САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
Шрифт:
– Ты, это, кончай кряхтеть, а то сейчас засну и – пошёл ты в жопу!
– Вот уж и в жопу, - примирительно молвил Фома, - и слова сказать нельзя.
– Ага, испугался? А то хорош эмиссар получается: самого послали со мной связь налаживать, а сам…
– Вообще-то, я хочу ходатайствовать об удалении тебя из списков обладателей духа первозданного.
– Это как? Это выходит дело, что для вас главнее какие-то списки, а не факт наличия самого духа первозданного?
– В нашем деле главнее всего дух буквы закона божьего в свете последнего
Сакуров, услышав подобную галиматью, совсем не удивился. Единственно: на ум пришла мысль, что чем больше он треплется с этим домовым, тем меньше времени останется на сон.
– А как его звать, среднего архангела? – спросил Константин Матвеевич.
– Имён у всякого нашего архангела – тьма. И не в них суть.
– А в чём? И сколько их, ваших архангелов?
Будучи ревностным атеистом, Сакуров понятия не имел, сколько архангелов насчитывает христианская церковь. Тем более он не мог знать, какое их количество принято держать в «домовой» среде.
– Суть в осмыслении сути сущего под эгидой непреходящего противостояния чистого с нечистым, - популярно объяснил Фома, - а архангелов у нас трое.
– Ты, вообще, о какой вере толкуешь? – удивился Сакуров. – Я и то знаю, что архангелов больше (20).
– О вере пусть тебе попы толкуют, каковые есть порождения беса лукавого, а я тебе толкую о сущем.
– Угу. Если сущее – это, э, пространство вашего обитания, то как тогда называется территория нашего временного, я думаю, проживания?
– Тоже сущее. Ваше пространство дополняет наше, а наше – есть продолжение вашего. И так до бесконечности в разные стороны...
Сакуров задумался, но не надолго: пространственную геометрию он успел основательно забыть, а к фантастике с мистикой был равнодушен. Зато веру от мифологии отличить мог, и считать до миллиона умел. Поэтому, не пускаясь в геометрические дебри и мистические кущи, спросил. Вернее, уточнил:
– Выходит дело, к нашей, гм! нашим верам ты не имеешь никакого отношения? И сколько, ты говоришь, у вас архангелов?
– Сущее, представителем коего являемся мы с тобой, не имеет ничего корректно общего с вашими вероисповеданиями и учениями их основателей. А архангелов у нас, повторяю, три. И зовём мы их избегания для путаницы в их многочисленных именах Главным, Средним и Крайним.
– Гениально! – одобрил Сакуров. – Только я чего-то не понял…
– Насчёт ничего корректно общего? – угадал интерес Сакурова Фома.
– Насчёт него, - не стал спорить Сакуров.- Это как?
– Это так, что кое-какие точки соприкосновения между нами таки наблюдаются.
– Между кем? – переспросил Константин Матвеевич.
– Между теорией церковных толкователей, лукавых искателей власти и богатств, среди коих случались и случаются люди изрядно образованные, и практикой нашего с тобой сущего в виде действительно преходящего и подспудно творимого. Однако, невзирая на вышеупомянутую образованность отдельных представителей
«Грамотно излагает, собака», - с уважением подумал Сакуров и кстати вспомнил: - Да, что там про последнее творение и каких-то времён его? Я так понимаю, были и другие творения? Типа сотворения мира?
– Правильно понимаешь, - возразил Фома, - насчёт сотворения в виде церковного синонима имеющего явления место быть.
– Будь добр, - попросил Сакуров, - говори вразумительней. Понятней, то есть. Или хотя бы слова ставь по порядку, как в нормальной речи принято. Сначала подлежащее, потом – сказуемое и так далее.
– Хм, - ответил Фома.
– Ладно хмыкать. Колись лучше про творения. А заодно расскажи насчёт нечистой силы в в а ш е м истинно академическом понимании на базе сущей практики под эгидой этого самого и объясни, чем вы, домовые, таким отличаетесь от злыдней, что не имеете к нечистой силе никакого отношения? Или у вас и нечистая сила называется как-то иначе?
– Она как раз так и называется, - принялся толковать Фома, - оне, то есть…
– Они, - поправил Сакуров, устраиваясь поудобней. Он снова почувствовал усталость во всём теле, а голова пребывала тоже в каком-то тяжёлом тумане, но это были как бы другие тело и голова, в то время как посторонний Сакуров с лёгкими членами и ясной головой, слегка лишь обременённой мыслями об освежающем сне, беседовал с домовым.
– В общем, они так и называются, - продолжил Фома, - нечистая сила и чистая сила (21). Два столпа, на которых крепится всё сущее, возникшие в момент первого творения чистого хаоса. Эти столпы первоначально пребывали в идеальной обособленности друг от друга, создавая идеально чистое поле вокруг расширяющегося в направлениях всех измерений хаоса. Но затем случилось второе творение планетарного масштаба с фрагментацией хаоса на хаос потенциально обитаемый и потенциально необитаемый, и идеально антагонистически настроенные друг против друга силы стали утрачивать данную идеальность. Потом случилось третье творение, обусловившее появление живого разума, и антагонизм чистой и нечистой сил приобрёл некую традиционность взамен былой актуальности.
– В общем, - передразнил Фому Сакуров, - понятно одно: то ли вы у церковников названий налямзили, то ли они у вас… на чисто интуитивном уровне. Я другое не пойму: если вы так уж диффундировали после третьего творения, на фига тогда так яростно открещиваться от злыдней? Да, и какая всё-таки между вами разница?
– Насчёт названий – дело тёмное, - признался Фома, - потому что до сих пор точно не установлено, были ли названия прежде явлений, или появились позже них. И присутствовал ли какой дух при сём, чтобы потом подсказать нашим или вашим, как что называется. Ведь частичная общность наших и ваших названий тому лишнее подтверждение. Ведь и вы говорите Бог, и мы. Вы зовёте нечистую силу нечистой, и мы. Вы говорите…