Саломея
Шрифт:
– Здесь, у меня, – машинально ответила Анастасия Петровна, явно сбитая с толку. – Да зачем вы все это спрашиваете?
– Значит, вы могли подняться в квартиру профессора во втором подъезде и, пройдя через дверь в шкафу, спуститься сюда, на пост, утром пятнадцатого марта? Вы ведь знаете, что после ремонта эти квартиры соединили?
Хотя Елена и рассчитывала произвести эффект, задав этот вопрос, реакция Анастасии Петровны все же ее поразила. Женщина открыла и тут же захлопнула рот – резко, как только что дергала ящик с ключами. Ее лицо посерело, под глазами вдруг обозначились мешки. Придя в себя, она замотала головой:
– Да
– А что вы рассказали милиции? Сказали вы им, где провели ночь на пятнадцатое и почему спустились на пост только в семь тридцать?
– А вас это не касается! – Анастасия Петровна раскраснелась. Она бросала на посетительницу поистине убийственные взгляды, и Елена порадовалась тому, что не подошла к столу вплотную. «Запросто может пустить в меня стакан с кипятком!»
– Меня это очень касается, потому что из-за вас могут посадить невинного человека, – твердо сказала она.
– Да кто вы такая?! Не должна я вам отчитываться и не буду! Что вам от меня нужно?! Может, я за лежачим больным всю ночь ухаживала!
– В какой квартире живет этот больной?
Вместо ответа Анастасия Петровна встала и скрылась в каморке под лестницей. Елена напрасно прождала не– сколько минут, появляться та не собиралась. Вновь запищала открываемая дверь подъезда, вернулся с прогулки мужчина с мастифом. Собака, тяжело отряхивая ожиревшие бока, натягивала короткий поводок, торопясь к лифту. Псу явно не терпелось попасть домой и обсохнуть, и Елене вдруг тоже захотелось уйти. «Что я здесь делаю? Вышло в точности, как я думала. Если следователю нет дела до этой вахтерши, что тут можно изменить? Она будет отпираться до последнего…»
Елена вышла на крыльцо и огляделась. Дождь усилился, мокрые пятна на асфальте превратились в лужи. Неподалеку мокла машина Михаила. Она ярким пятном выделялась на фоне других автомобилей, привлекая к себе внимание, как будто задавая вопрос и требуя участия. Елена подошла к машине вплотную, разглядывая сквозь тонированные стекла знакомый салон. «Вот здесь я всегда сидела, рядом с ним, а свои вещи бросала на заднее сиденье. Дней десять назад забыла зонтик, так и не удосужилась забрать, хожу со старым…» Зонтик и сейчас лежал на заднем сиденье, в аккуратно застегнутом чехле, похожий на маленькую бронзовую дубинку. Елена не могла оторвать от него глаз, хотя твердила про себя, что нужно немедленно ехать домой, если она не хочет намертво застрять в вечерних пробках…
– Как, вы снова здесь?
Неслышно подошедшая сзади Наталья Павловна куталась в бесформенную, будто с чужого плеча черную куртку. Из-под надвинутого капюшона виднелась лишь нижняя часть лица, Елена узнала тетку Киры только по голосу и свистящему дыханию.
– А где же Кира? – В голосе Натальи Павловны за– звучали ядовитые нотки.
– У следователя, – машинально ответила женщина.
– Заварила кашу на пару со своим папенькой, – сквозь зубы проговорила та. – Они теперь долго не распутаются, вот увидите, еще начнут грязью друг в друга кидать! А как иначе? Если один невиновен, другой виноват. И наоборот.
– А если оба виноваты? – неожиданно для себя задала вопрос Елена.
Наталья Павловна сдвинула капюшон на затылок, озадаченно разглядывая собеседницу.
– Зачем на этот раз пожаловали? – Ее испытующий взгляд продолжал безмолвно допрашивать женщину.
Елена стойко выдержала его и уже собралась было с достоинством ответить, что приезжала по личному делу, как вдруг Наталья Павловна кивнула и сама продолжила:
– Я вчера по углам собрала еще пару пакетов Кириного барахла. Заберете или мне придется снова с ней воевать? Не хотелось бы…
– Что ж, заберу, – пожала плечами женщина, сбитая с толку словоохотливостью своего вчерашнего недруга.
Тетка Киры как будто забыла, что совсем недавно выразила желание никогда больше не встречать Елену.
– Кстати, где она сейчас живет, если не секрет? – осведомилась Наталья Павловна, направляясь к подъезду. В руках у нее был пакет с покупками, оттуда торчал батон в целлофане, высовывался сизый хвост мороженой трески, измятые стрелки зеленого лука. Ее обычно изжелта-бледное лицо слегка разрумянилось, вероятно, от сырой погоды. В целом женщина выглядела умиротворенной и спокойной, как человек, примирившийся с жизненными обстоятельствами и простивший всех своих врагов. Елена проигнорировала ее вопрос, а та не повторила его, будто спросила не из интереса, а из вежливости.
Новой вахтерши на месте не было, за нее дежурил медленно закипавший электрический чайник. Нажимая кнопку лифта, Наталья Павловна иронически произнесла:
– Вот, еще один человек, который желает, чтобы ему платили ни за что. Весь день блистательно отсутствует.
– Вы о Татьяне Семеновне? – Елена вошла вслед за ней в лифт.
– О ней, – фыркнула та. – И о многих еще людях. Вы вообще заметили, сколько на свете желающих прожить на дармовщинку? Просто удивительно, что кто-то еще работает!
«Лучше промолчать!» – решила Елена и была права, потому что Наталья Павловна тут же заговорила о племяннице. Выйдя из лифта, она продолжала шипящим, задыхающимся голосом, нашаривая ключи на дне своей черной потрепанной сумки:
– Кирина мать была иждивенка чистой воды, но та хоть вела хозяйство и ухаживала за мужем. Что касается самой девчонки… Она не умеет вымыть за собой тарелки, подмести пола, застелить кровать ей тоже не под силу. Я уж не говорю о таких вещах, как стирка и готовка. Бывают, конечно, женщины, которым такие земные вещи ни к чему, они всю жизнь посвящают науке или искусству и оплачивают домработницу… Но от Киры этого ждать нечего. Ни учиться, ни работать она теперь уже не будет – рассчитывает на наследство. Где же ключи… Хорошо, если ее возьмет замуж толковый парень, который будет на нее всю жизнь пахать, а если нет, девчонка все прокутит и останется нищей…
С раздраженным возгласом выловив из сумки связку ключей, Наталья Павловна отперла наконец дверь и жестом пригласила спутницу в прихожую:
– Постойте здесь, я вынесу пакеты. Проходить не предлагаю, незачем, да я и паркет вчера натерла. Мастика еще не впиталась.
Остановившись у входа, Елена прощальным взглядом обводила полки с поредевшими книжными рядами, плотно прикрытые двери, ведущие в комнаты – в столовую, в кабинет профессора, в спальню и комнату Киры. Ей отчего-то стало грустно, хотя с этой квартирой у женщины не было связано никаких воспоминаний. Елене на миг удалось увидеть этот дом глазами Киры, глазами ребенка, который растет в окружении тысяч книг, как в зачарованном замке, не зная до поры ни правды о своем рождении, ни цены денег, ни истинных чувств окружающей ее родни.