Саломея
Шрифт:
После обеда случился наплыв клиентов, и у нее не было времени даже присесть, не то что заговорить с кем-то из коллег. Елена двигалась с четкостью автомата, с дежурной любезной улыбкой обслуживала покупателей, и все это время женщину не покидало ощущение, что она в тысячный раз видит надоевший, неинтересный сон, не имеющий отношения к ее действительной жизни. Вечером, выйдя на улицу и жадно вдохнув сырой холодный воздух, она спросила себя, как могла любить такую работу раньше, и не нашла ответа.
Наталья Павловна откликнулась по домофону немедленно, будто стояла рядом и ждала звонка.
– Сейчас спущусь и проведу вас, заодно
Елена взглянула на часы. Время близилось к девяти вечера. Во дворе было людно. То и дело, разбрызгивая лужи, с улицы въезжали машины, смеялись загулявшиеся после школы дети, звонко лаяла какая-то собачонка, судя по сверлящему пронзительному голоску, совсем крошечная. Оглядевшись в поисках источника лая, Елена заметила у соседнего подъезда знакомую фигуру в модном красном пальто. Лай вырывался у нее из-за пазухи. Предметом негодования собачонки был огромный мастиф молочно-белой окраски, похожий в сумерках больше на гипсовую скульптуру, чем на живого пса. Он стоял в нескольких шагах от дамы в красном пальто, до предела натянув короткий поводок и обратив темную морду к скандалистке. Его хозяин, похохатывая, что-то рассказывал даме, а та недовольно ежилась, пытаясь легкими шлепками успокоить собачонку. Елену она не замечала. Прислушавшись, женщина поняла, что говорят о покойном профессоре, и навострила слух.
– Похороны через три дня, а у него дочь в тюрьме! Нечего сказать, история! – говорила дама, морща бледное, вытянутое лицо, ярко освещенное горевшим над крыльцом фонарем. – Я остановила сегодня во дворе Наталью, спросила, что удалось сделать, она ответила – ничего. Значит, все-таки это Кира…
– Да что вы, быть не может, такая милая девчонка! – возражал сосед, тщетно пытаясь сдвинуть с места пса, завороженного лаем маленькой собачонки. – Мы же все ее с детства знаем, она тут в «классики» играла, через скакалку прыгала…
– И допрыгалась! – резюмировала дама. – К вашему сведению, она уже совсем не девчонка, и давно я что-то не видела ее со скакалкой! Все больше с какими-то грязными парнями, которым тоже место в камере!
– Думаете, они того… Из-за драгоценностей убили старичка?
– Ах, ничего я не думаю! – раздраженно произнесла та. – Знаю только одно, что все это ужасно, и добро, как видите, не вознаграждается. Он ведь ее воспитывал как родную дочь, ни в чем не отказывал, подарки дарил, какие детям не дарят! Деньги давал, квартиру купил… И вот благодарность!
– А может, все-таки не она? – сомневался сосед.
– Кто же тогда? – Его замечание окончательно разозлило даму в красном пальто, и она заговорила отрывисто и резко: – Конечно, ее будут защищать! Ах, бедная девочка, такая молоденькая, хорошенькая… Как будто такие не убивают!
– Да зачем, зачем? – не сдавался мужчина.
Его собеседница подняла руку на уровне лица и с силой растерла щепотью нечто невидимое:
– Деньги, вот что!
Она явно хотела пояснить свою мысль подробнее, но вдруг осеклась, обернувшись на визгливый стон, который издала тяжелая железная дверь, открывшаяся у Елены за спиной. Обернувшись, та увидела невысокую женщину в черном плаще.
– Это вы? – негромко спросила женщина, меряя взглядом Елену.
– Наталья Павловна?
– Идемте, не хочу стоять на сквозняке. Неважно себя чувствую сегодня.
Впустив гостью в подъезд, она снова оглядела Елену и близоруко прищурила блестящие черные глаза:
– Теперь я понимаю Мишу.
– А что такое? – насторожилась женщина, в свою очередь, осторожно разглядывая собеседницу, пока они шли к лифту. Наталья Павловна была ниже ее на голову. Худенькая, какая-то высохшая, с желтоватым лицом, покрытым сетью мелких тонких морщинок, в шуршащем черном плаще, делавшем ее еще стройнее, она казалась преждевременно состарившейся девочкой. Это впечатление усиливали совсем молодые глаза. Жесткие черные волосы, тронутые проседью, которую Наталья Павловна и не думала маскировать, были гладко зачесаны назад и собраны в пучок на затылке. Все это Елена рассмотрела вблизи, пока они поднимались в лифте на девятый этаж, и все это ей неожиданно понравилось. Сестра профессора привлекала именно своей простотой, нежеланием притворяться не тем, что она есть, скрывать годы и недостатки. Елена невольно прониклась к ней уважением и спросила себя, сможет ли она сама так же достойно встретить когда-нибудь надвигающуюся старость?
– Миша очень просил не говорить вам о нем плохо, – выдержав паузу, во время которой она окончила осмотр новой знакомой, ответила Наталья Павловна. Выйдя из лифта, женщина на ходу достала ключи и торопливо отперла дверь, обитую тисненой кожей: – Да я и не собиралась портить ему имидж. Какое мне дело? Пусть устраивает свою личную жизнь, пора уже.
Елена поежилась, входя в гостеприимно распахнутую дверь, и тихо произнесла:
– Все это лишнее… мы просто знакомые.
– Как я уже сказала, мне нет до этого дела. – Закрыв дверь на щеколду, женщина обернулась к гостье: – А вот до Киры есть! Все очень, очень плохо, вы знаете?
– Что еще случилось? – испуганно переспросила Елена. – Кроме того, что Миша отказался вести переговоры со следователем?
– Знаете уже? Но не это самое худшее… – Усталыми, замедленными движениями стянув плащ, Наталья Павловна бросила его на столик перед зеркалом и, взглянув на свое отражение, пригладила волосы, хотя прическа была безупречной. – Ужасно то, что Кира, оказывается, ночевала у себя на квартире в ту ночь, когда убили Вадима…
Повисла пауза, нарушать которую никто не торопился. Елена молчала, пытаясь осознать услышанное, Наталья Павловна все смотрела в зеркало, будто спрашивая совета у своего двойника. Первой заговорила гостья. Глубоко вздохнув, Елена севшим голосом поинтересовалась, как такое возможно?
– Кира ночевала там и ничего не знала об убийстве?! Откуда вообще это стало известно?
– Она сама призналась следователю, когда он познакомил ее с показаниями консьержки, дежурившей той ночью. Ее видели, понимаете? И как она появилась, и как уехала на рассвете. И Кира не стала упираться, созналась, что приезжала.
– Зачем?!
– Якобы забрать вещи. Поссорилась с парнем, у которого жила, решила вернуться к подружке… Я давно уже не вникаю в ее жизнь, сердце сорвала, пока воспринимала, как родную. Стараюсь думать, что она мне чужая, но вот… – И женщина слабо улыбнулась сухими бескровными губами. – Не получается.
– Кира не говорила, что была в квартире так недавно… – растерянно пробормотала Елена. – У меня сложилось впечатление, что она вообще там не появлялась!
– О, она редко сознается в чем-то по своей инициативе, разве когда припрешь ее к стенке! Но что мы тут стоим, идемте, выпьем чаю! – И женщина жестом пригласила окончательно упавшую духом гостью в столовую, видневшуюся за приоткрытой дверью справа по коридору.
Гостью ждали – на столе, покрытом белоснежной накрахмаленной скатертью, стоял чайный сервиз, корзинка с печеньем, хрустальные розетки с вареньем. Достав из-под ватной бабы огромный заварочный чайник, Наталья Павловна наполнила две чашки, и одну из них поставила перед Еленой, присевшей к столу: