Сакура, свадьба, смерть
Шрифт:
– Запомни, малыш, – для нужд хорошего человека у меня всегда найдется подходящее количество денежных знаков. И я всегда готов отдать их в обмен на настоящее удовольствие. Не серди меня лично и передай всему своему святому семейству, чтобы и они избегали разговаривать со мной невежливо, в том числе, и на языке жестов.
Ты же ведь не хочешь, чтобы тебя нашли однажды в густом лесу, ставшего жертвой, допустим, жестокого медведя, который, вот ведь зверюга, додумается до того, что, для примера, изуродует тебя кастетом. За деньги-то и медведь в лапы кастет возьмёт…. Не хочешь же ведь ты стать персонажем такой смешной сказки, а? Ну, скажи….
– Не-ет…
– Ну, вот и хорошо, вот и замечательно! Заодно передай своим ментятам, всем, оптом, и бывшим, и настоящим, чтобы и Ивана моего они оставили в покое. Стань личным ангелом-хранителем для него, береги парня, очень тебе советую! Я буду изредка сюда приезжать, интересоваться.
Почувствовав, что дыхание пришло в норму, и что нет больше причин сердиться по пустякам, капитан Глеб поднялся со скамейки. Собравшись уже было уходить, ещё раз наклонился к стонущему на земле пареньку.
– А вот насчёт «урою, урою…», то это ты, приятель, явно погорячился. Для таких подвигов ты урыльником не вышел. Так что вот так…. Прощай!
Было жарко, и страшно кружилась голова. То ли от увесистого первого удара, то ли от духоты и запаха недавней чужой крови.
С заботой о чувствах близких ему людей капитан Глеб Никитин осторожно потрогал вспухшую скулу, скептически осмотрел свои пыльные джинсы и решил срочно вернуть себе былой шикарный облик.
Выглядеть неубедительным не хотелось, случайно встречаться до поры с Марьяной и Иваном – тоже.
Забор был рядом.
В три движения Глеб ухватился за высокие острые прутья и перемахнул через плотно заросшую широкими листьями хмеля кованую решётку.
Территорию ботанического сада и ближние жилые дома разделяла железная дорога.
Многочисленными полосами в обе стороны вдоль забора просторно тянулись ровные блестящие рельсы, совсем близко светился на светофоре красный огонь, точно и дисциплинированно рядом с полотном торчали столбики с цифрами расстояний.
Пахло смолой шпал, и было ещё жарче, чем на солнечных аллеях сада.
Очень хотелось пить и умыться.
Особенно умыться.
Дальше, за железной дорогой, виднелись убогие задние заборы неухоженных огородов и бедные домики пригорода. За густотой яблоневых листьев в одном из дворов напротив капитан Глеб рассмотрел колодец.
– Эй, хозяева! Эй, есть тут кто живой?
– Чего раскричался-то? Невтерпёж, что ли?!
Злобный лай мелкой собачонки и тихий человеческий голос раздались одновременно.
Из глубины огорода к Глебу вышла низенькая старушка.
– Тебе чего? Самогону?
– Да что вы, бабуля! В такую-то жару?! Просто водички, попить, умыться…
– А-а…
Пёстрая старушка с пристальным вниманием осмотрела Глеба.
– Тогда хорошо, а то мужчины ко мне больше всё за напитками ходят, водичку-то они только по понедельникам просят…. А водичка-то здесь хорошая, вкусная! Проходи, милок, проходи, собачка-то моя не кусается. Добрая она, как звонок у меня тут, в калитке-то, для предупреждения.
По тропинке, прохладно скрытой под навесами старых яблонь, медленная старушка провела капитана Глеба к колодцу. Аромат спелых, подгнивающих на земле яблок и слив вспоминался детством, таким же был и деревянный, рассохшийся над крышкой колодца, ворот с намотанной цепью.
– Тебе попить или умыться?
– И того, и другого. И побольше.
Минуту старушка молча понаблюдала за Глебом, за его сноровистыми движениями и, убедившись, видно, что он умеет обращаться с колодцами и не утопит её ведро, довольно хмыкнула и потихоньку побрела через садовые заросли к своему домику.
Капитан Глеб выплеснул остатки тёплой воды на ближнюю грядку, поднял из глубины новую, ледяную, прозрачную.
Для начала с жадностью сплюнул тягучую слюну в предвкушении, терпеливо глотнул из ведра только пару раз, едва не взвыв от ломоты в зубах.
Снял рубаху, бросил её на низкую яблоневую ветку по соседству, и не спеша начал поливать себе потную спину и плечи, черпая из ведра литровой стеклянной банкой.
Остановился, ещё немного попил, и вновь начал умываться.
– Держи, милок…
Старушка опять возникла из-за деревьев неслышно и незаметно.
– Держи вот, утрись.
– Да что вы, я так обсохну, на жаре-то!
– И не капризничай, бери! Полотенчико у меня чистое, не побрезгуй…
– Да я….
– Ладно тебе.
Не дослушав, старушка повернулась, собираясь уходить.
– Утрёшься, как следует, повесь полотенчико-то обязательно посохнуть. А я пойду, чаёк поставлю, и ты тоже, как управишься, приходи в дом.
Спокойствие такого странного жизненного перерыва возникло для него как нельзя кстати.
Случайно вырвавшись из бурных событий роскошного ботанического пространства, капитан Глеб вновь оказался в похожих зелёных зарослях, но уже в тихих, беспроблемных, волшебных уже своим внезапным возникновением.
Обычно окраинные городские посадки бывают или огородными, с грандиозными плантациями картошки, или же чисто фруктовыми, с привычным набором с первого же взгляда, издалека, узнаваемых яблонь, груш, слив, крыжовника и малины.
Этот же садик тихой старушки был не таким.
Глеб шёл по тропинке к бело-синему домику и удивлялся.
Ещё у колодца он отметил поблизости красные листья клёна австрийского, справа от дорожки ровно возвышались десятка два красивых, степенных и ухоженных туй, а совсем ближе к домику росли два роскошных рододендрона.