Сахар на дне
Шрифт:
Делаю шаг вперёд и развязываю пояс кимоно. Сева стаскивает его с плеч. Мне похер на все эти понты, но сегодня я готов выебнуться. А всё ради тебя, Антошка.
Двадцатью минутами ранее…
— Готов? — в раздевалке завоняло тухлым. Ах да, это Ермолай пожаловал.
— Тебе-то чего, ты уже получил, чего хотел. Сегодня мой бой и моя награда.
— Я принёс документы на клуб. Осталось только кое-что утрясти и поставить твою подпись, Лекс.
Антон кладёт на стол папку
— Я не говорил Борису, как ты и просил, почему он встречается на ринге именно с тобой, и какие у тебя цели.
Киваю и выжидательно смотрю. Задницей чую, что Ермолай чего-то недоговаривает.
— Слушай, у меня к тебе есть предложение, Алексей.
Теплее.
— Весь этот зал под впечатлением, особенно после второго боя. То, как ты зверски размазал этого татарина, впечатлило людей. Большинство поставило на тебя, Лекс. Большинство, но не я.
Сердце внутри начинает качать кровь сильнее. К чему, блядь, ведёт этот мудила? Если на той стороне поля меня сейчас не встретит бритоголовый извращенец с покромсанным Бэтмэном ебалом, то Антону живым не выйти из этого зала.
— К чему ты ведёшь?
— Леха, мы же можем совместить приятное с полезным, так? Борис всё равно твой, и без свидетелей ты можешь хоть на ленты его порезать. Но не лучше ли это будет сделать с деньгами? Выручку разделим пополам. И там немало.
Я не злюсь. Нет. Я охуеваю. Глотку сковывает льдом, а потом я начинаю ржать. Словно умалишённый, будто услышал только что самую нелепую чушь в мире.
— Ты серьёзно? — вытираю выступившие слёзы обмотанной эластичным бинтом кистью. — Антон, ты серьёзно предлагаешь мне лечь под своего водителя?
— Твоя вендетта состоится после боя, Лекс. Подумай, ты ничего не теряешь. Даже не так — у тебя нет выбора, потому что иначе боя не будет. И клуб останется при мне. Борис получит хорошие деньги за верную службу и билет на самолёт туда, где ты его не достанешь. А всему залу придётся объявить, что ты отказался от боя.
Раз.
Два.
Три.
Дорогой пиджак Ермолаенко впечатывается в побеленную стену раздевалки. Я стараюсь сдерживаться. Очень стараюсь.
— Ты охуел, Антон? — спрашиваю как можно спокойнее.
— Не кипятись, — Ермолай с силой отталкивает меня. — Подумай.
Идёт к выходу, прихватив папку с документами обратно. Всё внутри меня кричит, что нужно вытряхнуть это говно из дизайнерского пиджачка и хорошенько разукрасить. Но я слишком далеко зашёл, чтобы слиться. Нет уж. С волками по волчьи. Если его слово ничего не значит, то и моё пусть останется ложью. Может, стоит пальцы скрестить за спиной, как в детстве? Я тоже умею играть грязно, Антошка.
— Бой будет.
Антон разворачивается с победной улыбкой.
— Рад слышать, Алёша.
Придурок и правда настолько верит в моё честное слово?
Глубоко вдыхаю, глядя на заполненные до отказа
— Главное, не давай ему подняться, Лёха, — негромко говорит Сева. — Он боксёр, и на полу не так изворотлив.
У Севы в руках пиликает мой телефон.
— Покажи, — скашиваю глаза.
Сообщение от Ермолая.
"Ты же не думал, что я настолько наивный, Алёшка?"
А сразу за ним ещё одно:
"Смотри, у твоей Снежинки новый пациент"
И фото. На нём Яна, а возле неё мужик, которого я видел в охране Ермолая. Она что-то пишет, и явно не видит, что её фотографируют.
Яд ненависти впрыскивается в кровь и разъедает сосуды. Сукин сын. Чёртов сукин сын.
44
Сегодня был просто сумасшедший день. У одного военного развился психоз после того, как у него на глазах два месяца назад разорвало на учениях двоих лучших друзей. Да, такое бывает в мирное время. Слишком уж опасна эта профессия. И парень потерялся окончательно, когда вчера ему позвонили с номера погибшего друга, чья сестра хотела забрать какие-то вещи. И вот уже почти двадцать часов находится в стадии жутчайшего обострения. Печальная картина.
Потом у нас было совещание. Снова изменения в ведении документации. И хоть введены они локальным актом от сегодняшнего числа, но переделать все истории нужно за весь последний месяц. Идиотизм да и только.
А час назад, когда уже основной рабочий день окончился, а остались только дежурные, заведующий отделением привёл ко мне пациента. Сказал, что по просьбе начмеда. У него вроде как тянет шею и отдаёт под правую лопатку болью, а я как невролог должна его осмотреть и назначить лечение.
Мужчина представляется Владом и снимает куртку. Жуткий тип какой-то. Но раз по просьбе начмеда, так деваться некуда. В конце концов, я врач, и каким бы ни был человек, что за эмоции не вызывал во мне, я обязана оказывать ему помощь.
— Как давно вас беспокоят неприятные ощущения?
— Дней десять.
— Сами предпринимали какое-то лечение?
— В смысле?
— Ну, использовали обезболивающие или противовоспалительные гели или мази, может принимали таблетки.
Мужчина пожимает плечами, жест слишком уж непринуждённый как для того, у кого предположительно ущемлён нерв. Но, возможно, он и вправду принял обезболивающее.
— Расстегните воротник и сядьте на стуле ровно.
Создаётся впечатление, что мужчина выполняет всё это нехотя. Может, жёнушка заботливая заставила доктору показаться. Некоторые бравые парни считают, что к врачу следует обращаться едва ли уже не при смерти.