Саломея
Шрифт:
– Миша, как же это? – нахмурилась она, пытаясь хоть что-то прочесть в его веселых карих глазах. – Квартира была просто вылизана!
– Значит, не такой уж я неряха! – шутливо заявил тот и снова потянулся к ней. На этот раз ему удалось поцеловать женщину в губы. Она слишком растерялась, чтобы успеть увернуться.
– Это странно, – пробормотала она, с трудом переводя дыхание и откидываясь на спинку сиденья. Михаил с чрезвычайно довольным видом завел мотор, и спустя минуту машина двинулась с места. – Могу поклясться, что там накануне сделали уборку. Или за день до того… Словом, только что. Ты, может, очень аккуратный человек, но ведь не ангел бесплотный! Ходишь по паркету, трогаешь полированную мебель, топчешь ковры…
– Да с чего ты взяла, что там была уборка? – скучающим тоном протянул он. – Я не помню, когда наводил чистоту. Последние недели на работе зашивался, приходил и сразу падал на постель, не раздеваясь, а утром в душ – и за руль. А в ночь перед нашим свиданием я вообще там не ночевал! Пришлось до утра сидеть в офисе, вести переговоры он-лайн с зарубежными партнерами. Там же в обеденный перерыв отключил мобильный, прилег вздремнуть на диванчике и позорным образом проспал наше свидание… Даже стыдно было тебе потом позвонить и признаться! А приехал на квартиру только к вечеру, и мне сразу сунули под нос это убийство. Я и наверх не поднимался – что толку, раз все опечатано?
Женщина слушала его, борясь с накипающим недоверием и вместе с тем понимая, что Михаил, скорее всего, говорит правду. «Зачем ему врать?» Но ее мучило несоответствие его заверений и действительности, мучило до того, что Елена на миг явственно ощутила навязчивый запах лимона – запах, которым была пропитана квартира профессора.
– А кто же мог там убраться? – вслух подумала она и тут же ответила себе: – Убийца. Ему нужно было, чтобы нигде не осталось отпечатков пальцев… А может, и других следов.
– Ну, за что, за что мне это? – сквозь зубы проговорил Михаил, обращаясь, вероятно, к дороге, на которую в данный момент смотрел. – Неужели ты так и будешь говорить со мной либо об убийстве либо о моей дочери? Ничто иное тебя уже не волнует?
– На данный момент – нет! – честно ответила Елена. – А кстати, о твоей дочери… Она убраться не могла? Квартира все-таки принадлежит ей.
– Кира?! Убраться?! – Мужчина хохотнул, не отрывая взгляда от дороги. – Да это первая на свете неряха, тетка так и не сумела приучить ее к чистоте. Видела бы ты, во что превращалось любое место, где принцесса проводила хотя бы пару дней! Вещи на полу кучей, посуда грязная, везде окурки, огрызки, чашки из-под кофе… Хотя я и не люблю эту Наталью Павловну, но должен признать – ей на том свете простятся многие грехи за то, что она семь лет возилась с Кирой. Во всяком случае, я бы ей простил!
– Значит, чистоту навел убийца! – пришла к окончательному выводу женщина. Она старалась не слушать, как Михаил поносит дочь, чтобы вновь не накинуться на него с упреками. – Теперь понятно, почему соседка ничего не слышала. Он старался не шуметь. Тем более убираться пришлось ночью, ты же сказал, что профессора убили в ночь на пятнадцатое… Знаешь, пора мне назначить свидание следователю. Предъявлю ему плащ, расскажу о пятнах на постели, об уборке… Сами они могут до всего этого не додуматься.
– Так, все! – Михаил резко тормознул и свернул к обочине, чем вызвал шквал негодующих гудков сзади.
Женщина вздрогнула и оглянулась, словно разбуженная:
– Что ты делаешь?! Вон та «пятерка» чуть тебе в зад не врезалась! Ты хоть поворотник включил?!
– Если ты при мне еще раз начнешь беседу на тему крови на покрывале или чистоплотного убийцы – я выйду из себя, клянусь!
– И что тогда? – с невольным любопытством спросила Елена.
– Ты меня больше не увидишь!
– А ты уверен, что это будет для меня страшным наказанием?
Можно было хлопнуть дверцей и уйти, но женщина осталась сидеть, давая собеседнику возможность отразить удар. Михаил, потрясенный ее недобрым ехидством, молчал, то ли обдумывая ответ, то ли ожидая, не добавит ли она еще что-нибудь. Елена не выдержала и нарушила тишину первая:
– Думаешь, нам с тобой вообще стоит встречаться?
– Хм… – откашлялся тот с таким видом, будто у него что-то застряло в горле. – Ну, если ты так ставишь вопрос… Странно, мы даже любовниками не были. А у меня такое впечатление, будто мы разводимся.
– Ты женат-то был? – усмехнулась она. – Все эти россказни насчет матери Киры, как она будто бы тебя обчистила при разводе, и ты решил после этого не обрастать имуществом… Слезами можно захлебнуться, как послушаешь, а ведь все – вранье!
– Женат я был, и не раз, а дважды. – Михаил улыбался, но веселья в этой улыбке не было. – Не на матери Киры, конечно. Детей в браке, к счастью, не имел. Говорю «к счастью» не потому, что я такое чудовище – ненавижу детей, а потому, что какой из меня папаша? Имущество делил, что было, то было. Жены, надо сказать, расставались со мной не очень мирно, вырывали пуговицы с мясом, даже адвокаты им говорили, что не надо бы так кровожадно. Наверное, это меня очень плохо характеризует, да? С хорошим мужем и прощались бы по-хорошему…
Елена только пожала плечами. Он встревоженно заглянул ей в глаза:
– Ты так не думаешь?
– Я стараюсь вообще не думать, потому что больше тебе не верю. Ты же постоянно врешь! Каждый день узнаю о тебе какую-то новую правду, с меня уже хватит.
– Сейчас я не вру.
– А зачем врал раньше?
– Хотелось лучше выглядеть в твоих глазах. – Михаил поймал ее руку и крепко, до боли, сжал, так что женщина слабо вскрикнула. Он тут же ослабил хватку, но руки она не отняла, сама не зная почему. Может быть, виной тому был его сдавленный, прерывающийся голос. – И это единственная причина, поверь. Я ведь дважды разведенный, бездомный, никому на свете ненужный тип, который живет то на съемных квартирах, то у друзей, и которого презирает собственная дочь. Вот она, правда. А уж если до конца… – Он вновь сжал ее пальцы, на этот раз нежно, умоляюще, и тихо закончил: – Я очень хочу быть с тобой.
Елена молчала. Ей было и очень плохо, и хорошо, хотелось одновременно улыбнуться и заплакать. Было жаль Михаила, которого она никогда не видела таким несчастным, пришибленным, и еще больше жаль себя, потому что она ясно понимала, что этого человека любить уже не сможет. Он ждал ответа, а женщина молчала, тщетно пытаясь придумать слова, которые все объяснят и никого не обидят. Положение спас случайный взгляд, брошенный ею на часы, вмонтированные в приборную доску. Глубоко вздохнув и выпрямившись, Елена сказала: