Сага о Сухом и Красной
Шрифт:
– Честно говоря, мы подумали, что когда наши гитары превратились в лютни, для нас всё кончено – и решили встретить изменения грудью… принять изменения на грудь! – Красная немного запуталась, но всё-таки продолжила. – Но после двухнедельной попойки в кабаках наше преображение как-то застопорилось, да и деньги закончились, вот и стали играть для людей – оказалось, это более душевно, чем раньше.
– И вас это устраивает? – спросил представитель экономического ведомства.
– Нет, – резко ответил Сухой, опередив Красную на доли секунды.
– Согласна, – чуть помедлив, ответила Красная. – Напрягает это ожидание – сам же знаешь. Вот и думаем, что делать дальше.
– «Бросить вызов богам», –
– Знать бы, где они и кто они, – произнёс Сухой.
Данная ремарка не очень понравилась их скандинавскому знакомому, который уже определился со своими богами.
– Ну согласись, что реально непонятно, – начал Сухой, игнорируя знаки Красной, чтобы он заткнулся. – То вселенная ведёт себя озорно, как шут, то нагло, как гопник, то жёстко, как солдат, то заботливо, как мать. При этом, сама вселенная не разваливается от этих противоречий. А значит, это игры одного и того же, как его не назови. Скажу честно, мне очень хочется познакомиться с таким разносторонним богом, так как мне есть что ему сказать. Я вообще удивляюсь, что другие этого не замечают, проходя мимо такого интереснейшего разговора.
– Жрицы из храма всех святых тебя бы знатно отделали за такие кощунственные разговорчики, – засмеялся Харальд.
– Мне вот тоже ужасно хочется познакомиться с таким богом, а вот им вряд ли. Сидят там, напомаженные благовониями, и довольны, что им руки целуют, – неожиданно для себя Красная поддержала чуждый ей разговор на религиозные темы.
– Я человек простой! – сказал Сухой. – Скажите, куда поехать, чтобы встретиться с ним, и я поеду, хоть на луну! Мне вообще кажется, что я богов знаю гораздо лучше, чем все эти служители.
– Пф, скромняга! – Красная вызывающе смотрела на друга.
– А что? Я задаю им вопросы в лоб, а не скрываю свои сомнения в тени религиозной жизни, – с гордостью заметил Сухой.
Всё же он прищурился и оглянулся по сторонам. Разговоры о богах в трактире указывали на приближение к краю пропасти, за которой может начаться поножовщина. Хоть Харальд и проникся к ним, но кому-нибудь такие разговоры могут не понравиться.
– А ещё они любят говорить: ты не г-о-о-т-о-о-о-ф-ф-ф! – заметил, смеясь, клерк. – А они, мол, готовы! Они вообще видели себя со стороны? Как будто выездная сессия ярмарочных шутов!
Сухой заерзал на стуле. С вызовом богам можно ещё разобраться, но вызов религиозным властям в его планы явно не входил. Тщетны все эти выяснения в столь быстро меняющейся реальности. Но, в очередной раз, их спасли женщины.
– Мальчики, чего шумим раньше времени? – несколько девушек спустились со второго этажа.
Прекрасные в своей усталости, они с недовольными лицами подошли к стойке. Пышные формы и женственные движения заставили Сухого забыть про всевозможные религиозные поиски. Харальд же обнял их своими огромным руками так, что те утонули в объятиях светловолосого воителя.
– Просто коротали время, ожидая вашего внеземного появления, –включил генератор случайных подкатов Сухой.
Девушки лишь загадочно улыбнулись. Он понял, что это мастерицы своего дела, так как сразу определили, что и кому нужно в их компании: кому – загадочность, кому – участие, кому – простого и безудержного секса, а кому – ничего (клерк даже не обратил внимания на их приближение).
– Мальчики, вечером мы к вам присоединимся. Постарайтесь остаться в живых, – одна из девушек «нечаянно» протиснулась мимо Сухого.
Провожая их взглядом, Сухой расписался в своей четкой гендерной принадлежности, пока щелчок пальцами от Красной не вернул его обратно в реальность. Харальд сказал, что выбрал тех валькирий, которые помясистее. Дальше они решили всё-таки поговорить просто о новой Москве – действительно новой и действительно Москве. Например, о том, что в этом районе корпоративного контроля уже практически не было, так как последний «оплот зла» превратился в болото со зловонными испарениями. На что жили местные забулдыги, оставалось только предполагать, и вряд ли среди этих предположений были легальные варианты ведения дел, хотя границы легального также подвергались изменениям. Потом пытались выяснить необслуживаемую информацию: сколько же градостроительной и живой массы города подверглось изменению. Подсчёты осложнялись не только тем, что разговор носил времяпроводительный характер, но и тем, что фронт «преображения масс» между старым миром и новым не проходил по какой-то выверенной линии. В глубине районов, в агонии сохраняющих порядки и устройство старого мира, могли начаться преображения объектов и людей, в соответствии со средневековым антуражем. Всё это тут же выдворялись наружу на новые изменённые территории. Очевидно было одно, что ни скорость изменений, ни их география, ни в целом законы, по которым всё это происходит, не поддавались подсчётам в привычном смысле слова. Сухой считал, что их нужно просто чувствовать, как животные чувствуют стихийное бедствие. Но какое чувство отвечало за это, он затруднялся сказать, хотя было понятно, что у многих людей оно напрочь атрофировано.
За разговорами время выступления наступило достаточно быстро, так что Красная ещё не успела потерять задорный настрой от скучных мужских разговоров. Трактир заполнился людьми, и как только зрители увидели красно-синюю косу на сцене, раздался одобрительный свист и крики. Кто-то стал орать, как он любит столь яркую девушку и готов отдать за неё четырех коров. Из другого угла зала цену повысили до десяти. Красная прищурилась и пресекла этот мужской примитивный взгляд на ухаживания мажорными аккордами. Песни полились в зал одна за другой, приводя слушателей и зрителей в экстаз. Зрителей, потому что двигалась Красная очень грациозно, но не как балерина, а как неудержимая и мощная стихия, уносящая за собой любые объекты, находящиеся в границах малейшего притяжения. Конечно же, этими объектами были мужские сердца. Сухой не отставал, поддавая экспрессии в сторону женской части зала. Успех был очевиден по лицу папы Бонифация, который потирал руки, уже подсчитав выручку за выступление и повышение репутации заведения. Про доходы от выпивки он, естественно, тоже не забывал.
После выступления Красная и Сухой направились за кулисы в какую-то комнатушку, которая громко называлась «гримерная». Красная тяжело дышала.
– Ты слишком выкладываешься, – заметил по пути со сцены её друг.
– Могу – и выкладываюсь! – отмахнулась она. – Пойдём в гримёрку. Переведём дух.
В маленькой комнате, в которой каким-то странным образом ещё сохранилось старое зеркало, они молча сидели на стульях. Красная положила ноги на стол и проверяла пряжки на сапогах. Она явно была довольна выступлением.
– А какую я ноту взяла! А? Еще и с расщеплением! Класс! – она вновь переживала это. – А как ты импровизировал соло!
– Да, я тоже молодец, – засмеялся Сухой.
Раздался стук, и трактирные слуги стали заносить подарки восторженных зрителей. Красная подошла к подаркам, которые в изобилии оставили ей поклонники. Цветы, вино, свиная рулька, кожаное пальто и шикарные сапоги. Цветы в современных реалиях игнорировались сразу, а вот кожаное пальто и сапоги заставили её задуматься.
– Смотри, записка, – развернув послание от ухажёра, Сухой зачитал его. – Зовёт замуж. Говорит, что владеет пятнадцатью коровами. В наше время я предложил бы тебе задуматься. Пишет, что ты красивая, искрометная, живое воплощение гармонии (тут ему явно кто-то помог) и прочая восторженная чепуха.