Саладин. Победитель крестоносцев
Шрифт:
Затем все присутствующие поклялись вместе с графом Анри, сыном сестры короля, который должен был стать его преемником в Побережье, и Барзаном, повелителем Тиверии. Госпитальеры, храмовники и все предводители франков присоединились к этой клятве. Вечером того же дня послы султана пустились в обратный путь к своему господину и, сопровождаемые сыном Онфруа, сыном Барзана и некоторыми другими предводителями, прибыли в лагерь ко времени последней вечерней молитвы. Послы франков были встречены с великими почестями и размещены в специально разбитом для этого шатре соответственно их рангу. Затем ал-Адил предстал перед султаном и сообщил ему о том, что произошло. На следующее утро, в 23-й день месяца шабан, султану был представлен королевский посол, который, взяв его царственную руку, заявил, что принял мир на предложенных условиях. Затем он и его товарищи попросили, чтобы ал-Малик ал-Адил, ал-Малик ал-Афдал, ал-Малик аз-Захир, Али ибн Ахмад ал-Маштуб, Бадр ад-Дин Дилдарим, ал-Малик ал-Мансур и все прочие предводители, такие как Ибн ал-Мукаддам и повелитель Шейзира, чьи владения граничили с землями франков, принесли клятву, что будут соблюдать условия договора. Султан обещал отправить с ними своего порученца к вышеозначенным предводителям, чтобы принять их клятву. Он также поклялся (соблюдать мир) с повелителем Антиохии и Триполи, оговорив, однако, что эта его клятва не будет действительной в случае, если этот правитель не принесет аналогичную клятву мусульманам, в каковом он не будет включен в договор. Затем он велел объявить в лагере и на базарной площади
После этого он приказал отправить сотню саперов в Аскалан для уничтожения стен этого города; он поручил командовать ими высокопоставленному эмиру, которому было дано указание проследить за тем, чтобы франки ушли. Отряд франков должен был сопровождать саперов и оставаться с ними до тех пор, пока укрепления не будут снесены, ибо христиане боялись, что мусульмане не станут их сносить. Это был день ликования; лишь Аллаху ведомо, какая безграничная радость охватила оба народа. Впрочем, было известно, что султан заключил мир не совсем по своей доброй воле. По этому поводу он как-то сказал мне во время одной из наших бесед: «Я боюсь заключения мира и не знаю, что со мной будет. Враги увеличат свое войско, а затем выйдут за пределы земель, которые мы им оставляем во владение, чтобы захватить те, которые мы от них очистили. Вот увидишь, каждый из них построит крепость на вершине какого-нибудь холма; я не могу отступиться, но это соглашение погубит мусульман». Так он сказал, и впоследствии его слова сбылись; однако он понимал, что в данный момент лучше заключить мир, ибо войска утратили мужество и соревновались друг с другом в неповиновении. Аллах решил, что мир пойдет нам на пользу, потому что вскоре после утверждения этого договора султан умер; если бы он умер в разгар военных действий, Ислам оказался бы в величайшей опасности. Поэтому, по особому повелению Аллаха и в духе обычно сопутствовавшей ему удачи, султан сам сумел заключить мир.
В 25-й день месяца шабан султан повелел Илм ад-Дину Кайсару отправиться в Аскалан с отрядом саперов и каменщиков для уничтожения городских укреплений. Было условлено, что король отправит вместе с этим офицером людей из Яффы для наблюдения за ходом работ по срытию укреплений и уходом из этого населенного пункта находившихся в нем франков. На следующий день по прибытии они приготовились немедленно приступить к работе, однако гарнизон помешал их намерению, утверждая, что король задолжал им деньги и что они не покинут город, пока не получат того, что им положено. «Пусть он нам заплатит, — говорили они, — и мы уйдем из города; или, если хотите, можете заплатить нам сами». Однако прибыл офицер, которому король поручил принудить их покинуть город. Работы начались в 27-й день месяца шабан и велись беспрерывно. Он (король) написал своим людям, чтобы они приняли участие в уничтожении укреплений, и каждой из сторон был поручен снос определенной части стены. «Когда она будет снесена, — гласил приказ, — вам будет позволено уйти». В 29-й день месяца султан отправился в ан-Натрун, и две армии соединились. Группа мусульман отправилась в Яффу, чтобы сделать покупки в этом городе, а группа врагов (франков) отправилась в паломничество в Иерусалим. Султан открыл им дорогу (буквально: «дверь»); он даже отправил с ними охранников, чтобы защищать их в пути и проводить их назад в Яффу. Такие паломничества стали очень частыми, и султан поощрял их, ибо знал, что посетившие святые места франки норовят как можно скорее вернуться домой, а это избавляет мусульман от их присутствия, которое всегда являлось источником опасности.
Король (Англии) был весьма раздражен тем, что пилигримов было так много; он обратился к султану с просьбой создавать на их пути всевозможные препятствия, разрешая поход только тем, кто представит какой-либо условный знак или выписанный на его имя документ. Франки очень негодовали по этому поводу и из-за этого еще более стремились совершить паломничество. День за днем прибывали толпы людей — предводители, люди более низкого звания и переодетые дворяне. Тогда султан начал оказывать почетный прием избранным им паломникам; он принимал их за столом и вступал с ними в дружеские беседы, давая им понять, что тем самым навлекает на себя неудовольствие короля. После этого он давал им разрешение продолжить паломничество, объявляя о том, что он игнорирует полученный им запрет. Извиняясь за эти поступки, он направил королю следующее послание: «Здесь есть люди, которые прибыли издалека, чтобы посетить святые места, и наш закон запрещает чинить им препятствия». Вскоре после этого болезнь короля приняла столь серьезный характер, что распространился слух о его смерти. Тем не менее в ночь на 29-й день месяца он направился в Акру, сопровождаемый графом Анри и всеми остальными врагами, так что в Яффе остались лишь больные да старые.
Как только этот вопрос был улажен и договор подписан, султан дал войскам разрешение разойтись. Первым ушел контингент из Арбелы; он вступил в поход домой в 1-й день месяца рамадан. На следующий день ушло войско, присланное городами Мосул, Синжар и Хисн Кейфа. Султан объявил о своем паломничестве (в Мекку) и теперь всеми помыслами обратился к исполнению этого замысла. Это я в день заключения мира предложил ему отправиться в паломничество. Мои слова произвели на него глубокое впечатление; он издал приказ, чтобы все в армии, желавшие совершить паломничество, внесли свои имена в список, желая тем самым узнать, сколько людей будут сопровождать его. Были составлены перечни всего, что потребуется для путешествия, — а именно посуды, одежды, продовольствия и других вещей. Эти документы были отосланы в глубь страны, чтобы было приготовлено все необходимое. После того как султан распустил войска и узнал, что враг начал готовиться к возвращению домой, он решил вернуться в Иерусалим, чтобы отдать распоряжения о его восстановлении, а также подготовиться к совершению паломничества. Он выступил из ан-Натруна в воскресенье, в 4-й день месяца рамадан, и сначала отправился в Самвил, чтобы навестить ал-Малика ал-Адиля. Однако этого эмира там уже не было; он уже вернулся в Иерусалим, и я был с ним, будучи присланным к нему султаном, вместе с Бадр ад-Дином Дилдаримом и ал-Адилем. В течение некоторого времени ал-Малик ал-Адил был вынужден по причине болезни жить отдельно от своего брата, но теперь он почти выздоровел. Когда мы сообщили тому эмиру о том, что султан направляется в Самвил, чтобы навестить его, он сделал большое усилие воли и выехал с нами, чтобы встретить султана, которого мы встретили, едва доехав до Самвила и до того, как он спешился. Ал-Адил подъехал к нему, сошел с коня, поцеловал землю, а затем вновь сел в седло. Султан велел ему подъехать ближе и спросил, как он себя чувствует. Затем они вместе отправились в Иерусалим, куда прибыли к концу того же дня.
В пятницу, в 23-й день месяца рамадан, ал-Малик ал-Адил, после того как он ассистировал во время общей молитвы, получил разрешение султана отправиться в ал-Керак. Ему предстояло проинспектировать эту крепость, а затем направиться в земли восточнее (Евфрата), которыми султан доверил ему управлять. Он только что попрощался со своим братом и стоял лагерем у ал-Азирии, когда ему сообщили о прибытии к нему посла из Багдада. Поэтому он направил гонца к султану, чтобы сообщить об этом, говоря, что собирается принять посла, чтобы подтвердить суть своей миссии. В субботу, в 24-й день, он прибыл к султану и сообщил, что посол прибыл к нему от Ибн ан-Нафиза, назначенного помощником багдадского визиря. Он прибыл, чтобы доставить послание своего господина ал-Адилю, прося его употребить свое влияние на султана и уговорить его проявить уважение к халифу, а также выступить в качестве посредника между султаном и диваном халифа. Тот же посланец привез упрек султану за то, что тот медлил с отправкой послов на порог халифата, а также ему было велено потребовать, чтобы он прислал в диван халифа ал-Кади ал-Фадиля для завершения неких переговоров между султаном и диваном, которые до сих пор не увенчались успехом. (В связи с этим) диван сделал самые блестящие предложения ал-Малику ал-Адилю, обещая ему в случае успешно оказанной дивану услуги обеспечить ему величайшее влияние и давая другие посулы подобного характера. Когда ал-Адил разговаривал по этому поводу с султаном, он не выказал ни малейшего намерения отправлять посла за указаниями от дивана или сделать вид, что его хотя бы в малейшей степени беспокоит вмешательство халифа. Дискуссия прерывалась и возобновлялась не один раз; между ними состоялось несколько более или менее длительных бесед по этому поводу, прежде чем султан решил направить (в Багдад) ад-Дийа аш-Шахразури. Как только ал-Адил уладил это дело, он вернулся в своей лагерь в ал-Азирию и сообщил ответ султана — что он согласился направить посла в диван халифа. В (следующий) понедельник он направился в ал-Керак, а во вторник, в 26-й день месяца рамадан, в Багдад выехал ад-Дийа.
Утром 27-го дня ал-Малик аз-Захир — да приумножится его слава! — тронулся в путь, побывав в мечети Скалы, чтобы совершить молитвы и попросить милости у Аллаха. Он тронулся в путь, и я сопровождал его, и он обратился ко мне и сказал: «Я вспомнил кое-что, о чем мне необходимо поговорить с султаном». Поэтому он послал попросить разрешения явиться к своему отцу, и как только это разрешение было получено, он взял меня с собой на эту аудиенцию. Все прочие удалились, после чего султан обратился к нему со следующими словами: «Поручаю тебя Всемогущему Аллаху. Он — источник всякого блага. Исполняй волю Аллаха, ибо это — путь мира. Избегай кровопролития; не уповай на него, потому что пролитая кровь никогда не дремлет. Старайся завоевывать сердца твоих подданных и пекись обо всех их интересах, ибо ты поставлен Аллахом и мной именно для того, чтобы заботиться об их благе; старайся покорить сердца своих эмиров, министров и знатных людей. Я достиг своего нынешнего величия, потому что завоевал сердца моих людей с помощью мягкости и доброты. Никогда не замышляй дурного против людей, ибо нет того человека, которого бы пощадила смерть. Будь благоразумен в общении с другими, ибо (Аллах) не простит тебя, если они не простят; а что касается твоих отношений с Аллахом, то Он прощает кающихся, ибо Он — Милостив». Он дал еще несколько указаний, но это все, что я смог припомнить после того, как мы ушли от султана, ибо к тому времени, как мы вышли от него, уже прошла значительная часть ночи и начинала заниматься заря. Под конец он разрешил нам уйти и поднялся со своего места, чтобы попрощаться с эмиром; он отпустил его, поцеловав в щеку, и, возложив руку на голову сына, поручил его заботам Аллаха. Эмир отправился спать в деревянный альков, принадлежавший султану, и мы оставались у него до рассвета. Затем аз-Захир отправился в путь, и я проехал с ним некоторое расстояние, прежде чем мы попрощались; затем он продолжил свой путь, хранимый Аллахом. Вскоре после этого отправил свой обоз ал-Малик ал-Афдал, но дела, которые он вел с султаном при моем посредничестве, вынудили его задержаться до 4-го дня месяца шаввал. Он пустился в путь вечером того дня, ближе к середине ночи, получив выговор от султана. Вместо того чтобы поехать по дороге, идущей по долине Иордана, он пустился в путь по прямой, сопровождаемый легковооруженной свитой.
Во время своего пребывания в Иерусалиме султан был занят раздачей наделов, роспуском войск и подготовкой своего путешествия в Египет. Что до намерения совершить паломничество, то его осуществление пришлось отложить, поэтому он утратил возможность совершить самое полезное дело вовремя. Так он проводил время до тех пор, пока не узнал наверняка, что корабль, на который взошел король Англии, отчалил от берега, увозя его в его страну; это случилось в первый день месяца шаввал (10 октября 1192 г.). Тогда он принял решение проехать по прибрежным областям с малой свитой, чтобы проинспектировать приморские крепости и добраться до Дамаска через Баниас. Он предполагал пробыть в том городе всего несколько дней, а оттуда вернуться в Иерусалим, чтобы затем отправиться в Египет. Он намеревался проверить состояние этой страны, чтобы внести необходимые изменения в ее управление, а также осуществить различные меры на благо всему обществу. По его распоряжению мне предстояло оставаться в Святом Городе до его возвращения, надзирая за строительством больницы, возводимой по его распоряжению, и за завершением создания основанного им учебного заведения. Он выехал из Иерусалима в четверг, в 6-й день месяца шаввал, и я выехал с ним, чтобы проводить его, как я сначала думал, до ал-Биры, где он остановился, чтобы пообедать; затем он направился в Наблуз, и я проехал часть пути с ним. Султан остановился на ночлег, а затем двинулся к этому городу, куда прибыл в середине дня в пятницу, 7-й день месяца шаввал. Его вышла встречать толпа людей, чтобы пожаловаться на ал-Маштуба и тот деспотизм, с которым он ими управлял. Он решил разобраться в этом деле и поэтому остался в Наблузе до середины субботы, когда выехал в Сибастию, чтобы проинспектировать состояние этого города. Затем он поехал по дороге на Каукаб, куда прибыл в понедельник, 10-й день месяца. Он осмотрел крепость и приказал произвести необходимые восстановительные работы. Во вторник, в 11-й день месяца шаввал, засвидетельствовать султану свое почтение прибыл Баха ад-Дин Каракуш, которому вернули свободу. Его прибытие доставило султану величайшее удовольствие, и действительно, он многим заслужил благосклонность своего правителя и сослужил великую службу делу Ислама. Он получил его санкцию отправиться в Дамаск, чтобы достать деньги, потребные для назначенного за него выкупа, который, как мне сказали, составлял двести тысяч (золотых монет?). Когда султан был в Бейруте, его навестил правитель, повелитель Антиохии, прибывший приветствовать его и заручиться его благосклонностью. Он оказал ему почетный прием и гостеприимно принимал его, даровав ему земли ал-Умк — поля, ежегодно приносившие урожай стоимостью в пятнадцать тысяч золотых монет (динаров).
Ал-Маштуб был оставлен в Иерусалиме с другими эмирами, однако ему не было доверено управление этим городом; полномочия правителя были возложены на Изз ад-Дина Журдика, назначенного султаном по возвращении этого эмира в город после заключения мира. До того как назначить его на эту должность, султан поручил мне узнать, что думают по этому поводу ал-Малик ал-Адил, ал-Малик ал-Афдал и ал-Малик аз-Захир. Кроме того, Журдик был избран правителем голосами всех религиозных и справедливых людей, потому что это был человек, заслуживающий доверия и защищавший всех честных людей. В одну из пятниц, находясь в мечети Скалы и действуя по приказанию султана, я ввел Журдика в его должность. После завершения общей молитвы я облек этого эмира новым достоинством, горячо попросив его верой и правдой исполнять свои обязанности и сообщив ему о том, как высоко его ценит султан. Вступив в должность, он самым достойным образом справился со своими обязанностями. Ал-Маштуб остался в городе вместе с другими эмирами и умер там в воскресенье, в 23-й день месяца шаввал (1 ноября 1192 г.). Молитвы над его телом были вознесены в мечети Ал-Акса, и он был погребен в собственном доме».
Таким образом, убийство 2700 пленных тюркских воинов нисколько не помешало заключению перемирия. Человеческую жизнь, тем более простых солдат, тогда одинаково не ценили ни христиане, ни мусульмане. Только богатые и знатные могли рассчитывать на относительно безбедную жизнь в плену в надежде на щедрый выкуп.
В целом мир удовлетворил обе стороны. Крестоносцы сохранили контроль над побережьем, что обеспечило сохранение монополии западноевропейских купцов в левантийской торговле. Зато во владении Саладина остался Иерусалим с его святынями трех мировых религий. Также своей заслугой султан считал то, что ему удалось не отдать крестоносцам Аскалон и тем самым устранить непосредственную угрозу Египту.