Сальватор. Том 1
Шрифт:
Нет, мы промолчим.
XXVI.
Женитьба Корсара
В течение десяти лет, последовавших за событиями, о которых мы рассказали, желая, по своему обыкновению, дать представление о характере наших героев, капитан Эрбель, уже знакомый нашим читателям, шел, не сворачивая с раз избранного пути.
Нам будет довольно сделать краткий обзор его побед, знакомый нам из газет того времени.
«Святой Себастьян» – португальское судно, направлявшееся из Суматры в Иль-де-Франс с трехмиллионным грузом. Доля Эрбеля составила четыреста тысяч ливров.
«Шарлотта» – голландский корабль водоизмещением триста шестьдесят тонн, имевший на борту двенадцать пушек и семьдесят человек экипажа. «Шарлотта» была продана за шестьсот тысяч ливров.
«Орел» – английская шхуна водоизмещением сто шестьдесят тонн, проданная за сто пятьдесят тысяч ливров.
«Святой Иаков» и «Карл III» – испанские корабли, проданные за шестьсот тысяч ливров.
«Аргос» – русское судно в шестьсот тонн.
«Геракл» – английский бриг в шестьсот тонн.
«Гордец» – английский парусник и так далее.
К этому списку, опубликованному в официальных газетах того времени, мы могли бы прибавить еще тридцать или сорок наименований, однако в наши намерения отнюдь не входило давать полную биографию капитана Эрбеля, мы лишь хотим дать читателям представление о его характере.
Вернувшись в Сен-Мало зимой 1800 года вместе с верным Пьером Берто, он получил от своих земляков все возможные свидетельства симпатии. Кроме того, его ожидало письмо от первого консула, приглашавшего его немедленно прибыть в Париж.
Бонапарт прежде всего поздравил храброго бретонца с его необычайными походами, а затем предложил ему чин капитана и командование фрегатом республиканского флота.
Однако Пьер Эрбель в ответ покачал головой.
– Чего же вы хотите? – удивился первый консул.
– Мне неловко вам в этом признаться, – отвечал Эрбель.
– Вы, значит, честолюбивы?
– Напротив, я считаю, что ваше предложение слишком лестно для меня.
– Вы не хотите служить Республике?
– Отчего же не послужить? Однако я хочу это делать по-своему.
– Как же?
– Оставаясь корсаром… Вы позволите говорить с вами откровенно?
– Пожалуйста – Пока приказываю я, все прекрасно; как только мне придется исполнять чью-то волю, я не буду стоить и последнего из своих матросов.
– Но ведь всегда приходится кому-то повиноваться.
– До сих пор, гражданин консул, я исполнял лишь Божью волю, да и то только когда он мне приказывал через своего первого адъютанта, как мы зовем его высочество ветер, убрать или поднять паруса; мне не раз доводилось, когда меня обуревал демон непокорности, подчинять себе море с опущенными парусами, кливером и бизанью. Это означает, что, если бы я был капитаном фрегата, я бы должен был повиноваться не только Богу, но и вице-адмиралу, адмиралу, морскому министру, да откуда мне знать? На одного слугу будет слишком много хозяев.
– Ну, я вижу, вы не забыли, что принадлежите к роду Куртенеев, – заметил первый консул, – и что ваши предки правили в Константинополе.
– Вы правы, гражданин первый консул, – я этого не забыл.
– Однако я не в силах назначить вас императором Константинопольским, хотя постарался избежать всего того, что сделал Бодуэн, то есть возвращаться из Иерусалима через Константинополь, вместо того чтобы отправиться через Константинополь в Иерусалим.
– Нет, гражданин консул, но вы можете сделать другое.
– Да, я могу установить майорат для вашего старшего сына, женить вас на дочери одного из моих генералов, если вы хотите прикоснуться к славе, или на дочери одного из моих поставщиков, если вас интересуют деньги.
– Гражданин первый консул! У меня три миллиона, что ничуть не хуже майората, а что касается женитьбы, у меня есть на примете невеста.
– Вы женитесь на какой-нибудь знатной принцессе или дочери немецкого маркграфа?
– Я женюсь на бедной девушке по имени Тереза; я люблю ее уже восемь лет, а она семь лет верно меня ждет.
– Дьявольщина! – вскричал Бонапарт. – Не везет же мне:
там – Сен-Жан-д'Акр, а здесь – вы!.. Что же вы намерены делать, капитан?
– А вот что, гражданин консул: для начала женюсь, так как мне не терпится это сделать, и, если бы не вы, даю слово, я не двинулся бы до свадьбы из Сен-Мало.
– Ну а что потом?
– Буду наслаждаться мирной жизнью, проедая три миллиона и приговаривая, как пастух Вергилия:
О Melibce! deus nobis hcec otia fecit! 38
38.
О Мелибей! Этот покой нам даровал Бог (латин.) (Вергилий «Буколики»)
– Гражданин капитан! Я не силен в латыни.
– Да, особенно когда речь о мирной жизни, верно? Да я не прошу у вас тридцатилетнего мира. Нет, год-другой насладиться семейным счастьем, и хватит. А потом с первым же пушечным выстрелом я… что ж, моя «Прекрасная Тереза» еще целехонька!
– Значит, я ничего не могу для вас сделать?
– Да вот я думаю…
– И никак ничего не придумаете?
– Нет, но если мне что-нибудь придет в голову, я вам напишу, слово Эрбеля!
– Неужели я даже не смогу быть крестным вашего первого сына?
– Вам не повезло, гражданин консул: я уже дал слово другому.
– Кому же?
– Пьеру Берто по прозвищу Монтобанн-Верхолаз, нашему боцману.
– А он не может уступить мне свою очередь, капитан?
– Да что вы! Он не уступил бы даже китайскому императору. Да и нечего сказать: он завоевал это право шпагой.
– Каким образом?
– Он был вторым на палубе «Калипсо» и, между нами, храбрецами, говоря, генерал, даже первым, если уж быть точным… Словом, я просто закрыл на это глаза.