Сахар на обветренных губах
Шрифт:
Ночью, слушая, как Одинцов водил его в туалет и, скорее всего, умывал лицо, я задавалась вопросом: а Вадим удосужился извинится перед Константином Михайлович за то, что из-за него ему доставалось в юности?
Но затем я одёргивала себя, понимая, что малой не может нести ответственность за поступки своего отца.
Но, всё равно, желание защитить и оградить Константина Михайловича от Колесникова крепко засело в моей голове ещё ночью. Даже сейчас я стояла рядом с Одинцовым так, будто хочу немного
— «Вам» — это кому? — слегка повел Константин Михайлович бровью. В уголках его губ притаилась хитрая полуулыбка.
— «Вам» — это вам, — я сделала вид, что ничего не понимаю и не помню о вчерашнем переходе на «ты».
На «ты» надо было начать переходить в темноте. Так проще — когда он не видит, как я бледнею и краснею от смущения, пытаясь понять, правильно ли я всё сказала.
— Ой, всё, — бросил мужчина нарочито обиженно и отвернулся к плите, с которой снял турку и начал разливать кофе по двум кружкам. В мою и свою. — С этого момента я глух и нем. Меня нет.
Я деланно закатила глаза, будто имею дело с ребенком, чьи капризы очень милы, но можно было бы и поменьше.
Глянув на сыр и колбасу, я старалась прикинуть, смогут ли наестся только бутербродами два вполне себе здоровых человека.
Вряд ли. Или да?
Сокрушенно вздохнув, я сосредоточила внимание на обнаженном мужском плече. Собрала остатки храбрости, которой осталось всего ничего, и, теперь уже стараясь смотреть на потолок и стены, произнесла:
— Ко…
— Тик? — тут же с лукавой улыбочкой повернулся ко мне Одинцов.
Я мгновенно залилась краской. Вспотели ладони, живот скрутило, и я пожалела о том, что вообще сегодня вышла из комнаты.
— Нет! — воскликнула я возмущенно. — Костя! — и снова отвернулась, чтобы смотреть только на колбасные кружочки. С ними жизнь как-то безопаснее. — Тебе сварить кашу… Костя? — произнесла я с нажимом.
— Ячневую?
— Угу.
— Тогда да, — довольный, аж бесит. — А ты, малой, будешь кашу? — обратился он к брату, глянув на него через плечо.
— Нет, — буркнул тот.
— Ну, тогда наливай себе чай. У нас тут не ресторан. Официанты не придут, — достаточно сурово заключил Одинцов. Протянул мне кружку с кофе, в которую, оказывается, уже добавил и сахар, и молоко, как мне нравится.
— Спасибо, — кивнула я и, отпив немного кофе, достала маленькую кастрюльку, в которой начала готовить кашу.
Рядом, будто делая огромное всем одолжение, Вадим наливал себе чай, елозя чайным пакетикам туда-обратно. Константин Михайлович отошёл со своим кофе к окну и подпер задницей подоконник. Смотрел то в окно, то на кого-то из нас с Вадимом.
Чтобы занять руки и не обращать внимание на то, как Вадим периодически косился на меня, я стянула с запястья резинку и стала собирать волосы в пучок
— Пропустила, — вдруг тихо произнес Одинцов, кончиками пальцев подцепив прядку волос, которую я не захватила в пучок.
Не глядя, будто мы всегда так делаем, я подхватила эту прядку и просто обмотала её вокруг основания пучка.
Подойдя ближе к плите, взяла ложку и перемешала кашу, добавив немного соли и сахара.
— Это точно людям можно есть? — брезгливо морщившись, Вадим смотрел в кастрюлю.
— Не нравится, можешь присосаться к унитазу. Может, твои креветки ещё недалеко уплыли, — тут же холодно осадил его Одинцов.
— Алён, поговорим? — игнорируя хозяина квартиры, настоял Вадим.
— Говори, — повела я нарочито равнодушно плечами, делая вид, что меня вообще не напрягает его желание пошушукаться где-то в стороне.
— Без лишних ушей, — с большим намёком произнес Колесников.
— Здесь нет лишних ушей. Говори, — и снова я вытащила какой-то внутренний щит. Как раз в этот раз Одинцов действительно стоял за моей спиной у окна.
Наверное, у меня уже просто привычка кого-то защищать. Кати рядом нет, поэтому, судя по всему, моё подсознание выбрало себе другого любимчика.
Вадиму явно не понравилось то, что он услышал.
Он стиснул челюсти, стрельнул взглядом над моей головой, очевидно, посмотрев на Константина Михайловича, и снова вернул внимание к моей скромной персоне, снимающей кашу с плиты.
— У меня накопилось немного денег, — начал Вадим неуверенно. — Я могу снять тебе квартиру.
Неконтролируемый смешок вырвался из моей груди. Одинцов подозрительно молчал позади меня.
— Во-первых, я по подписке обязана жить здесь. Потому что мы указали этот адрес. Во-вторых, что скажет на это Милана? Твой папа? М? — вопросительно дёрнув бровями, я ждала ответа.
Вадим нахмурился, черты его лица стали жестче. Где-то у меня в ногах он искал ответ на заданные ему вопросы.
— Я не обязан перед ними отчитываться, — заявил он твёрдо.
— Ну, да, — бросила я скептически и достала тарелки для каши. — Спасибо за предложение, Вадим, но мне и здесь хорошо. Кашу будешь, нет?
— Нет. Мне, короче, пора ехать, — выплюнул он раздраженно и вышел из кухни, громко топая в тишине квартиры.
Нетронутый им чай так и остался стоять рядом с плитой.
В прихожей шуршала одежда, гремел его брелок с ключами от машины, а затем хлопнула дверь. Громко, выразительно и подчеркивающе очередную его обиду.
Я обернулась и заглянула в глаза Одинцову, ожидая увидеть на его лице такое же возмущение, как на своём, но увидела лишь довольного и расслабленного мужчину, попивающего кофе в своё удовольствие.