Саламина
Шрифт:
В этой игре, если ребенку не удается попасть в одну из дырок на аягоке, он передает его следующему. И так, от одного к другому, аягок дошел до самого младшего. Этот не промахнулся ни разу. Во время игры дети заметили, что нары, на которых они сидели, движутся, а шкура на окне выпучилась внутрь. Тогда один из ребят бросил аягок в окно. Было очень ветрено, все лампы задуло. Дети забились в угол на нарах, а самый старший отправился в соседний дом за огнем. Лампы зажгли, дети продолжили игру, и, как и раньше, младший ни разу не промахнулся. Потом нары снова начали двигаться, и тут в дальнем конце сеней появилась большая фигура, одетая в амаут (меховая одежда с капюшоном; в капюшоне часто носят маленьких детей). Повернувшись
31
Уло или улу — эскимосский нож изогнутой формы.
Когда люди вернулись из гостей, старики сказали: «аясисарпут».
На этом кончается история о Нернаке и его семье, рассказанная дочерью Нернака, Арнапе.
Исходя из приводимых ниже заключительных «воспоминаний» Эмануэля, есть основание думать, что его дед ангакок, если он когда-нибудь существовал, приходился ему прапрадедом. Из повествования это ясно, но все даты, приводимые в рассказе, нас путают. Даты у Эмануэля странные. Ему ничего не стоит сказать: «В 1869 году я впервые заметил, что у меня есть старая бабка», хотя записи в церковной книге показывают, что только 28 марта 1871 года мать Эмануэля заметила, что у нее есть Эмануэль. В лучшем случае он был замечен в августе 1870 года, если предположить, что мать знала о нем за восемь месяцев до его появления на свет. Но что знают эти старики о датах? И какое им до них дело? В день рождения сестры Эмануэля, Беаты, я спросил ее:
— Сколько вам сегодня исполнилось, Беата? Тридцать два?
— Не знаю, — ответила она, — может быть.
— Или, может быть, тридцать три?
— Да, — сказала она и радостно улыбнулась.
А глупые записи утверждают: «Беата Элизабет Катрина (Самуэльсон) Лёвстром род. 13 июня 1878 г.» Во всяком случае, если великий предок Эмануэля и не мог, как утверждает Эмануэль, родиться в 1700 году, он все же мог быть языческим ангакоком в отдаленных местах на севере Гренландии в восемнадцатом веке или несколько позже. Пусть цифры лгут, но Эмануэль не лжет. Внимание! Говорит Эмануэль.
Тот, кто рассказал мне эту историю, начал так:
«Теперь я расскажу тебе о своем деде. Он родился приблизительно в 1700 году и был великим ангакоком. Жена его тоже была ангакоком, причем более сильным, чем он сам. Выпуклые глаза женщины говорили о большой борьбе, которую она вела из-за своих духов-помощников.
Они жили к северу от Игдлорсуита близ берега, в Эркутаке, который никогда не покидали. У них были только сыновья, а жене очень хотелось иметь дочерей. Наконец, не в силах больше противиться желанию иметь дочь, она взяла на время другого мужчину, чтобы забеременеть и родить девочку. Ребенок родился, и вправду — девочка. Она была последним, самым младшим ребенком в семье. Ее назвали Арналуак. Счастливая мать почти не отходила от нее.
Однажды разразилась эпидемия какой-то болезни, занесенной английскими китобоями; умерли почти все жители поселка. Случилось это летом, когда люди жили в палатках. Все заболевали и умирали. Мать Арналуак ничего не могла для них сделать, но над своими детьми она совершила волшебный обряд раньше, чем они успели заболеть. Вот как она это сделала.
Как-то ранним утром она повела всех детей, одетых только в штаны, без камиков, на берег и там побросала одного за другим в воду, а затем обрызгала соленой водой. Проделав это, она пошла с ними назад, расположив их гуськом
Когда все дети зашли в палатку, мать постояла сначала в одном углу, потом в другом и весь день переходила из угла в угол. Так она наложила на детей чары ангакока и предохранила их от заболевания. Ни один из них не умер, несмотря на смерть всех остальных жителей поселка.
Дети росли и начинали наблюдать, как их отец занимался Торнарсукской магией. Ангакока клали на пол и крепко связывали, чтобы он не мог распутать веревки. На пол стелили мех. Ангакок запевал ангакокскую песню «акиут». Находившиеся в доме пели вместе с ним. Во время пения ангакок освобождался от веревок, вставал и призывал одного из своих духов-помощников, Митатдлуссокуне. Иногда дух являлся и произносил только: «Путукуто, путукуто». Говорят, что духи произносят это в тех случаях, когда людям предстоит столкнуться с нуждой. Народ всегда очень огорчался, услышав это слово. Но иногда дух, входя, говорил: «Каяк, каяк», и люди были счастливы, так как это предвещало изобилие.
После ухода духа-помощника ангакок призывал своего Кавдлунакуне. Тот говорил всегда одно и то же: «Неправда ли, Торнарсук злой?» Ангакок с ним соглашался, тогда дух вдруг начинал говорить по-датски, а ангакок переводил. Когда дух уходил, ангакок призывал свою Арнакуне (женский дух). При появлении этой громадной женщины все находившиеся в доме разбегались. Она приближалась к мужчинам с ужасающим шумом «бум!», «бум!», и при этом с нее сама собой спадала одежда. Мужчины очень боялись Арнакуне. Даже ангакок пугался и хватался за балки, потому что духи этого боятся.
Когда Арнакуне наконец уходила, ангакок вызывал Атдлернакуне (подземного духа). Этот совсем не страшен.
В числе духов-помощников ангакока был большой каяк — точнее, только передняя часть его. Этот каяк применялся в тех случаях, когда кто-нибудь из сыновей ангакока плыл во время бури на каяке и нуждался в помощи.
В числе духов-помощников был также айсберг.
Если ангакок хотел, чтобы его дух, Митатдлуссокуне, явился в дом, то тушил свет, уходил в дальний угол комнаты и бил по шкурам. Затем внезапно становилось светлее и мясо на шкурах начинало греметь. Ангакок показывал Митатдлуссокуне крыло сокола, поседевшего от старости.
Арналуак была единственной дочерью в семье. Она, бывало, рассказывала о громадном женском духе своего отца, Арнакуссуане: как этого духа впускали, когда дети сидели под нарами, и как взрослые чуть не умирали от страха.
Это было ужасно».
XLIV
Старая и новая вера
Однажды зимней ночью, во время бури, в самое темное время года, в маленьком обществе, сидевшем у меня вокруг стола, освещенного светом лампы, почему-то зашел разговор об ангакоках. Ах, да, я, кажется, баловался с монеткой; да, так оно и было. Я проделал какой-то простой маленький фокус, проделал один раз и, как ни странно, удачно. У меня хватило ума остановиться на этом. Все присутствующие были в изумлении. И тут мы заговорили об ангакоках, колдунах этого племени.
— Может быть, и вы ангакок? — спросил один из гостей.
— Может быть, — ответил я и многозначительно улыбнулся.
— Мой дед, — продолжал я, так как меня определенно слушали с интересом, — был ангакоком у американских индейцев. Их бог — Торнарсук, хотя называют они его другим именем. Хоть я сам никогда не занимался магией как ангакок, но Торнарсук дал мне «торнака» (торнак — дух-хранитель), а дед дал мне «арнаук». Мой дед также обучил меня тайнам своего дела.
— У вас есть арнаук? Покажите его нам! — закричали все женщины. Их было три: Маргрета, Саламина и случайно зашедшая Регина.