Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
— Клянусь Астарином, — пробормотал принц. — Видимо, от холода у них притупились все чувства. Нужно развести огонь.
Кит-Канан поднялся, стряхнув с ног снег. От его дыхания в воздухе образовался туман. В одной из плетеных корзин, стоявших у стены и защищенных от снега, лежала сухая растопка. Голыми руками он разгреб снег в очаге, сложил на камнях костер из веток и наструганной коры, и вскоре с помощью кремня и огнива ему удалось развести огонь. Кит-Канан раздул тлеющие дрова, и вскоре в очаге весело трещало пламя.
Снег прекратился, но небо, видимое
Поляна преобразилась. Лес, прежде зеленый и коричневый, стал серым и белым. Землю покрывал нетронутый снежный ковер, скрывший все неровности.
До слуха его донеслось какое-то шуршание. Кит-Канан, обойдя дерево, увидел Аркубаллиса. Грифон с несчастным видом съежился в своем хлипком укрытии.
— Не то, что твое теплое стойло в Сильваносте, старина! — произнес Кит-Канан и, отвязав поводок грифона, отвел его на несколько ярдов от дерева. — Полетай, мальчик мой. Согрейся и возвращайся.
Аркубаллис сделал несколько неуверенных шагов.
— Давай. Все в порядке.
Грифон, расправив крылья, взмыл в воздух и, сделав три круга над поляной, исчез за низкими серыми облаками.
Кит-Канан осмотрел добытое вчера мясо. Оно замерзло и превратилось в камень. Он отвязал один кусок и вскинул на плечо.
Благодаря костру в доме стало значительно теплее. Анайя и Макели устроились рядом, словно ложки в ящике комода. Кит-Канан, увидев их, улыбнулся и, опустившись на колени, начал вырезать из оленьего бока котлеты. Это оказалось нелегким делом, но вскоре он отрезал мясо и насадил куски на вертел.
— М-м… — зевнула Анайя и с закрытыми по-прежнему глазами спросила: — Мне кажется, я чую жареное мясо?
Кит-Канан снова улыбнулся:
— Ты права, жена. Я готовлю нам обед.
Она с силой потянулась.
— Пахнет замечательно. — Анайя снова зевнула. — Я так устала.
— Тогда просто лежи и отдыхай, — ответил он. — Сегодня я за тобой поухаживаю.
Принц сосредоточился на котлетах. Медленно переворачивая мясо, он следил, чтобы оно прожарилось со всех сторон. Когда котлеты были готовы, Кит-Канан снял одну и опустился на колени перед Анайей.
— Обед готов, госпожа моя, — произнес он, дотронувшись до ее плеча.
Анайя улыбнулась, ее ресницы дрогнули, и она открыла глаза.
Кит-Канан с криком ужаса уронил мясо на грязный пол.
Темно- карие глаза Анайи сделались ярко-зелеными, словно два сверкающих изумруда.
17
Порывы ветра обрушивали струи дождя на эльфов, стоявших на каменном причале у реки. Противоположный берег Тон-Таласа не был виден, река бурлила, ветер вздымал высокие волны. Сквозь весь этот хаос неуклонно двигалась огромная баржа, увлекаемая все той же гигантской черепахой.
Чем дольше Ситас наблюдал за усиливающимся штормом, тем больше убеждался
— Определенно, Высочайший, тебе не следует рисковать и пересекать реку! — предупредил начальник эскорта, стоявший рядом с Ситасом.
Принц поплотнее укутал шею в складки плаща.
— Меня ждет посол Эргота, капитан, — отвечал он.
Черепаха повернулась задом к волнам, которые разбивались зелеными брызгами о ее высокий куполообразный панцирь.
— Для нас важно показать этим людям, что мы вольны в своих действиях, — ровным голосом продолжал Ситас. — Претор Ульвен не ожидает, что мы в такую бурю рискнем отправиться встречать его. Если мы не придем, после шторма он сможет направо и налево рассказывать о трусости эльфов. — Ситас мокрым плащом вытер с лица воду. — Этого удовольствия я им не доставлю, капитан.
Но не похоже было, что его слова убедили темноволосого Каганести.
Толстостенная деревянная баржа, приближаясь к берегу, подняла большую волну. Эта волна, высотой более десяти футов, накрыла Ситаса и его спутников, промочив их окончательно. Гвардейцы, которых мотало по причалу, ворчали и ругались. Ситас походил на изваяние, пряди его светлых волос, словно ручейки, струились по изумрудному плащу.
Паромщик прокричал с палубы:
— Не могу причалить при таком волнении, Высочайший!
Ситас бросил взгляд на капитана.
— Следуй за мной, — приказал он.
Отбросив полы плаща за спину, Ситас собрался и, разбежавшись, перепрыгнул расстояние между пирсом и качающейся баржей. Принц, ударившись о палубу, покатился и снова вскочил на ноги. Солдаты в изумлении взирали на него.
— За мной! Вы воины или крестьяне? — крикнул Ситас.
Капитан расправил плечи. Если наследнику престола угодно было совершить самоубийство, то и он тоже должен умереть. Когда капитан оказался на пароме, они с Ситасом устроились поудобнее, чтобы помочь воинам, перепрыгивавшим к ним.
Палуба парома подымалась и опускалась, словно грудь дышащего чудовища. Когда все оказались в безопасности на борту, паромщик протрубил сигнал. Могучая черепаха, не обращая внимания на непогоду, направилась прочь от берега.
Струи дождя, кружась, словно смерчи, хлестали их. Вода билась о борт, по палубе туда-сюда катался мусор. Волны, так неистовствовавшие у берега, посредине реки утихли. Зато появилась новая опасность — могучий поток, образованный ветром, дувшим против течения. Толстые цепи, соединявшие паром и спину черепахи, тяжело лязгали сначала по левому, затем по правому борту. Огромная рептилия раскачивалась на волнах, и иногда из воды показывался толстый зеленый ласт. Словно сопротивляясь этому натиску, бросавшему вызов ее мощи, черепаха нагнула голову и еще стремительнее направилась к западному берегу.