Саладин. Победитель крестоносцев
Шрифт:
Нельзя предвидеть, чем кончились бы предприятия Саладина: приготовления были уже сделаны, назначено место для сбора, и в эту самую минуту умирает султан…»
В течение своего правления Саладин встретил только одно упорное сопротивление со стороны христиан, и именно западных. Потому он и считал своими врагами только франков; он называл их врагами Аллаха, и войну с ними — священной войной…
Итак, Саладин стремился ни к чему другому, как к покорению Франции, Италии и всего христианского мира…
Особенно замечательно при этом то обстоятельство, что ненависть Саладина к христианам продолжалась только до тех пор, пока они составляли независимую от него нацию. Но победив однажды христиан, он смотрел на них другими глазами. С коптами-христианами в Египте он обращался весьма благосклонно. Еще до Саладина египетские христиане занимали все места по части финансов, раздела земель и т. п.; монастыри были многочисленны и богато наделены; фатимидские халифы не только терпели их, но и оказывали им большое покровительство. Им можно было доверять
Саладин, достигнув власти, из угождения Нур ад-Дину возобновил древние указы против христиан: он приказал им носить особую одежду и пояс; запретил ездить на лошадях и мулах; одни ослы были им разрешены; они не допускались ни к какой общественной должности, не могли ни громко молиться в церквах и употреблять колокола, ни совершать на улицах процессии в Вербное воскресенье; стены церквей оставались закиданными грязью; кресты сбивались с куполов; самих христиан всячески преследовали, что заставило многих отказаться от религии. Но после смерти Нур ад-Дина Саладин, оставшись полновластным господином, прекратил преследования и возвратил всем свободу. Он не только дал христианам право занимать места, но даже его эмиры, братья, племянники, дети брали христиан на службу и делали их своими управителями, секретарями и поверенными.
Такое обращение расположило к нему весьма египетских христиан; и это обстоятельство в соединении с другими чертами его великодушия по отношению к враждебным ему христианам распространило славу султана на Востоке и Западе. Этим объясняются те великолепные и даже преувеличенные похвалы, которыми осыпают Саладина христианские писатели, и особенно итальянцы; эти похвалы доходят до того, что, может быть, трудно будет найти что-нибудь подобное у самих мусульманских авторов.
Вот каким образом выражается о Саладине один христианский писатель, копт, в своей арабской «Истории Александрийских патриархов»: «Саладин при всех своих договорах с франками оставался верным данному слову. Если сдавался город, он давал жителям свободный выход вместе с женами, детьми и имуществом. Относительно пленных мусульман Саладин предлагал христианам выкуп, превышающий их стоимость; если франки отказывались, он обыкновенно говорил: “Я оставляю вам ваших пленных, но обращайтесь с ними столь же хорошо, как я со своими”. Вследствие того многие христиане отсылали ему добровольно мусульманских пленных, и султан щедро вознаграждал их за то. Часто случалось, что осажденные неприятели после взятия города выходили из него в полном вооружении, в панцире, набедреннике и шлеме — одним словом, как бы они шли на битву. Видя их, султан сначала улыбался и потом плакал; он не только не делал им зла, но даже давал конвои для их охранения. Так действовал Саладин по отношению к своим врагам, сообразуясь с предписаниями Пятикнижия: “Если, когда ты сидишь, осел твоего неприятеля пройдет с проклажей, свалившейся на одну сторону, то встань и поправь поклажу на середину” или со словами Евангелия: “Любите врагов ваших; творите добро ненавидящим вас; благословляйте клянущих вас и молитесь за оскорбляющих вас”; одним словом, он приноровлялся ко многим другим местам подобного же содержания, которые мы опускаем для краткости. Таким образом, Саладин в своих действиях следовал этим обоим законам (то есть Ветхому и Новому Заветам), не зная их, и только по одному Божественному внушению. А потому он и умер спокойно на своем ложе и имел достохвальный конец, как сам, так и все его потомство…»
Но Имар ад-Дин, секретарь Саладина, восклицает: «С Саладином вымерли великие люди; вместе с ним перевелись и люди достойные; добрые дела уменьшились, злые увеличились, жизнь сделалась труднее; земля покрылась мраком; наш век должен был оплакивать своего феникса, и исламизм лишился последней опоры».
Несомненно, своей расточительностью (если называть щедрость своим истинным именем) Саладин сумел привлечь на свою сторону многих египетских и сирийских эмиров и тем обеспечил создание великой империи. Однако в результате к моменту его смерти казна была совершенно пуста. Своим детям он не оставил буквально ни гроша. По свидетельству Баха ад-Дина, «до самой смерти он не накопил столько денег, чтобы оказаться обязанным отдавать зякат (обязательную милостыню бедным. — А. В.); он тратил все свои средства на благотворительность. В казне человека, обладавшего таким огромным богатством, осталось всего сорок семь насрийских дирхамов и один-единственный тирский слиток золота. Он не оставил ни добра, ни дома, ни недвижимости, ни садов, ни деревень, ни пахотной земли, никакой иной собственности».
Естественно, с пустой казной нечего было думать о новых завоеваниях. Поэтому вызывают большие сомнения утверждения, будто султан умер в разгар подготовки нового военного похода на Багдад. Планы завоевать Багдад, самому стать халифом и объединить вокруг себя весь мусульманский мир у Саладина, вероятно, были. Однако к моменту его кончины они еще не находились в стадии практической реализации. А вот насчет грядущих походов в Италию, Францию и другие западноевропейские страны была лишь пустая похвала, призванная запугать вождей крестоносцев. Но они не испугались, поскольку не хуже Саладина знали, что бронированный рыцарский кулак сокрушает тюркскую и бедуинскую конницу, не говоря уже об арабской пехоте. Главное же — у Саладина не было флота, чтобы переправить свои войска в Западную Европу. Поэтому о завоевании Италии или Франции оставалось только мечтать.
Что же касается отношения к христианам, то Саладин, как и другие мусульманские правители, вынужден был терпеть их в своем государстве, поскольку христиане различных конфессий играли ведущую роль в торговле, а частично в мореплавании и ремесле. Но, конечно, султан никогда не руководствовался в своей деятельности христианскими идеалами, вполне ему чуждыми, а опирался лишь на голый политический расчет.
В истории Востока Саладин остался первым полководцем, который одержал победу над крестоносцами и отобрал у них Священный город Иерусалим. Благодаря этому он стал великим героем ислама. Повторить его достижение удалось только через три с половиной столетия османскому султану Сулейману Великолепному, одержавшему победы над европейскими армиями. В то же время в области законодательства, государственного строительства никаких достижений за Саладином не наблюдается. Он был всецело человеком войны, подчинившим ей всю свою жизнь.
Не был Саладин и великим полководцем. Он не изобрел никаких новых тактических приемов или стратегии, а в столкновениях с крестоносцами чаще терпел неудачи, чем одерживал победы. Однако Саладин стал первым султаном, реально объединившим, пусть на короткое время, Египет и Сирию и бросивший всю военную мощь этих стран на борьбу с западной опасностью.
В то же время Саладин проявил себя как очень искусный дипломат, может быть, первый настоящий дипломат в исламском мире. Ему удалось объединить вокруг себя египетских и сирийских эмиров не только благодаря военной силе, но и благодаря умению убеждать, идти на уступки, достигать компромисса в удовлетворении их требований. Саладину удалось ограничить своеволие местных правителей, но в то же время оставить в их руках достаточно власти и влияния, чтобы им выгоднее было быть под его началом, чем проводить самостоятельную политику. Саладин сумел использовать в объединительных целях лозунг джихада, направленный против крестоносцев. Но султану не нужна была власть ради власти. Власть нужна была ему для реализации одной священной цели — отвоевания Иерусалима у «неверных». Саладин на пути к достижению этой цели не останавливался перед преступлениями. На его совести — убийство последнего фатимидского халифа. Кроме того, его не без оснований подозревали в отравлении своего дяди Ширкуха, своего сюзерена Нур ад-Дина и его сына. Однако прямых доказательств того, что указанные лица в действительности умерли насильственной смертью, нет и, очевидно, уже никогда не будет. Равно как никогда не будет найдено доказательств причастности Ричарда Львиное Сердце к убийству маркиза Конрада Монферратского. Решение всех этих вопросов выходит за пределы возможностей исторической науки.
На совести Саладина также многочисленные убийства пленных христиан. Однако его противники крестоносцы также печально прославились убийствами пленных мусульман. В тот жестокий век подобные поступки были в порядке вещей и преступлениями не считались.
После смерти Саладина его империю разделили наследники: Аль-Азизу достался Египет, аль-Афзалю — Дамаск, аз-Захиру — Алеппо (Халеб). Но между наследниками вскоре начались войны. Так, Абу л-Хасан Али ал-Малик ал-Афдаль Нур ад-Дин вскоре был изгнан из Дамаска своим братом ал-Маликом ал-Азизом и дядей, ал-Маликом ал-Адилем. А Абу Бакр Мухаммад ал-Малик ал-Адил Сейф ад-Дин, брат Саладина, занимавший при нем должность вице-короля (правителя) Египта, в 1200 году низложил ал-Мансура, внука Саладина, и стал властелином Египта. В 1202 г. он завладел Алеппо и Сирией, а впоследствии и Месопотамией, Келатом и Йеменом. Но и эта империя оказалась эфемерной и распалась после его смерти в 1218 году, причем Абу Бакр, как и Саладин, завещал разделить свою империю между сыновьями. Наследники постепенно отошли от дел, передоверив их визирям и военачальникам, и предались пьянству и разврату, что только ускорило конец династии. По справедливому замечанию Жозефа-Франсуа Мишо, «после смерти Саладина произошло то, что было нормой для Востока: царство силы и абсолютной власти сменилось царством смут и мятежей. Великий завоеватель не оставил завещания (фактически он все же разделил свое огромное государство между сыновьями. — А. В.), и это сделало неминуемым распад его империи. Один из его сыновей захватил Египет, другой — Алеппо, третий — Дамаск; Малек-Адель, брат Саладина, стал хозяином Месопотамии, остальные эмиры, члены династии Айюбидов, присвоили те города, в которых прежде были наместниками. Вскоре вспыхнула распря между Афдалем, владевшим Дамаском, и Азизом, султаном Египта. Малек-Адель сначала попытался примирить племянников, а затем, став во главе египетских войск, вытеснил и изгнал из Дамаска Азиза и объединил под своей властью все наследие Саладина. Его успехам помогло и то, что христиане, как обычно, не использовав распрей среди врагов, своим неумным поведением лишь содействовали их новой консолидации».
Кстати сказать, можно заметить, что крестоносцы в своих войнах с мусульманами превосходили их в вооружении (как сухопутном, так и морском), уровне боевой подготовки и организации, но политическая раздробленность препятствовала их окончательной победе. По этой же схеме во многом развивались отношения между Западом и Востоком вплоть до наших дней. Запад превосходит мусульманский Восток в военных и гражданских технологиях и в боеспособности своих армий, но различия в политике западных стран препятствуют достижению всех намеченных целей в регионе.