Саладин. Победитель крестоносцев
Шрифт:
Ахар Аслам посоветовал каравану подняться на вершину холмов; однако его советом пренебрегли. Сам он с товарищами поднялся на горы и находился там в то время, когда было совершено внезапное нападение на караван. Враг не подозревал, что Аслам находится в горах, и в том месте, где он был, не появился ни один вражеский воин. Конница франков принудила мусульман вступить в жаркий бой, а пехота тем временем собирала имущество, оставленное нашими людьми без присмотра. Увидев, что конница франков находится на некотором расстоянии от подножия горы, на которой они находились, Ахар Аслам спустился вниз с бывшими при нем всадниками и внезапно напал на пехотинцев, убив нескольких человек и уведя часть вьючных животных. Мул, на котором прибыл гонец (доставивший это известие султану), был частью этой добычи. Затем враг отошел в лагерь (основной части вражеской амии), которого он достиг в 16-й день месяца жумада II, ставший для них днем великого торжества. После этого они вновь перенесли свои шатры на равнину Бейт-Нуба, а затем всерьез вознамерились пойти на Иерусалим. Их боевой дух повысился благодаря захвату столь богатой добычи, такого количества верблюдов и других вьючных животных, что позволяло им перевозить их всевозможные припасы. Они выставили военный отряд рядом с Лиддой, чтобы защитить дорогу, по которой должны были передвигаться обозы, и отправили графа Анри собирать вместе всех воинов, которые в то время находились в Тире, Триполи и Акре. Когда султан понял, что они намереваются идти на Иерусалим, он поделил стены на участки и поручил их оборону своим эмирам, велев подготовиться к осаде. Он также позаботился о том, чтобы отравить все источники воды в окрестностях Святого Города, засыпать ключи, разрушить резервуары и завалить колодцы; и проделал это столь энергично и столь тщательно, что во всей окрестности не осталось ни капли воды, пригодной для питья. Нельзя забывать о том, что бесполезно пытаться сооружать колодцы для питьевой воды в окрестностях Иерусалима, поскольку эта огромная гора состоит из наитвердейшей горной породы. Султан также направил гонцов во все провинции, приказывая выслать ему войска.
Когда ал-Малик ал-Афдаль получил
Вечером накануне четверга, 19-го дня жумада II, султан созвал к себе эмиров. На совет явились Абул-Хейжа Толстый, который передвигался с трудом и в шатре султана был вынужден сидеть в кресле, ал-Маштуб, офицеры, которые недавно служили под командованием Асад ад-Дина (Ширкуха), и все прочие предводители. Затем султан велел мне выступить перед ними, призывая продолжить священную войну с захватчиками, и я сказал им те слова, которым по этому поводу надоумил меня Аллах. Среди прочего я говорил: «Когда усилилась угроза, [нависшая над] Пророком [и мусульманами], его сподвижники принесли клятву, что будут сражаться за него до последнего. Вот нам пример, достойный подражания более всех других. Так давайте же соберемся у Скалы и поклянемся стоять друг за друга до последнего издыхания. Может быть, чистота наших намерений подарит нам радость увидеть врага обращенным в бегство». Все присутствовавшие одобрили мое предложение и пообещали исполнить его на деле. Султан некоторое время безмолвствовал, сидя в позе размышляющего человека, и все с уважением отнеслись к его молчанию; затем он произнес следующие слова: «Хвала Аллаху и благодать Его Пророку! Сегодня вы — армия и опора Ислама. Помните, что кровь мусульман, их ценности и их дети находятся под вашей защитой, и из всех мусульман именно вы должны выступить против этого врага. Если вы дрогнете — Аллах да не допустит такого! — они скрутят эту землю, как сворачивают свитки с письменами (Коран, 21:104), и вы будете в ответе за это, ибо это вы взялись защищать ее; вы получили деньги из общественной казны, и только от вас зависит безопасность мусульман по всей этой земле. Желаю вам удачи». Затем слово взял Сейф ад-Дин, который сказал: «Мой повелитель, мы — твои слуги и рабы. Ты был милостив по отношению к нам и сделал нас и великими, и могущественными, и богатыми; у нас нет ничего, кроме наших шей, и они — в твоих руках. Именем Аллаха! Ни один из нас не прекратит помогать тебе до самой своей смерти». Все присутствовавшие выразили сходные чувства, и их клятвы успокоили мысли султана и утешили его сердце. Затем он приказал подать обычную пищу, после чего офицеры удалились. Остаток четверга прошел в кипучей деятельности и подготовке. Вечером, как обычно, мы пришли на дежурство в шатер султана и просидели с ним часть вечера, но он был не таким жизнерадостным, как всегда. Мы вместе сотворили ночную молитву, что было для всех сигналом удалиться, и я уже выходил из шатра с остальными, когда он попросил меня остаться. Я остался, стоя перед ним, и он спросил, слышал ли я последнюю новость. Я ответил, что нет. Тогда он сказал: «Сегодня я получил информацию от Абу л-Хейжа Толстого о том, что к нему приходило множество мамлюков и что они не одобряют нашего намерения относительно осады и того, чтобы запереться в городе. Они говорили, что такое развитие событий не даст нам никаких преимуществ и что в случае, если мы запремся в цитадели, нас постигнет та же участь, которая постигла гарнизон Акры, тогда в результате все мусульманские земли достанутся врагу; что лучше рискнуть дать неприятелю генеральное сражение; в этом случае, если Аллах дарует нам победу, мы окажемся хозяевами всего, что в настоящее время принадлежит неприятелю; а в противном случае мы потеряем Святой Город, но сохраним армию; и что наши войска раньше защищали Ислам и не владея Святым Городом». Теперь же в султане проснулась такая любовь к Иерусалиму, которая превосходила все мыслимые пределы воображения; и это сообщение сильно огорчило его. Я был с ним весь вечер, и это был один из тех вечеров, которые мы провели на пути Аллаха. В доставленном ему послании был следующий отрывок: «Если ты желаешь, чтобы мы остались в Святом Городе, то ты должен остаться с нами или же поставить нашим командиром кого-либо из членов твоей семьи; ибо курды не будут подчиняться туркам, а турки точно так же никогда не станут подчиняться курдам».
Поэтому было решено, что султан оставит в Иерусалиме своего (внучатого племянника) Мажид ад-Дина, сына Фарух-Шахида и повелителя Баальбека. Сначала он предлагал, что сам запрется в городе, но был вынужден отказаться от этой мысли из-за того, что в этом случае над Исламом нависла бы великая опасность. На заре я застал его по-прежнему бодрствующим; это сильно обеспокоило меня, и я уговорил его прилечь хотя бы на час. Не успел я выйти от него, как услышал, что муэдзин призывает на молитву, и мне едва хватило времени, чтобы совершить омовение, ибо день уже начинался. Поскольку я часто совершал утренний намаз вместе с султаном, я вновь направился к нему и увидел, что он совершает омовение. После того как мы вместе помолились, я сказал: «Мне пришла в голову одна мысль; дозволено ли мне будет рассказать тебе, о чем я подумал?» Он разрешил. «Моего покровителя, — сказал я, — снедает беспокойство, твоя душа несет непосильный груз забот. Земные средства бесполезны; ты можешь лишь обратиться к Всемогущему Аллаху. Сегодня пятница, самый благословенный день недели, день, когда молитвы лучше всего бывают услышаны, а мы здесь находимся в самых благословенных местах. Пусть султан совершит омовение, а затем тайно раздаст милостыню, чтобы никто не знал ее источника; потом, между азаном и икамой, сотвори молитву из двух ракатов, всеми помыслами устремившись к Аллаху, поверив Ему все твои тревоги и признав, что ты не в силах выполнить то, за что взялся. Возможно, Аллах сжалится над тобой и ответит на твою молитву». А султан искренне верил во все положения вероучения и полностью следовал всем основам Ислама. Затем я вышел от него. Во время молитвы в мечети я молился подле него в Аксе, и он совершил два раката и пал ниц, тихо произнося слова молитвы; слезы капали на его молитвенный коврик. Затем члены щамаата (участники общей молитвы) разошлись. Вечером того же дня мы, как обычно, были на дежурстве при нем, и тут он получил послание от Журдика, который в то время командовал авангардом. В нем говорилось следующее: «Все вражеское войско выступило на конях и заняло позицию на вершине холма, после чего вернулось в лагерь. Мы направили лазутчиков, чтобы узнать, что именно происходит». Утром в субботу прибыло новое донесение, в котором говорилось: «Наш лазутчик вернулся и сообщил, что меж врагами возникли разногласия; одна часть хочет идти на Святой Город, а другая — вернуться в свою страну. Французы настаивают на том, чтобы наступать на Иерусалим: «Мы покинули нашу страну, — говорят они, — только ради Святого Города, и мы не вернемся до тех пор, пока не возьмем его». На это английский король отвечает: «Все источники вокруг города отравлены, поэтому там не будет ни капли воды; где, в таком случае, мы возьмем воду?» Ему сказали: «Мы будем пить из речки Наку, что в фарсанге от Иерусалима». — «Как мы будем поить животных?» — спросил король. «Мы разделим войско на две части, — ответили ему. — Одна будет ездить на водопой, а другая будет в это время оставаться рядом с городом, чтобы продолжать осаду, и мы будем ходить на водопой один раз в день». На это английский король ответил: «Как только часть армии поведет животных на водопой, гарнизон совершит вылазку из города и нападет на оставшиеся войска, чем погубит всех христиан». В итоге было решено избрать триста человек из числа знати, которые, в свою очередь, должны были избрать двенадцать человек из своего числа, а те — еще трех, чтобы окончательно решить этот вопрос. Они провели ночь, ожидая решения этих троих» [21] .
21
По решению совета, состоявшего из пяти французов, пяти храмовников, пяти госпитальеров и пяти нобилей Иерусалимского королевства, франки отступили от Бейт-Нубы 6 июля 1192 г. Совет рекомендовал напасть на Египет, а этого как раз и опасался Саладин, поскольку именно Египет был его главной базой.
Наутро следующего дня, 21-го жумада II, они свернули свой лагерь в соответствии с принятым решением, по которому им предстояло покинуть это место, и двинулись по дороге на Рамлу, т. е. начали отступать в том направлении, откуда пришли. Однако их войска, вооруженные до зубов, оставались на своих позициях до тех пор, пока не был отправлен весь обоз. Когда султану из нескольких разных источников сообщили о том, что враг вернулся в Рамлу, он выехал во главе своего войска, и все предались величайшему ликованию. Однако поскольку ему было известно о том, что у врага остались верблюды и другие вьючные животные, он тревожился за Египет, ибо король Англии и ранее неоднократно намеревался вторгнуться в эту страну.
Султан, тревоги которого улеглись после отхода врага, приказал привести к нему посла графа Анри, который прислал его, чтобы сообщить: «Король Англии отдал мне все земли на Побережье, и теперь они в моих руках. Теперь верни мне другие мои земли, и я заключу с тобой мир и буду как один из твоих детей». Эти слова привели султана в такую ярость, что он подумывал, не подвергнуть ли посла насилию. Он приказал ему подняться. Однако тот сказал: «Подожди и послушай то, что я скажу: граф желает знать, какую часть страны, которая сейчас находится в твоих руках, ты намерен передать ему?» Султан сделал выговор послу и приказал увести его. В 23-й день месяца жумада II он велел привести его к нему и обратился к нему с такими словами: «Все переговоры между нами должны быть ограничены Тиром и Акрой и должны проходить исходя из условий, принятых маркизом». После этого из лагеря франков прибыл ал-Хажиб Юсуф Сахиб ал-Маштуб; он заявил, что послан королем Англии и графом Анри и что король Англии, когда его совет удалился, обратился к нему с такими словами: «Скажи своему господину, что я больше не в состоянии продолжать и что самым лучшим для нас будет прекращение кровопролития. Однако не думай, что это из-за того, что я слаб; это для нашего общего блага. Выступи в качестве посредника между султаном и мной и не обманывайся тем, что я переношу мой лагерь; таран возвращается, чтобы нанести новый удар». Король направил с Юсуфом двоих воинов, которые выслушали слова ал-Маштуба. Данное посольство прибыло под предлогом переговоров об освобождении Баха ад-Дина Каракуша, однако истинной его целью был договор о мире. Юсуф сообщил нам, что франки покинули Рамлу, направившись в Яффу, и что они слишком устали, чтобы попытаться предпринять какие-то действия. Ал-Маштуба вызвали из Наблуса, чтобы выслушать это сообщение, и ответ был следующим: «Мы заключим мир с графом Анри как повелителем Акры, поскольку этот город был ему дарован; однако что касается остальной части страны, он должен позволить нам (достигнуть договоренности) с королем Англии». Султан оставил часть войска в окрестностях Акры, чтобы лишить врага возможности вторгаться в соседние земли. Однако в 22-й день месяца из города вышел отряд, намеревавшийся напасть на соседние области. Этот маневр не остался незамеченным мусульманами; они устроили засады в нескольких местах, и им удалось убить и захватить в плен значительное количество мародеров.
В пятницу, в 26-й день месяца, вернулся посол франков, сопровождаемый Юсуфом, которому в присутствии их повелителя было передано следующее послание: «Король Англии говорит: «Я стремлюсь заслужить твою дружбу и благосклонность; у меня нет желания быть фараоном, чтобы править этой страной, и я полагаю, что и ты к этому не стремишься. С твоей стороны неправильно желать, чтобы все мусульмане погибли, равно как и с моей стороны неправильно обрекать на гибель всех франков. И вот есть граф Анри, сын моей сестры, которому я передал во владение все эти области; рекомендую тебе его и его войско. Если ты пригласишь его сопровождать тебя в походе на Восток, он с удовольствием примет твое приглашение». Далее король говорил: «Во многих случаях изгнанные монахи просили тебя вернуть им церкви, и ты никогда не показал себя скаредным, а теперь я обращаюсь к тебе с просьбой отдать мне церковь. Обещаю тебе отменить все, что было тебе неприятно в моих прежних переговорах с ал-Маликом ал-Адилем, и оставить все мысли об этом. Не отдашь ли ты мне, в таком случае, голое место и остатки тамошней святыни?» После того как это послание было доставлено, султан созвал своих советников и спросил их, какой следует дать на него ответ. Они единодушно посоветовали ему пойти на уступки и заключить мир, ибо мусульмане были измучены усталостью и тревогой, а также испытывали острый недостаток в самом необходимом. Поэтому было решено, что следует отправить такой ответ: «Поскольку ты демонстрируешь такое доверие к нам, а на добро следует отвечать добром, то султан будет относиться к сыну твоей сестры как к одному из своих сыновей, в чем ты вскоре сможешь убедиться. Он дарует тебе самую крупную из всех церквей — церковь Вознесения (Кумаму) — и разделит с тобой остальную страну; города в прибрежных областях, которыми ты сейчас владеешь, останутся в твоем владении; укрепления, которые мы занимаем в холмистой местности, останутся нашими, а территория между побережьем и горами будет поровну поделена между нами; Аскалан и города помимо него должны быть разрушены и не будут принадлежать ни вам, ни нам. Если ты хочешь получить некоторые из соседних деревень, то ты их получишь. Самым горестным для нас было решение об Аскалане». В 28-й день месяца, а это был день его прибытия, посол отбыл, полностью удовлетворенный. После того как он вернулся к своим, мы услышали, что франки идут в сторону Аскалана, направляясь в Египет. Мы также приняли посла от Кутб ад-Дина, сына Килиж Арслана, который доставил следующее послание от своего повелителя: «Папа идет на Константинополь во главе бесчисленного войска; одному Аллаху ведомо, какова его численность». Тут посол добавил, что по дороге он убил двенадцать всадников. «Пришли ко мне того, — продолжал этот правитель, — кому бы я мог передать мое королевство, ибо у меня не хватает сил защитить его». Султан не поверил содержанию этого послания и не стал раздумывать над ним.
В 29-й день месяца к нам прибыл ал-Хажиб Юсуф Сахиб ал-Маштуб, сопровождаемый Жофруа, послом короля Англии, и сказал: «Король благодарит султана за его любезность и говорит: «Прошу твоего разрешения поселить двадцать моих воинов в цитадели Иерусалима, а также того, чтобы христиане и франки, проживающие в этом городе, не подвергались дурному обращению. Что касается остальной территории, равнины и низменности будут нашими; горные области — вашими». Посол сообщил нам, что по собственному соизволению и благожелательству к нам король оставил все претензии на Святой Город, за исключением лишь права совершать в него паломничества, но что он сказал все это не по причине свой слабости. Посол провел с нами весь понедельник, на который пришелся последний день месяца. Мы также узнали от него, что все (в лагере франков) хотят мира и что королю было совершенно необходимо вернуться в свою страну. В этот раз он привез султану подарок, состоявший из двух соколов. Султан созвал всех эмиров, чтобы посоветоваться с ними о том, какой ответ следует послать на это обращение. Было решено сообщить послу, что мы не можем даровать королю никаких прав в Иерусалиме, за исключением права совершать паломничество. Затем, когда посол стал настаивать на том, чтобы паломникам не надо было платить никаких налогов, ему дали понять, что соглашаются с ним по этому поводу. Что касается Аскалана и других мест, то ему сказали, что они должны быть снесены; а когда он заметил, что король потратил огромные деньги на восстановление укреплений, ал-Маштуб сказал султану: «Отдай ему нивы и деревни в качестве компенсации его потерь». Султан согласился; однако потребовал, чтобы ад-Дарун и другие укрепления были срыты, а принадлежащая этим городам территория была очищена от строений, чтобы ее можно было поделить поровну. Что касается других городов и подчиненных им областей, то они решили, что все те, которые находятся между Яффой и Тиром, отойдут франкам, добавив: «В каждом случае, когда мы не сможем договориться о праве владеть деревней, мы будем делить ее пополам». Таков был ответ, отправленный королю. Посол уехал во вторник, в 1-й день месяца ражаб, взяв с собой Юсуфа. Он высказал пожелание, чтобы с ним отправили кого-нибудь, чтобы подтвердить ратификацию мирного договора, как только будут достигнуты предварительные соглашения; однако султан отказался, сказав, что пришлет своего человека, как только договор будет со всей определенностью заключен. Он снабдил посла богатыми дарами для франков взамен присланных ему, ибо никто не мог превзойти его в том, что касалось подарков; его сердце было таким большим, а щедрость — столь великой.
Поздно вечером накануне 3-го дня месяца ражаб вернулись Юсуф и посол короля. Первый был принят султаном в тот же вечер и сообщил ему новости, а посол предстал перед султаном утром в четверг, в 3-й день. Он передал султану такое послание: «Король просит тебя дозволить ему сохранить эти три города в том виде, в котором они есть, и не сносить их; ибо какое значение они могут иметь в глазах такого могущественного властителя? Король вынужден настаивать на этой просьбе из-за упрямства франков, которые не соглашаются на то, чтобы их отдать. Он отказался от всех претензий на Иерусалим и не будет настаивать на том, чтобы там находились монахи или священники, за исключением церкви Воскресения. Поэтому в случае, если ты отдашь ему вышеупомянутые города, можно будет достигнуть мира по всем вопросам. Франки сохранят за собой все, что ныне принадлежит им от ад-Даруна до Антиохии, а вы сохраните за собой все, что находится в ваших руках; тем самым все может быть улажено, и король сможет уехать. Если мир не будет заключен, франки не допустят отъезда короля, а он не сможет им противостоять». Какой же хитростью обладал этот проклятый человек! Для достижения собственных целей он сперва прибегал к силе, а затем к гладким речам; и хотя ему было известно, что необходимо уехать, он продолжал придерживаться той же линии поведения. Лишь Аллах мог оградить мусульман от его козней; никогда среди наших врагов не было человека более коварного или смелого, чем он. Когда султан получил это послание, он призвал к себе эмиров и советников, чтобы обсудить, как ему следует ответить на него, и вот какой ответ они в конце концов дали: «Что касается населения Антиохии, то мы уже ведем с ними переговоры, непосредственно связанные с этим городом. В настоящее время там находятся наши послы, и если они вернутся с удовлетворительным ответом, то мы включим этот город в мирный договор; в противном случае он не будет в него включен. Что касается городов, которыми желает обладать король, то они не имеют для нас большого значения, однако мусульмане никогда не согласятся расстаться с ними. Что до укреплений Аскалана, то пусть король примет Лидду, город на равнине, который возместит ему понесенные им расходы». Посол был отпущен утром в пятницу, в 4-й день месяца ражаб. На следующий день к отцу в гости прибыл сын султана ал-Малик аз-Захир, повелитель Алеппо. Султан очень его любил и выказывал явное предпочтение этому сыну, ибо видел в нем все признаки баловня судьбы и человека, наделенного великими талантами, равно как и административными способностями. Поэтому он выехал, чтобы встретить его, и встретил у ал-Азирии, ибо молодой правитель ехал со стороны равнины Иордана. Увидев его, он спешился, чтобы почтить его, заключил его в свои объятия и поцеловал в лоб; затем он отвел ему дом госпитальеров в качестве резиденции. В 7-й день месяца Юсуф вернулся в одиночестве и сообщил, что король сказал ему: «Мы категорически не можем допустить, чтобы хотя бы один камень был выбит из укреплений Аскалана; мы не можем позволить, чтобы в этой стране о нас рассказывали подобные вещи. Что до границ страны, они четко определены и не вызывают споров». После этого султан стал готовиться к походу на врага, чтобы этим энергичным шагом показать ему, что исполнен решимости продолжать борьбу.
Султану сообщили, что франки покинули свой лагерь и движутся в сторону Бейрута; поэтому в 10-й день месяца ражаб он выступил из Иерусалима и сделал остановку в местечке, именуемом ал-Диб. На следующее утро, в 11-й день месяца, в Святой Город из страны, лежащей близ Евфрата, прибыл ал-Малик ал-Адиль. Он побывал в Сахре и вознес там молитву, после чего выступил на соединение с султаном. Этот эмир уже покинул ал-Жийб и находился в это время в Бейт-Нубе, откуда послал в Иерусалим, чтобы собрать войска. Я присоединился к султану в Бейт-Нубе, ибо я не был с ним в тот вечер, когда он подготовился к отъезду. В воскресенье, 13-й день месяца ражаб, он вступил в Рамлу и вскоре после полудня сделал привал на холмах между этим городом и Лиддой; там он провел остаток дня. На следующее утро, очень рано, легковооруженные войска выехали к Базуру и Бейт-Жибрину, угрожая Яффе, а затем вернулись к месту прежнего привала, где он провел остаток дня. Он собрал своих советников и по их единодушной рекомендации решил осадить Яффу.