Сахва
Шрифт:
Во всех подробностях, будто уже начал осуществлять намерение, я представил эту резню. Вот я орудую кухонным ножом, как художник орудует кистью. Лезвие неумолимо входит в шеи, добирается до артерий и взрывает их багровым фейерверком. О потолок вагона бьются фонтаны теплой крови, разных резус-факторов. Они смешиваются в ало-бордовый коктейль, который покрыл мое лицо и руки выше локтей. Нож работает, как хорошо отлаженный немецкий станок. Пассажиры из встречных поездов видят полупрозрачные, не спеша текущие вниз потеки содержимого артерий, вен и капилляров, будто внутри вагона лопнула бочка с густым, приторным, клубничным сиропом. Под предсмертные крики ужаса и мольбы я режу, режу, режу! Белые простыни покрываются неповторимым, каштановым орнаментом: то, что еще недавно качалось сердцами кафиров, как насосом, впитывается в эти белые тряпки и активно чернеет.
Моя голова в отражении стекла продолжала жрать все, что попадалось на ее пути. Когда надоело поглощать мосты, дома, водоемы и ужами тянущиеся огни автомобильных фар, я обратил взор на небо. Одним махом, клацнув зубами, отправил в свою божественную утробу пассажирский самолет. И, не найдя более ничего подходящего, принялся закусывать звездами. Лишь луна никак не хотела проваливаться в меня и висела, недосягаемая, где-то внутри головы. Я продолжил свои сладостные грезы, которые через несколько секунд превратятся в реальность.
Я убил мужчин, женщин, потом стариков, в конце детей. Конечно же, никто из кафиров, вонючих тварей, по ошибке населяющих планету, не смог меня остановить: нож разрубил их героизм. Ходить скользко из-за стекшей на пол крови, смешанной с блевотиной. Но это не мешает добраться до двух баб, оставленных напоследок. Отрезаю им фалангу за фалангой, а когда у них вместо рук остаются обрубки, убиваю. Люблю так развлекаться во время пыток.
Я спрятал багаж подальше, дабы не запачкать кровью. Встал и пошел за ножом. Шел мимо пассажиров, которые даже не догадывались, что приговорены. Открыл дверь, за которой находились две проводницы, и подобрал нужное лезвие, чтобы исполнить задуманное. А потом вынырнул из ледяной воды. Это первое, что я помню. Не запомнился ни удар о воду, ни всплытие на поверхность. Полное пробуждение наступило позже. Но в тот момент не было возможности понять, почему, направляясь к проводницам за ножом, я оказался в этой влаге, холод которой пронзал до костного мозга. Скорее всего, шок был тому причиной. Ну а что же еще?
Глава 3
11 часов 53 минуты до взрыва Реактора. Утро.
Я опять очнулся и начал шевелить веками, ресницами и зрачками. Пока это было единственное, чем я мог шевелить, но послушность тела возвращалась. Уже скоро удалось отыскать на полу ключ и освободить запястье от браслета наручников. Затем плохо слушающейся рукой я аккуратно ощупал рану. Одно неловкое движение – и кровотечение возобновится.
Крови вылилось немало, о чем свидетельствовало темное пятно на светлом паркете, похожее на раздавленного жука. Но я привык к сильным кровопотерям: когда государство нигилистов набирало мощь и вело беспрестанные бои, мы, будучи кто юнцами, как я, а кто и вовсе детьми, выкачивали из себя едва не половину крови, дабы спасать раненых на поле боя.
Я прямо на спине, помогая себе пятками и локтями, начал медленно подползать к сейфу, расположенному в квартире, которая служила мне временным пристанищем. Дополз до него и открыл. На этот раз без труда. Даже не напряг память. Очевидно, что Федор располагал «архивами моего прошлого», и ночью, когда я пытался попасть в это небольшое, но надежное хранилище, он намеренно блокировал мою память во время нашей «схватки».
Теперь же, на время став собой, я также стал полноправным и единственным хозяином своих мыслей и воспоминаний. В сейфе находился небольшой арсенал оружия, аптечка, несколько паспортов, незначительная сумма денег и химические препараты, получи я доступ к которым этой ночью, не висел бы на веревке, как идиот, и не лез по ней в окно с кровоточащей дырой в туловище.
Нельзя не сказать, что идея хранить все это в сейфе, учитывая то, что со мной произошло, была плохой. Но когда я наполнял этот пуленепробиваемый полый куб, невозможно было предположить, что произойдет в дальнейшем. Могло произойти многое, но такое…
В аптечке имелся контраргумент на любой случай. Кроме смерти, конечно. Я вытряс все ее содержимое на пол, разложил перед собой. Первым делом нужно найти ампулы с омнопоном и шприцы. Нашел. Суточная доза обезболивающего перекочевала из обезглавленной ампулы в шприц, а из шприца в кровь – ту, что осталась.
Я лежал и ждал, когда препарат взболтается с разогнавшейся кровью. Пока ждал, лениво щупал взглядом интерьер этого жилища. Видел страшные по своей безвкусице обои с одинаковыми, как современные люди, синими розами и какими-то чудовищными вкраплениями на белом фоне. Потом переключился на созерцание беспорядка, который как вирус расползся по всей квартире. Два перевернутых черных кресла, так же как и пол, были укрыты брюками, рубашками, куртками, носками, нижним бельем и другим хламом. На одном из кресел висел парик из светлых натуральных волос, на другом – красное платье: последствия игрищ, что я устраивал с женщиной, которая торгует любовью. Ящики комода были вырваны и выпотрошены, та же судьба постигла шкаф – результаты моего поединка с Федором за жизнь.
Вскоре боль начала отступать. Прошла и похмельная голова, которая, казалось, вот-вот развалится. Похмелье. Похмелье! Пить. Пить! Стремительный рывок к крану остановила страшная боль. Я распластался на полу, силясь не закричать, чувствуя, как теплая кровь вновь начала ползать по брюху. Стало понятно, что нужно сделать два важных дела и лишь потом медленно передвигаться на кухню, к вожделенной влаге. Гильотинировав еще одну ампулу, вколол сильнейшее тонизирующее средство: с делом номер один покончено.
После того, как новый поток энергии сменил раздавливающую боль, я обработал рану на щеке и изрезанную кожу на кистях. Далее вдел в специальную загнутую иголку нить для сшивания кожи. Взял медицинские щипцы, которые схватили иглу своими тентаклями. Намочил вату спиртом. Нужно было что-то, на что можно отвлечься. Взгляд нащупал телевизор, подвешенный к стене. А вот и пульт, нужно только подтащить его с помощью ноги. Так можно убить сразу двух зайцев: отвлекусь от боли, пока буду себя штопать, и узнаю одну новость, о которой сейчас должны трубить во всех СМИ. Палец нажал на кружок с единицей.
Да, на первом канале, и правда, освещалась одна громкая новость. Но не та, о которой я хотел услышать. Другая… Океания и Хартленд встали на путь примирения. Грядут великие перемены! Какая прелесть! Это явно была новость номер один, расположенная на первых страницах всех газет, даже бумажных. Вот только о том, что был установлен факт атаки субмарины Океании на субмарину Хартленда, не было сказано ни слова. Камикадзе-оппозиционеры пытались распространять эту информацию, но, как видно, без особого успеха.