Сахар на дне
Шрифт:
— Всё, пиздец, — вырывается гортанный рык у Шевцова, — ты с ума меня сводишь, Снежинка, я рехнусь с тобой…
Он вынуждает меня подняться, рывком подхватывает под бёдра и несёт на кровать. А потом сторицей возвращает за мою смелость и готовность учиться новому.
42
Не знаю, в какой момент сладкая дрёма захватила меня в плен. И сейчас я выныриваю из неё. Сладко и легко. Пиздец, скоро мне станут сниться кисельные реки и зефирные берега.
Чувствую, как тоненькие пальчики Снежинки пробегаются по
Напрягаю вытянутые руки, растягивая мышцы спины. Больно, твою мать. Этот бородатый хрен прилично приложил меня вчера.
— Ты проснулся? — слышу лёгкий шелест её голоса.
Эти нежные звуки выходят из… Чёрт… её рот. И недавнее тихое и несмелое «ты научишь меня?» Это далеко не первый мой минет, и уж точно не самый искусный. Были женщины, ласкавшие мой член куда как более профессионально, но я не помню таких поглощающих трепетных ощущений. Когда всё нутро выворачивает только лишь от близости её дыхания там. Теперь я знаю, что такое хотеть не просто ощущений, а желать пережить их с конкретным человеком.
Вчера, когда Ирка влетела ко мне в раздевалку, когда адреналин ещё кипел в крови, будоража и возбуждая, я просто сорвался. Схватил её за шею и прижал к стене, моментально ощутив стояк. Но вдруг в голове что-то щёлкнуло, надтреснуло. Нет! Нельзя.
— Уходи, Ирина! — бросил я и отпустил её.
Угомонить в себе демона, разбуженного запахом боя и крови было чертовски сложно, но у меня была маленькая белокурая причина, которая ничего не подозревала и спокойно себе дежурила в госпитале. Маленькая, невинная и очень веская причина.
— Я же знаю, что тебе нужно, Лёша! Ну же…
— Ирка, отвали. Ты не вовремя.
Девушка изменилась в лице, но порочное выражение в глазах сморгнула.
— Я же думала, что ты погиб, Шевцов, что сгинул в своей армии. Ты мне ведь так ни разу и не позвонил, даже сообщения не прислал, — в голосе искрит старая обида. И где ты, Ирка, сейчас взялась?
— Ты серьёзно? — прикладываю полотенце к разбитой брови. — Ира, мы расстались ещё до выпускного. И я ещё раз повторю: ты немного не вовремя. К тому же у меня есть девушка. Так что…
— Да, Антон мне сказал, что ты с той простушкой, со своей сводной сестрой. Это ведь из-за неё наши пути разошлись? Да?
В раздевалку вошёл Ермолай и зло посмотрел на мою гостью.
— Что ты здесь забыла, Ира?
— Вот и я понять не могу, Антошка, что тут забыла твоя девушка. Забери её уже отсюда.
Сморщив свой аккуратный носик, Ряполова вылетела из раздевалки, оставив нас с Ермолаенко вдвоём. Сердце уже стало стучать ровнее, а напряжение в мышцах отходило, отдавая тянущей болью. Мне вдруг стало смешно.
— Чего ржёшь, Лекс? — спросил как-то уж слишком хмуро Ермолай, хотя должен же был радоваться. Первый этап пройден.
— Антошка, тебе всегда хотелось иметь то, что было у меня. Ты даже бабу мою пользованную подхватил.
— Пошёл ты. Мы с Иркой не встречаемся.
— Конечно нет. Ты просто трахаешь её. Интересно, а она так и продолжает представлять меня?
По шее Ермолая поползли красные пятна гнева. Давай, Тоха, покажи свою шакалью морду.
Стоп, Шевцов. Вспомни, зачем ты здесь.
Я выдыхаю и отхожу. Это блядский базар пора заканчивать.
В общем-то вчера на этом мы и закончили, и я собирался выспаться, чтобы Снежинка не видела меня таким помятым. А потом позвонил консьерж и предупредил о гостье.
Яна убирает руку, и я чувствую, как в воздухе появляется напряжение.
— Что случилось? — переворачиваюсь и натыкаюсь на её сосредоточенный взгляд. — Хочешь попробовать ещё что-то новенькое?
На улице ещё темно, но даже в свете, падающим из кухни, я вижу, как рдеют её щёки. Она закусывает губы, но потом поднимает на меня серьёзный взгляд.
— Не молчи, Яна.
— У тебя… у тебя синяки на теле.
Вот оно что. Глупо было думать, что она не заметит.
— Я же сказал тебе уже: работа у меня такая. Не забивай свой маленькую голову ерундой.
Тяну её на себя, и она поддаётся, но продолжает молчать. Не отстанет же теперь.
Стоит только втянуть запах её кожи, как внутри снова закручивается пружина. Этот особенный, ни с чем не сравнимый аромат преследует меня с того самого момента, как она так не вовремя решила убедиться, что я цел и невредим после недопонимания с Ермолаем и его свитой. Я был слишком пьян, чтобы понять тогда что к чему, но её запах вторгся в меня, проник так глубоко, что даже годы вдали не смогли вытравить его. Одно воспоминание о нём пьянило меня носами и тихо царапало душу днями. После жуткой ночи на аукционе у меня в кармане осталась её заколка — маленький тряпичный цветок, который ещё долго пах её. Я давно потерял его, ещё когда нас переселяли из одной воинской части в другую.
Интересно, мне когда-нибудь надоест вторгаться в её тело? Вдавливаться с надеждой достать, наверное, до самого сердца. Сминать гладкую кожу на бёдрах, пока из её губ не вырвется стон.
Первый. Твою мать, я у неё первый. Меня никогда не прельщало возиться с целками, да и не так уж много их было. Хорошие девочки обходили меня стороной. Но со Снежинкой всё иначе. По-другому. Выть хотелось от картин перед глазами, где её ебучий правильный одноклассник запускает свои ветки в её штаны. Мне хотелось открутить ему голову ещё тогда возле госпиталя.
И я бы ничего не сказал, будь она и поопытнее, уж постарался бы сделать так, чтобы она забыла того унылого. Но то, что она попала ко мне в руки невинной вообще башку снесло.
Снежинка вскрикивает. Кажется, я увлёкся и слишком сильно укусил её за тонкую шею. Останется след на видном месте. Ну и пусть. Пускай знают, что она принадлежит мне. Вся.
43
Выхожу в зал, ощущая под босыми ногами ледяной пол. Перебираю пальцами в перчатках. Кончики немеют от нетерпения. Слишком долгого ожидания. Зал замирает, все смотрят на меня. Подотрите слюни, суки. Я знаю, сколько бабла вы проебёте, если я проиграю. Но не волнуйтесь, этого не произойдёт.