Сальватор. Том 2
Шрифт:
XXXV.
Глава, в которой открыто говорится, кто причинял беспокойство г-же де Латурнель
На помощь! Умираю! – слабо вскрикнула маркиза и, закатив глаза, упала на руки аббату Букмону. – Ах ты Господи! ГЪспожа маркиза! – обронил тот. – Что произошло?
– Как?! Вы знакомы с госпожой маркизой? – изумился граф Рапт, бросившись было на помощь г-же де Латурнель, но замер, видя, что она в руках друга.
Ничто на свете не могло испугать его больше, чем то, что он увидел: маркиза де Латурнель – приятельница такого язвительного человека, как аббат.
Он знал, какой легкомысленной бывала маркиза; случалось, ночью он внезапно просыпался и его бросало в жар при мысли, что его тайны находились в руках женщины, любившей его от всего сердца, но, подобно медведю Лафонтена, способной рано или поздно уничтожить графа, бросив ему в лицо просто так одну из его тайн.
Кроме того, он хорошо знал маркизу: если маркиза была другом двух братьев, она станет поддерживать не его, а церковных крыс.
Его еще больше ошеломило, когда в ответ на вырвавшиеся у него слова: «Как?! Вы знакомы с госпожой маркизой?» – аббат Букмон сказал, пародируя графа, цитировавшего г-на де СенГерема:
– Я был бы недостоин жить, если бы не знал одну из самых благочестивых дам Парижа!
Граф увидел, что необходимо примириться с этим знакомством, и подошел к маркизе, симулировавшей по привычке в шестьдесят лет один из обмороков, так шедших ей в двадцатилетнем возрасте.
– Что с вами, мадам? – спросил он в свою очередь. – Умоляю, не оставляйте нас в неизвестности.
– Да я просто умираю! – не открывая глаз, отозвалась маркиза.
Такой ответ ничего не значил.
Однако граф Рапт увидел, что все не так страшно, как ему показалось поначалу, и сказал секретарю:
– Надо бы позвать врача, Бордье.
– Не надо! – возразила маркиза, открывая глаза и в ужасе озираясь.
Она увидела аббата.
– А, это вы, господин аббат, – нежнейшим голоском пролепетала старая святоша.
Ее тон заставил графа Рапта вздрогнуть.
– Да, госпожа маркиза, это я, – отозвался довольный аббат. – Имею честь представить вам своего брата, господина Ксавье Букмона.
– Большой художник! – любезно улыбнулась маркиза. – Я от всего сердца рекомендую его нашему будущему депутату.
– Это ни к чему, мадам, – возразил г-н Рапт. – Эти господа, слава Богу, умеют отрекомендоваться сами.
Два брата опустили глаза и смиренно поклонились; они сделали это совершенно одинаково, словно движимые одной пружиной.
– Что с вами случилось, маркиза? – вполголоса спросил г-н Рапт, словно намекая двум посетителям, что, оставаясь дольше, они проявляют нескромность.
Аббат понял его намерение и сделал вид, что уходит.
– Брат мой! – сказал он. – Я начинаю замечать, что мы злоупотребляем временем его сиятельства.
Однако маркиза удержала его за полу редингота.
– Нисколько, господин аббат! – возразила она. – Причина моего страдания – ни для кого не секрет. Кстати, поскольку вы не совсем посторонний человек и знаете обо всем, что со мной происходит, я рада встретить вас здесь.
Будущий депутат помрачнел, зато аббат просиял от радости.
– Что вы хотите сказать, госпожа маркиза? – вскричал он. – Как я, готовый отдать за вас жизнь, могу иметь несчастье быть причастным к вашему страданию?
– Ах, господин аббат! – с отчаянием в голосе вскричала маркиза. – Вы хорошо знаете Толстушку?
– Толстушку? – переспросил аббат таким тоном, словно хотел сказать: «А что это такое?»
Граф знал, кто такая Толстушка, и, догадываясь о причине великого страдания, сотрясавшего маркизу, упал в кресло со вздохом отчаяния, как человек, который, устав бороться, сдает свои позиции неприятелю.
– Да, Толстушку, – подтвердила маркиза плачущим голосом. – Вы не могли ее не знать, вы двадцать раз видели меня с ней. О Великий Боже! Бедняжка, она так громко лаяла, если я оставляла ее одну в особняке!
– А-а, я понял! – вскричал аббат, которого наконец надоумило слово «лаяла». – Я понял!
Он хлопнул себя по лбу и продолжал:
– Вы говорите о своей прелестной собачке! Восхитительной собачке, грациозной и умненькой! Неужели с ней случилось какое-нибудь несчастье, госпожа маркиза?
– Несчастье?! Ну еще бы, разумеется несчастье! – разрыдалась маркиза. – Она умерла, господин аббат.
– Умерла! – хором подхватили оба брата.
– Пала жертвой ужасного преступления, отвратительной ловушки.
– О Небо! – воскликнул Ксавье.
– Кто же виновник этого мерзкого злодеяния? – спросил аббат.
– Кто?! И вы еще спрашиваете! – прошипела маркиза.
– Да, мы бы хотели знать, – подтвердил Ксавье.
– Наш общий враг, недруг правительства, короля: фармацевт из предместья Сен-Жак!
– Я так и думал! – вскричал аббат.
– Готов поклясться, это его рук дело! – подхватил художник.
– Как же это было, Боже ты мой?
– Я отправилась к нашим добрым сестрам, – начала свой рассказ маркиза. – Когда мы с Толстушкой проходили мимо аптеки, бедняжка, которую я держала на поводке, вдруг останавливается. Я думаю, ей просто понадобилось остановиться. Я тоже останавливаюсь… Вдруг она взвыла, бросила на меня прощальный взгляд и упала замертво прямо на мостовой.
– Ужас какой! – воскликнул аббат, подняв глаза к потолку.
Во время этого рассказа граф Рапт выплеснул свое нетерпение на коробку с перьями и изорвал ее в клочья.
Маркиза де Латурнель заметила, что его не очень заинтересовал трогательный рассказ об этой катастрофе, да к тому же он с нетерпением ждал, когда уйдут оба посетителя.
Маркиза встала.
– Господа! – с холодным достоинством молвила она. – Я вам тем более благодарна за внимание, которое вы уделяете несчастной Толстушке, что оно так непохоже на глубокое безразличие моего племянника, настолько занятого своими тщеславными планами, что у него нет времени на простые человеческие чувства.