САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
Шрифт:
– Можно, - разрешил Мишка.
– Вообще-то, конечно, - засуетился Семёныч, и компания сократила количество общественной водки почти до самого донышка.
– Распрягал я как-то его кобылу, - бесцеремонно начал Жорка, не обращая внимания на Семёныча, который начал параллельное выступление в адрес Мишки. – Тоже вот так, между делом: распряги, дескать, а то я слишком хорошо сижу, неохота задницу с места на место перекладывать, а у Витьки грыжа прохудилась. Ну, я и сунулся по глупости. А она меня, сука, два раза укусила, а один раз по жопе копытом дала. Хорошо – по жопе, а если бы по почкам?
–
«Вот почему мне её взгляд сразу не понравился», - подумал Сакуров, слегка меняя мнение о Мишке и высказываниях Жорки.
– Так мне надо будет поостеречься? – зачем-то спросил он.
– Да, близко не подходи, - посоветовал Витёк и закурил.
– А как же я её буду распрягать? – удивился Сакуров.
– Если пойдёшь распрягать, я с тобой здороваться перестану, - сказал Жорка.
– Да что ты вечно лезешь со своими принципами? – принялся разоряться Семёныч. – Больше всех надо, да?! Сам тут живёт, можно сказать, в гостях, и выступает…
– Это почему я здесь в гостях? – добродушно поинтересовался Жорка и тоже закурил. Витёк, дымящий примой, потянулся к Жоркиной пачке, но Жорка убрал сигареты в карман.
– Потому что нездешний!
– Ага. А здешние меня, за здорово живёшь, пустили в свою избушку пожить? То есть, не содрали с моей бабы втридорога за полусгнивший домишко?
– Чево это – втридорога?! Живёшь тут – и скажи спасибо. А нечего тут со своими принципами…
– А ты чего тут развыступался? – повысил голос Жорка. – Тоже мне, правозащитник хренов… Если такой добрый – иди и сам распрягай.
– Ну и пойду!
– Ну и иди.
– А ну-ка, подвинься в сторонку, - велел Варфаламееву Мишка, освобождая себе обзор за кобылой, привязанной к столбу напротив распахнутых дверей будки.
– А, пожалуйста, - с готовностью ответил Варфаламеев и пересел на солдатскую кровать. Сакуров обратил внимание, что вся компания устроилась так, чтобы наблюдать за процессом «распрягания» своенравной кобылы. Мишка продолжал смотреть добрым взглядом. Витёк чему-то тихо радовался. Варфаламеев достал сигареты, угостил Витька и закурил сам. Сакуров, отказавшись от сигарет односельчанина, решил свернуть козью ножку. Он достал из карманов телогрейки бумагу, пакет с табаком и стал мастырить самокрутку.
– Что, самогонки пока выпьем? – гостеприимно предложил Мишка, пока Семёныч кормил кобылу хлебом.
– Наливай, - разрешил Жорка.
– Наливай, - велел Мишка Варфаламееву.
– Малинка, Малинка, - обхаживал кобылу Семёныч.
– Ух, ты! – задохнулся Сакуров, выпив ядрёного самогона.
– Хороша? – участливо поинтересовался Мишка.
– Не то слово!
– На вот, поешь крольчатины, - отечески предложил Мишка и выложил на стол пластиковый контейнер.
– Блин, хороша крольчатина! – оценил Сакуров, укусив тушёного кролика за заднюю часть.
– Это потому, что на свином жиру, - охотно объяснил Мишка и снова посмотрел на него таким доброжелательным взглядом, что тому снова стало стыдно за циничного Жорку.
– Малинка, Малинка, - продолжал обхаживать кобылу Семёныч. – Ах,
– Укусила?! – радостно ахнул Мишка и полез на выход.
– Укусила! – коротко хохотнул Витёк и самовольно налил себе полный стакан самогона.
– Мудак, - прокомментировал Жорка, налил себе, Варфаламееву и Сакурову, и, когда все выпили, крикнул: - Фигли хлеб? Закажи Вовке, чтоб пирожного привёз! Эклеров, что ли?
– Куда укусила, а ну, покажь? – радостно суетился рядом с Семёнычем Мишка.
– Да ничего, до свадьбы заживёт, - храбрился Семёныч.
– О-о, знатно тяпнула! – весёлым тенором комментировал Мишка. – Ладно, иди, выпей, я сам распрягу.
Он отслонил от будки рессору и так хряснул кобылу по горбу, что та не только присела, но в натуре крякнула. Не в смысле – померла, а просто крякнула.
– Стоять, сволочь! – сказал Мишка таким неожиданно страшным голосом, что у Сакурова мурашки по спине поползли.
– Кобыла чья? – поинтересовался Константин Матвеевич.
– Его, - ответил Жорка.
Освободив кобылу от сбруи, Мишка вернулся в будку. Он снова смотрел добродушным хозяином застолья, щедро потчевал всех своей закусью, много превосходящей по мясному составу закусь Семёныча, однако самогон его быстро кончился.
– Поди, возьми в телеге мешок с овсом, - велел он Витьке, - отнеси Иван Сергеевичу.
– Не могу, ногу подвернул, - пошёл в отказ Витька.
– Полчаса назад ты говорил, что у т е б е плечо вывихнуто, - передразнил Витьку Жорка.
– Ну, оно тоже ещё не зажило, - не смутился Витька и стрельнул у Варфаламеева ещё одну сигарету. Мишка не курил, но любил поговорить за жизнь. При этом он совершенно игнорировал безграмотного Семёныча, но норовил поговорить с Варфаламеевым или Жоркой. На Жоркины выпады Мишка не обижался, но как бы даже светлел лицом, когда замечал раздражение бывшего воина-интернационалиста. Витьке же вообще всё было по барабану, кроме собственной утробы. А Семёныч, когда Мишка начинал очередное выступление, почтительно замолкал.
– Давай я схожу, - предложил Варфаламеев, имея в виду мешок овса и Ивана Сергеевича.
– Сейчас сходишь, - пообещал Мишка и сделал краткий доклад на внутриполитическую тему. Говорил Мишка нараспев, речь его была правильной и в ней начисто отсутствовали местные диалектизмы, коими грешили Витька и Семёныч.
Потом Варфаламеев сходил к Ивану Сергеевичу и притащил бутылку самогонки. Затем возник спор на тему: кому собирать разбредшихся по всей округе тёлок? Витька отмазался тем, что ушиб недавно копчик и ему больно ездить верхом. Жорка просто проигнорировал задание. Сакуров не мог в силу полного отсутствия ездовых навыков. Мишка, правда, пытался убедить его, что ездить на кобыле – дело плёвое, и что он даже самолично подсобит Сакурову залезть на спину, но Жорка так посмотрел на своего соседа, что тот наотрез отказался. Вышло ехать Семёнычу. Мишка помог ветерану столичного таксопрома взгромоздиться на Малинку и, когда Семёныч вцепился в гриву кобылы, стегнул её прутиком. Малинка поскакала в сторону речки тяжёлым галопом, и Семёныч сверзился с неё в одну из болотных луж.