Сага об орке. Выбор сделан
Шрифт:
Силы кончились, я рухнул прямо в сугроб. Эмоций по поводу того, что все-таки жив — никаких, только усталость и опустошённость. Непроизвольно утер горящее лицо — варежка оказалась в крови. Снег вокруг тоже забрызган красным.
Это с меня? Провел пальцами по лицу, коснулся головы. Перепутанные, липкие волосы… Когда шапку потерял? «Ауч!» На макушке рассечение — нащупал края раны. Прикольно, подумал с невеселой усмешкой, не успел еще и на войну сходить, а на башке уже второй шрам!
С хрустом проваливаясь по колено и обессиленно покачиваясь подошел Хельми. Остановился возле лежащего
— Как он?
Я не узнал собственный голос. Хельми поднял на меня глаза, покачал головой.
— Четверо, — с тяжелым вздохом проговорил он, — Асбъёрн тоже вряд ли выживет, ему грудь разорвали… Сам то как?
— Вроде жив, — пожал плечами я, отрешенно наблюдая за капающими в снег темно-рубиновыми каплями.
Огненное погребенье Стьюрну и всем павшим устроили прямо перед пещерой. Последний тролль оказался самкой, а в пещере нашли еще живого детеныша. Не задумываясь, добили и вздернули на копье, водрузив в голове сложенного костра.
Сигмунду снова повезло — поддетая кольчуга не дала кольям дубины пробить его тело. А вот Стьюрн кольчуги не носил.
Я стоял, смотрел на огонь не чувствую его жара, а в душе и в башке звенел полнейший вакуум. Ни мыслей, ни чувств.
— Хм… — прочистил горло кто-то рядом. Я нехотя повернул голову. Сигмунд. Пофиг.
— Асгейр, — негромко произнес наш будущий форинг, гроза всего и вся, — херсир Стьюрн обещал взять тебя в свой хирд, но он теперь мертв.
Да что ты говоришь? Пришел поиздеваться? Я тебе ща подарок в брюхо вгоню, и скажу потом что это мертвый тролль успел лапой махнуть.
— Но знай, Асгейр, свое место на скамье моего корабля ты сегодня заслужил безоговорочно. Даже если ребенок не родится, я… мы, — он кашлянул в кулак, — что-нибудь придумаем. Не беспокойся об этом, брат.
А ты беспокойся, мрачно подумал я, еще посмотрю, достоин ли ты, что я взошел на твой сраный корабль?
Эпилог
Весла с плеском рассекали спокойные, свинцовые воды фьорда. Ну наконец-то, спустя неделю тренировок мы хотя бы не мешали друг другу, впрочем, до слаженного гребка, какой я видел у команд других кораблей нам еще далековато.
Как в кино мимо проплывали отвесные скалы, образующие стенки Борг-фьорда — ближе к изгибу он сужался, превращаясь из довольно-таки широкого залива у самого Борга в узкий каменный коридор.
С моей скамьи хорошо виден Сигмунд, стоящий на корме, и не отрываясь глядящий на всё уменьшающийся берег. За спинами других гребцов не видно, но думаю оставшегося на берегу Йоргена уже и не разглядеть.
Хреново кузену — со дня получения корабля на верфи и до самого отплытия он мрачнел все больше и больше, а общался все меньше. Вчера так вообще самоустранился и свалил руководство нашей бандой на Фритьефа.
Понимаю его чувства, и даже знаю, что мне — легче. Во-первых, у меня есть дело, позволяющее занять голову: надо следить, чтоб весло не сильно заглублялось или наоборот — не чиркало по поверхности, ибо тогда лопасть проскользнет и ударит по соседним веслам. Надо смотреть за спиной
Во-вторых, я не первый раз в этой жизни покидаю родимые места… да и «родимые»-ли эти места для меня? А вот для нашего формального предводителя, владельца корабля и форинга, насколько знаю, это внове — покидать границы фюлька. Тем более, по воде.
Вижу, как побелели пальцы братца, вцепившегося в кормовой штевень. Ну ничего, мои ладошки тоже скоро начнут гореть от весла. Первые мозоли у всех, кто только вступил на этот тернистый путь, уже образовались, но наши руки еще недостаточно загрубели, чтоб несколько часов гребли проходили бесследно. А грести нам сегодня долго — Кнуд говорит, что парус сможем поставить очень нескоро: нужно отойти сильно на запад, чтоб господствующие в это время года ветра подхватили наш лонгшип и погнали его дальше на юг.
Наконец поворот фьорда закрыл от нас Борг, усадьбу ярла, пристани, весь покидаемый мир, остались только высокие стены вокруг, да плеск весел, отражаемый эхом от близких скал. Даже ветра не слышно — плывем как сквозь колодец. Под ложечкой засосало, почему-то перехватило горло. Где-то в глубине души шевельнулось: когда я увижу вновь этот берег? Хоть и не родной, но прожил я здесь достаточно, чтоб немного привязаться. Все ж какая-никакая стабильность была. Да и увижу ли?
Сидящий впереди Бьярни подергал завязки плаща из козлиной шкуры, будто тот душил его, кто-то поправлял шапку, кто-то вытирал ладони о штаны, кто-то утирал лицо. Более-менее ритмичный темп гребли сбился, но ненадолго.
— И-раз! И-раз! Ну-ка не спать!
Еще несколько минут гребли, и новый поворот стенок открыл устье. Включили ветер. Засвистели снасти свою унылую песню. Над головой, на самой верхушке мачты обвисший было вымпел поднялся, распрямился и завибрировал-застрекотал на ветру, словно крылья огромного жука.
Еще несколько взмахов веслами. В затылок, на плечи, на спины полетели брызги — первая, относительно крупная волна, разбившаяся о высокий нос, поприветствовала нас по-своему. Это еще только отголоски океанской волны, докатывающейся до сюда через длинное, хоть и весьма широкое горло залива. Но уже и не короткая внутренняя, поднимаемая в Борг-фьорде ветром. К скрипу весел в отверстиях низкого фальшборта добавился скрип корабельного набора. Когда я первый раз увидел, что доски борта, между собой скрепленные гвоздями крепятся к шпангоутам какими-то… веревками… О-о-о! Не только для меня это оказалось шоком!
Я непроизвольно бросил взгляд через плечо. Впереди еще наверно с километр пути меж расходящихся в стороны скальных стенок. А затем… Безбрежная, кажущаяся бесконечной, темно-свинцовая поверхность, что катила к нам бесчисленные валы.
У носового штевня еще одна стоящая в полный рост фигура. Фритьеф, вцепился в вертикальный брус, пока еще не украшенный головой дракона. Он так же, как наш форинг безотрывно смотрел, только не назад, на оставленный берег, а вперед, в открывающуюся даль. Что чувствовал ветеран? Не знаю, может надежду, как и я?