Сальватор
Шрифт:
– И правильно сделали! – живо произнес маршал.
– Но господин граф был настойчив, – продолжал епископ. – Он объяснил мне, и небездоказательно, что редко встречаются люди столь же талантливые и преданные. Что Его Величеству приходится бороться с многочисленными и упорными врагами. И, – скромно продолжил монсеньор Колетти, – предложив мне должность архиепископа, он заявил, что руководствуется только одной целью: дать мне возможность оживить религиозные чувства, которые день ото дня притупляются. Таковы были его собственные слова, господин маршал.
– И что же последовало за этим недостойным предложением?
– Очень недостойным, вы правы, господин маршал. Но оно еще более недостойно по форме, чем по содержанию. Поскольку, увы, гидра свободы и впрямь поднимает голову. И если сейчас не принять надлежащих мер, через год она отравит общественное сознание. Таким образом я был вынужден принять предложение господина графа.
– Если я вас правильно понял, – сурово произнес маршал, – мой зять взял на себя обязательство добиться вашего назначения архиепископом, а вы дали ему слово сделать его депутатом?
– В интересах неба и государства, господин маршал.
– Что ж, господин аббат, – снова промолвил маршал. – Когда вы вошли сюда, у меня было свое мнение относительно морального облика графа Рапта…
– Не сомневаюсь в этом, Ваше Превосходительство, – прервал его епископ.
– А когда вы отсюда уйдете, господин аббат, – продолжил маршал, – у меня будет собственное мнение относительно вас.
– Господин маршал! – яростно воскликнул монсеньор Колетти.
– В чем дело? – спросил маршал высокомерным тоном.
– Прошу Ваше Превосходительство простить мне мое удивление, но, входя сюда, я, признаюсь, вовсе не думал, что все произойдет именно так.
– А что, по-вашему, может произойти, господин аббат?
– Ваше Превосходительство, вы ведь прекрасно это знаете. Если Ваше Превосходительство не приложит все силы для того, чтобы вернуть мне милость святого отца, перед которым я был очернен господином графом Раптом, я буду вынужден предать гласности письменные доказательства подлости господина графа. И не думаю, что вы, господин маршал, будете очень рады тому, что ваше благородное имя станет фигурировать в столь скандальном деле.
– Объясните все поподробнее, пожалуйста.
– Прочтите вот это, Ваше Превосходительство, – сказал епископ, доставая из кармана письмо господина Рапта и протягивая его маршалу.
Когда старик прочел письмо, лицо его налилось кровью.
– Заберите, – сказал он с отвращением. – Теперь мне все ясно, и я понял, о чем именно вы пришли меня просить.
Повернувшись, он дернул за шнур звонка.
– Уходите, – сказал он. – И благодарите Господа Бога за то, что вас защищают ваши одежды и то место, где мы сейчас находимся.
– Ваше Превосходительство! – яростно воскликнул епископ.
– Молчите! – властно произнес маршал. – И послушайте хороший совет, который я вам дам, чтобы вы не теряли напрасно ваше время. Не приближайтесь больше к моей супруге. Другими словами, я не желаю вас больше видеть в особняке Ламот-Уданов. Потому что там вас ждет не несчастье, а позор.
Монсеньор Колетти собрался было что-то сказать в ответ. Глаза его сверкали, лицо покраснело. Он хотел было обрушить на маршала весь свой гнев, но тут появился слуга.
– Проводите монсеньора, – сказал маршал.
– Ты сам этого пожелал, – злобно прошептал монсеньор Колетти, выходя от маршала де Ламот-Удана. Точно так же, как шипел, уходя от графа Рапта.
Но улыбка его вечером была еще злобнее, чем утром.
– К мадам де Латурнель! – крикнул он кучеру.
Через четверть часа он уже сидел в будуаре маркизы, которая после двухчасового отсутствия дома должна была вернуться с минуты на минуту.
Этого времени епископу хватило для того, чтобы разработать план кампании.
Это был настоящий план боевых действий. Никогда еще ни один завоеватель не готовился с такой тщательностью и с таким коварством к захвату города. В исходе битвы он был уверен, но сам бой был труден. С какой стороны следовало напасть? Каким оружием воспользоваться? Рассказать маркизе о той сцене, которая произошла у него с графом Раптом, было нельзя: если бы пришлось выбирать между ним и графом, выбор маркизы был однозначен. Епископу это было прекрасно известно, поскольку ему были известны как ее честолюбие, так и ее набожность. И второе казалось ему более развитым, чем первое.
Не мог он и рассказать ей о своем разговоре с маршалом де Ламот-Уданом. Это значило бы восстановить против себя самого влиятельного члена ее семьи. И все-таки надо было действовать, и как можно скорее! Честолюбие может подождать, но мщений откладывать нельзя! А сердце епископа было полно жаждой мщения.
Так он и продолжал находиться в своих раздумьях, когда в комнату вошла маркиза.
– Вот уж не думала, монсеньор, – сказала маркиза, – что буду иметь честь видеть вас сегодня. Какой счастливый случай привел вас ко мне?
– Это мой почти что прощальный визит, маркиза, – ответил монсеньор Колетти, вставая и прикладываясь скорее с притворной нежностью, чем с уважением к руке набожной дамы.
– Что вы такое говорите? Прощальный визит? – воскликнула маркиза, на которую эти слова произвели почти такое же действие, как объявление о конце света.
– Увы! Это так, маркиза, – грустно произнес епископ. – Я уезжаю. По крайней мере в скором будущем.
– И надолго? – со страхом в голосе спросила госпожа де Латурнель.