Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)
Шрифт:
– Не возражаете, если я закурю, мисс Марлоу? – Голос губернатора звучал с легкой хрипотцой.
Она покачала головой. Губернатор улыбнулся, достал маленький ножичек и тщательно обрезал кончик сигары. Чиркнув спичкой, он начал раскуривать ее, и желтое пламя спички становилось то больше, то меньше. Когда он бросил спичку в пепельницу, Рина почувствовала приятный запах гаванской сигары. Губернатор снова улыбнулся.
– Одно из маленьких удовольствий, которое я еще могу себе позволить...
Говорил он тихо, как хороший актер, чей шепот можно слышать на балконе. Он перегнулся через стол и тихо, доверительно произнес:
– Вы
В голосе его прозвучала такая убежденность, что Рина на минуту поверила в его слова.
– Я уверена, что доживете, губернатор.
Он удовлетворенно откинулся в кресле.
– Между нами, меня на самом деле не волнует, как долго я проживу. Просто я хочу, чтобы после смерти у меня не осталось врагов, и я думаю, что единственный путь для этого – пережить их всех.
Они рассмеялись, забыв на время о деле, которое привело ее сюда. В губернаторе была какая-то необыкновенная молодость и энергия, которые никак не вязались с его темными блестящими волосами, обильно тронутыми сединой.
Губернатор посмотрел на Рину, снова ощутив неумолимый бег времени, и отложил в сторону дымящуюся сигару. Ему понравилось то, что он увидел: ни следа глупых современных диет, ни коротких мальчишеских стрижек, волосы у мисс Марлоу были длинные и спускались на плечи.
Внезапно он встретился с ней взглядом и понял, что она знает, что он изучает ее. Губернатор улыбнулся без тени смущения.
– Вы были ребенком, когда я утвердил документы о вашем удочерении.
– Мама и папа часто говорили мне, что это стало возможным лишь благодаря вашей доброте, – ответила Рина.
Ее ответ позволил губернатору чувствовать себя свободнее.
Он медленно опустил голову. Конечно, им было трудно сказать ей правду, но все равно она рано или поздно узнала бы ее.
– Тебе теперь восемнадцать?
– В следующем месяце будет девятнадцать, – быстро ответила Рина.
– Ты выросла с тех пор, когда я последний раз видел тебя. – Лицо его стало серьезным. Он взял сигару и осторожно положил ее в пепельницу. – Я знаю, что привело тебя сюда, и сочувствую твоему отцу, оказавшемуся в трудном положении.
– Вы знаете, какие ему предъявлены обвинения? – спросила Рина.
– Да, я просмотрел все документы.
– И вы считаете, что он виновен?
Губернатор внимательно посмотрел на нее.
– Банковское дело то же самое, что и политика. Тут есть много вещей правильных с точки зрения морали, но незаконных с точки зрения закона. И не важно, какую цель человек преследует, оценивается только конечный результат его поступков.
– Вы имеете в виду, что главное – не попадаться?
Губернатор был доволен, что его поняли, потому что любил быстро соображающих людей, любил свободный обмен мнениями. Как жаль, что политики сторонятся этого.
– Все не так просто. Закон не может быть гибким, он существует, чтобы отражать надежды и желания людей, поэтому законы так часто меняют и исправляют. Мы все надеемся, что в конечном итоге эти две параллельные линии: закон и мораль – сольются.
– У людей такого возраста, как мой отец, нет времени ждать этого «конечного итога». И ни у кого нет времени, даже у вас, хотя вы собираетесь дожить до ста двадцати пяти лет.
– К сожалению, принятие решения – это тяжкое бремя любого руководителя.
– А разве не имеет значения, что он потерял все свое состояние, пытаясь спасти банк? – спросила Рина.
– К сожалению, нет, – покачал головой губернатор.
– И вы ничего не можете сделать для него? – упавшим голосом спросила она.
– Хорошие политики никогда не идут против общественного мнения, а сейчас публике нужна жертва. Если твой отец начнет яростно защищаться, то он проиграет, а ему грозит от десяти до пятнадцати лет. И я на своем посту уже не дождусь его досрочного освобождения. – Губернатор взял из пепельницы сигару и начал крутить ее между пальцев. – Если сможешь, убеди отца полностью признать свою вину, чтобы не доводить дело до жюри присяжных, а я договорюсь с судьей, чтобы ему дали от года до трех, скажем, года полтора, а потом освобожу своей властью.
– А если с вами что-нибудь случится?
– Я собираюсь прожить до ста двадцати пяти лет, помнишь? Но даже если меня не будет, все равно отца освободят досрочно.
Рина поднялась и протянула губернатору руку.
– Большое спасибо, что приняли меня. И что бы ни случилось, я не сомневаюсь, что вы доживете до ста двадцати пяти лет.
Через решетчатую перегородку она увидела приближавшегося отца. Взгляд его был безжизненным, волосы совсем поседели, лицо тоже казалось серым, под цвет тюремной одежды.
– Здравствуй, папа, – сказала Рина, когда он уселся напротив нее на стул.
– Здравствуй, Рина, – вымученно улыбнулся он.
– Все в порядке, папа? – тревожно спросила она. – Они...
– Они относятся ко мне хорошо, – быстро ответил он. – Я работаю в библиотеке, провожу инвентаризацию. Утеряно много книг.
Рина посмотрела на отца. Наверное, он просто шутит. Некоторое время они молчали.
– Я получил письмо от Стэна Уайта, – заговорил наконец отец. – Он предложил за дом шестьдесят тысяч.
Стэн Уайт был адвокатом отца.
– Хорошо, – ответила Рина. – Насколько я знаю, за него больше и не получишь. Сейчас продается много таких больших домов.
– Его хотят купить какие-то евреи, поэтому цена достаточно высокая.
– Все равно он слишком велик для нас, и мы не будем жить там после твоего возвращения.
– Но денег от продажи останется не так уж много, думаю, коло десяти тысяч, после того, как мы рассчитаемся с кредиторами и Стэном.
– А нам много и не надо, – сказала Рина. – Вполне хватит до того времени, когда ты снова начнешь работать.