ее шатер или приблизиться к ее верблюду.
Последняя ссора, может, и была надумана, но Арлинг не выдержал и начал ее первой.
И причиной стали ученики имана. Страдая от пустой болтовни Нехебкая, который рассуждал о быстротечной жизни мышки-полевки, Арлинг по обыкновению после трапезы сидел на бархане в ста салях от лагеря, одновременно наблюдая за шатром Магды – это вошло у него в привычку, а также за людьми, которые болтались неподалеку. На этот раз к палатке Видящей подошли ученики, которые затеяли игру, сразу Регарди не понравившуюся. Кажется, они играли в уже известного «Дядюшку-корзинщика», полюбившегося им с новогоднего праздника. Каюм и Дардан выступали «ослами», Элти и Йон наездниками, а Блай – судьей. Молодые кучеяры кричали громко, хлопали друг друга по щекам звучно, Блай бил в ладоши и подбадривал как проигрывающих, так и побеждающих. За их веселой возней с довольным видом наблюдали стражники, свободные от смены, пара купцов, которым не спалось и несколько погонщиков, зазевавшихся на безумцев, которых караванщики дружно записали в клоуны.