САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА
Шрифт:
Николаю в это время поднесли фужер рома, тот чинно выпил и принялся рассказывать. У него получилось, действительно, смешней. Хозяин помирал от смеха, охрана веселилась вместе с ним. Когда Николай дошёл то того места, когда приятели пропивали грузовичок, с хозяином чуть не случился удар. Жорка с Сакуровым тоже выпили. Жорка – коньяка, Сакуров – виски. Николай попросил ещё рома. Выпив, он начал повествовать о том, как героически вырубил зловредную мамашу гулящей бабы и тем самым спас компаньонов от неизвестно каких неприятностей.
– Она, значит, нацелилась на Жорку! – взахлёб верещал дальний родственник Семёныча. – А тут я! Ну, думаю, кранты моему дорогому
Хозяин взвыл, Жорка усмехнулся, Константин Матвеевич сморщился.
– …И грозно говорю этой бабе. Зачем, дескать, ты это на моего дорогого кореша нацелилась?
Слово «дорогого» Николай повторял с особенной любовью, преданно глядя на Жорку, его благополучного однополчанина и здоровяков-охранников. На Сакурова Николай не смотрел и продолжал рассказывать, а Константин Матвеевич подумал, что где бы и когда он послушал таких сказочников, как Семёныч и этот дальний его родственник? В Сухуми, во всяком случай, подобные экземпляры не водились.
– Ой, не могу! – махал руками хозяин. – Есть будете?
– А как же! – с готовностью воскликнул Николай.
– Тогда пошли в столовую…
Войдя в столовую, Николай третий раз замер в немом экстазе в привычной позе. Но потом быстро вышел из экстатического состояния, уселся за стол и принялся закусывать. Ел он, надо отдать ему должное, культурно, и даже салфетку положил на колени. Но пил без меры и через двадцать минут трапезы, упав головой на стол, вырубился. В руках он продолжал удерживать нож с вилкой, но салфетка с колен сползла на пол. Хозяин, надо отдать ему должное, не обратил на «выходку» гостя никакого внимания и продолжал беседовать с Жоркой. Вернее, повествовать о своих делах. Вернее, жаловаться на неурядицы любого российского бизнеса, где всякая собака норовила помешать честному бандиту стать честным капиталистом.
– Пойми меня правильно, братан, - бузил слегка поддатый однополчанин Жорки Прахова, - не век же мне с волыной и кастетом по Питеру бегать и барыг рэкетировать. Нет, правильно?
– Ясное дело, - соглашался Жорка, - да к старости оно и не к чему.
– Это к чьей старости? – хотел, было, завестись хозяин прикинутого подъезда.
– Не бери в голову, - урезонивал Жорка, - продолжай.
– А ну, пошли все вон на хрен! – рявкнул Жоркин однополчанин, и его охрана послушно испарилась. Сакуров не тронулся с места, но хозяин подъезда даже не посмотрел на него. – Слушай, ты мне друг? – спросил он Жорку.
– Ясное дело, - согласился Жорка.
– Надо одну бабу завалить, - доверительно сообщил Василий, а Сакуров вздрогнул. Ведь слушать такое – дорогого стоит. Ладно, Жорка друг этого известного питерского бандита, но на хрена ему, Сакурову, становиться свидетелем каких-то тёмных и кровавых разборок?
– Нет, бабу не могу, - пошёл в отказ Жорка. – Ты же, Вась, меня помнишь: я баб и детей даже за речкой не трогал.
– Но это такая баба! – не отставал Василий, а Сакуров посмотрел на мирно спящего Николая и подумал, не симулировать ли и ему полную отключку?
– Нет! – стоял на своём Жорка. – Мне подавай мужиков, президентов там, министров. На худой конец могу взяться за депутата.
Василий некоторое время молчал, потом, оценив юмор, захохотал, а Сакуров расслабился.
– А чё это за баба такая, что для её уборки тебе потребовалось мне в жилетку плакаться? – поинтересовался Жорка. – У тебя же целый этаж занят под отдел твоей
– Э, брат! – значительно поднял брови Василий. – Я и сам раньше думал: обыкновенная тупая, наглая и жадная тля, которая составляет мне конкуренцию. И которую задавить – как два пальца об асфальт. А она…
– Слушай, а чё у тебя за бизнес? – своевременно спросил Жорка.
– Элитный жилфонд реставрирую, - сообщил Василий.
– Всё правильно: ты же в армию после СПТУ (34) призвался, - вспомнил Жорка. – Ну и как платят?
– Шутишь? – обиделся Василий. – Знаешь, какое бабло в этом деле крутится? Сейчас богатых людей в Питере, как собак нерезаных. И всем подавай эксклюзив в центре города в домах не раньше девятнадцатого века. А рабсила нынче – копейки. Видал, сколько мужичья с котомками из бывших колхозов в город на заработки бежит? Так что при правильной постановке дела…
– Ясно, - сказал Жорка. – Дела, значит, у тебя, шоколадные.
– Да, но…
– Чё – но?! Подумаешь – какая-то одна баба. Ладно, если бы их был целый батальон. В общем, не жадничай.
– Тебе легко говорить…
– Слышь, Василий, я тут со своим бизнесом маленько издержался, а мне ещё до Рязани ехать. Да вот этих… компаньонов везти. Не выручишь?
– Чё, бабки нужны?
– Да.
– Сколько?
– Штук пять зеленью.
«Батюшки!» - мысленно изумился Жоркиной наглости Сакуров. Он знал, что до Угарова их всех устроила бы сумма в двадцать раз меньшая.
– Не базар. Когда отваливаешь?
– Прямо сейчас.
– Нет, ты чё? Погостил бы, – стал уговаривать Василий, но особенной твёрдости не проявлял.
– Не могу, дела.
– Ну, дела – так дела, – легко согласился Василий.
Глава 23
Пошла на убыль первая декада сентября. До полного очарованья прощальной поры, некогда воспетой классиком, оставалось ровно столько, сколько накаркали синоптики в этом году, но всё равно погода удалась на славу, поэтому природа в виде ясного неба и слегка позолоченных зелёных насаждений смотрелась успокаивающе приятно. Но ещё большую приятность создавал тот незамысловатый факт, что начало пышного природы увяданья ты наблюдаешь с собственного огорода, а не с хмурых дебаркадеров северного портового города или украшенных конями, фонарями, львами и голыми мужиками Питерских мостов и набережных. Как бы то ни было, Сакуров любовался природой и доделывал кое-какие осенние дела на своём участке. Он собирал картофельную ботву в кучу, обрезал разросшийся на границе с вековухами клён, маленькие ветки тоже сносил в кучу, а толстые откладывал в сторону, чтобы затем использовать для растопки. С севера на юг потянулись первые косяки. Улетающие птицы кричали что-то печальное, а Сакуров, задрав голову, провожал стаи увлажнённым взглядом. Время от времени он подходил к разросшейся за лето сакуре и любовно трогал её листки, также отмеченные осенней печатью.
С момента возвращения их с Жоркой в деревню прошло пять дней. Всё это время жизнь в деревне била ключом. Начать с того, что по приезде Жорка с Сакуровым наткнулись на грандиозную пьянку. Как выяснилось позже, Семёныч уехал в столицу почти следом за приятелями, получил там очередную пенсию, спонсировался у сына и приехал обратно, притаранив три торта и ящик новомодного среди российских алкашей спирта. Вокруг него тотчас собралась какая-то непотребная компания из залётных, приставать к которой не захотел даже Петька Варфаламеев, и пьянка началась.