Сальватор. Том 1
Шрифт:
– Ну, капитан, раз уж мне с вами так не везет, вы, может быть, позволите мне о вас иногда справляться?
– Стоит вам начать войну, гражданин первый консул, и вы обо мне услышите, за это я вам ручаюсь.
– Итак, с должника нужно брать хотя бы то, что он может отдать: до встречи в случае войны!
– До свидания, гражданин первый консул!
Пьер Эрбель пошел было к двери, но снова вернулся.
– Нет, я не могу вам обещать и свидания, – поправился он.
– Это еще почему?
– Потому что вы сухопутный генерал, а я моряк. Значит, маловероятно, что мы встретимся, если вы будете воевать в Италии или Германии, а я – в Атлантическом или Индийском океане; итак, удачи вам в ваших кампаниях, гражданин первый консул.
– А вам удачных плаваний, гражданин капитан.
На том капитан и первый консул расстались, а встретились вновь лишь пятнадцать лет спустя в Рошфоре.
Через три дня после того, как Пьер Эрбель покинул Тюильрийский дворец, он с распростертыми объятиями вошел в скромный дом Терезы Бреа, находившийся в деревушке Планкоэ, что на Аркеноне, в пяти лье от Сен-Мало.
Тереза радостно вскрикнула и бросилась Пьеру в объятия.
Она не видела его три года. Она слышала, что он вернулся в Сен-Мало и в тот же день уехал в Париж.
Другая впала бы в отчаяние и стала гадать, какое неотложное дело могло заставить ее возлюбленного отказаться от встречи с ней. Но Тереза твердо верила в слово Пьера; она преклонила колени перед Планкоэской Божьей Матерью, даже не думая о причине его неожиданного отъезда.
И, как мы видели, Пьер приехал в Париж за час до назначенной аудиенции, а покинул столицу час спустя: его отсутствие длилось всего шесть дней. Правда, Терезе они показались шестью столетиями.
Увидев своего любимого, она метнулась ему навстречу, а с ее губ или, вернее, из самого сердца вырвался радостный крик.
Пьер расцеловал ее в мокрые от слез щеки и спросил:
– Когда свадьба, Тереза?
– Когда хочешь, – отвечала та. – Я уже семь лет как готова, а о нашей помолвке объявлено уже три года назад.
– Значит, нам осталось только предупредить мэра и кюре?
– Ну конечно!
– Идем предупредим их, Тереза! Я не согласен с теми, кто говорит: «Он ждал шесть лет, подождет еще». Нет, я, наоборот, считаю так: «Я ждал шесть лет и полагаю, что этого вполне достаточно: больше ждать я не хочу!»
Тереза придерживалась, разумеется, того же мнения. Не успел он договорить, как она накинула на плечи шаль и приготовилась выйти.
Пьер Эрбель взял ее за руку.
Как бы ни торопились мэр и кюре, необходимо было подождать три дня. За это время капитан едва не лишился рассудка.
На третий день, когда мэр ему сказал: «Именем закона объявляю вас мужем и женой», Пьер Эрбель заметил:
– Какое счастье! Если бы пришлось еще ждать, я бы свихнулся.
Девять месяцев спустя – день в день – Тереза родила крепкого мальчонку, которого, по уговору, крестил Пьер Берто по прозвищу Монтобанн. Записали мальчика в книге актов гражданского состояния Сен-Мало под именем Пьера Эрбеля де Куртенея, виконта. Он был Пьером дважды: по имени родного отца и крестного.
Мы уже рассказывали, как, уступая моде той поры, молодой человек латинизировал свое имя и вместо отчасти вульгарного имени апостола-отступника избрал более аристократичное Петрус.
Однако наберитесь терпения, дорогие читатели; мы еще не закончили рассказ о его отце-корсаре, как называл брата генерал Эрбель.
Медовый месяц капитана Эрбеля длился ровно столько, сколько существовал Амьенский мир. Мы ошибаемся: он затянулся на несколько дней дольше.
Десять историков против одного вам скажут, если, конечно, вы пожелаете к ним обратиться, как был нарушен договор 1802 года; зато только я могу вам поведать, чем закончился медовый месяц нашего достойного капитана.
Пока длился мир, все шло хорошо в семье Эрбелей. Муж обожал свою жену, нежную и тихую, будто ангел; он обожал сына и уверял – не без основания, может быть, – что это самый красивый малыш не только в Сен-Мало, но и во всей Бретани, а то и во всей Франции. Короче говоря, это был счастливейший смертный, и если бы не война, это состояние покоя длилось бы, верно, месяцы и годы и ни одно облачко не омрачило бы его ясного небосвода.
Но со стороны Англии стала надвигаться буря. Английское правительство заключило мир вынужденный; для этого императору Павлу I пришлось вступить в коалицию с Пруссией, Данией и Швецией, благодаря чему был опрокинут кабинет министров Питта, а оратор Эддингтон был назначен первым лордом министерства финансов. К несчастью, мир просуществовал недолго.
Убийство Павла I пошатнуло это ненадежное здание. Англичане обвинили Францию в том, что она слишком медленно освобождает Рим, Неаполь и остров Эльбу. Франция обвинила Англию в том, что та вообще не уходит из Мальты и Египта. Бонапарт решил встретить грядущие события во всеоружии и снарядил экспедицию в Санто-Доминго. Политический барометр предвещал неизбежную войну.
С того дня, как эта намечавшаяся экспедиция привела все французские гавани в лихорадочное возбуждение, предшествующее обычно морским сражениям, капитан Эрбель потерял покой и сон Тихое семейное счастье не могло заглушить его жажды приключений: для него семейная жизнь была цветущим островком в океане, где моряк может ненадолго передохнуть, и только. Настоящим призванием капитана было море: оно не давало ему покоя, тянуло к себе, словно ревнивая любовница, и манило помимо воли. Он стал печальным и не пропускал ни одного рыбацкого судна, чтобы не расспросить экипаж, когда начнутся военные действия. Дни напролет он просиживал на самом высоком утесе, всматриваясь в даль, где море сливалось с небом.
Тереза, йа все смотревшая его глазами, вскоре заметила, как он переменился, и долго не могла понять, чему приписать его странное состояние. Мрачное настроение, угрюмое молчание были настолько несвойственны ее мужу, что она не на шутку испугалась, но ни о чем ет о не спрашивала.
Она понимала, что рано или поздно он заговорит сам. И вот однажды ночью ее разбудили порывистые движения и громкие крики капитана.
Ему привиделось во сне сражение, и он закричал что есть мочи:
– Вперед! Бей англичан! Дети мои, на абордаж! Да здравствует Республика!
Бой был нелегкий. Но через некоторое время он, видимо, закончился, как и для Сида, сам собой: некому стало сражаться.
Капитан, приподнявшийся было на постели, рухнул на подушку с криком:
– Спускай флаг, английская собака! Победа! Победа!
И он снова уснул мирным сном победителя.
Так несчастная Тереза узнала правду.
Сон ее как рукой сняло, и она прошептала:
– Сам того не зная, он только что объяснил мне, почему на него находит тоска. Бедный Пьер! Из любви ко мне он сидит здесь как привязанный, чувствует себя пленником в этом доме и бьется головой о решетку, словно тигр в клетке…