Сальватор
Шрифт:
– Монсеньор, – прервал его, покраснев, аббат Букемон, – почему вы сочли необходимым прибегать к угрозам для того, чтобы сделать то, чего вы ждете от ваших преданных слуг?
– Я не счел это необходимым. Это часть моей игры. Я люблю играть по-крупному. Поэтому-то и выкладываю все карты на стол. Вот и все.
Аббат сжал губы. Но сделал это так сильно, что послышался скрежет зубов. И опустил глаза. Но не столь быстро, как надо было бы. Поэтому епископ увидел, как во взгляде аббата полыхнул огонь.
Монсеньор Колетти подождал, пока аббат справится со своими чувствами.
– А! – произнес иезуит. – Теперь, когда мы пришли к соглашению, выслушайте то, что я хотел вам сказать. Супруга маршала де Ламот-Удана умирает. И вам недолго придется быть ее исповедником. Но минуты, проведенные с упорством и умом, стоят многих дней и годов.
– Я слушаю, монсеньор.
– Когда вы услышите исповедь принцессы, то поймете часть тех инструкций, которые я сейчас вам дам и которые могут вам показаться до этого несколько странными.
Я постараюсь разобраться, – с улыбкой сказал аббат Букемон.
– Супруга маршала совершила некий грех, – сказал прелат. – Грех такого свойства и такого значения, что если она не получит на земле прощения от того человека, которого она оскорбила, этот грех не будет прощен ей и на небесах. Вот именно это я и прошу вас внушить ей.
– Но, монсеньор, надо знать, какого свойства этот грех, для того чтобы внушить ей необходимость получения прощения его на земле.
– Вы узнаете об этом, когда принцесса сама вам о нем расскажет.
– Мне хотелось бы иметь время на то, чтобы подготовить мои дилеммы.
– Предположите, к примеру, что это – один из таких больших грехов, что для отпущения его нужно по меньшей мере слово Иисуса Христа!
– Супружеская неверность! – сказал аббат наугад.
– Заметьте, что я ничего вам не говорил, – произнес итальянец. – Но если это и будет супружеская неверность, считаете ли вы, что графиня получит прощение небес без того, что вначале ее простит муж?
Аббат невольно вздрогнул. Он начал смутно догадываться о цели итальянца. И эта флорентийская месть ужаснула даже его, видавшего виды человека.
И он яснее понял и, возможно, менее испугался бы яда семейств Медичи и Борджиа.
Но насколько ужасной ни казалась ему задача, он воздержался от малейшего высказывания собственного отношения: он чувствовал себя словно кролик в лапах тигра.
– Ну, так что? – спросил итальянец. – Беретесь ли вы за это?
– С удовольствием, монсеньор. Но мне хотелось бы все получше понять.
– Понять! Для чего же? Неужели прошло так много времени после того, как вы были приняты в святое братство, что вы забыли первую заповедь: Perinde ас cadaver [26] ? Подчиняться безропотно, без размышления, слепо. Подчиняться, как труп.
26
Perinde ас cadaver (лат.) – точно труп. (Прим. изд.)
– Я берусь за это! – торжественно произнес аббат, которому напомнили о правилах ордена. – И обязуюсь исполнить данное мне вами поручение, подчиняясь правилу Perinde ас cadaver.
– Вот и отлично! – сказал монсеньор Колетти.
Подойдя к секретеру, он достал из него достаточно плотно набитый сафьяновый бумажник.
– Я знаю, что вы небогаты, даже бедны, – сказал прелат. – А отданные мною распоряжения могут заставить вас пойти на чрезмерные траты. И полагаю, что должен взять на себя все временные расходы, связанные с исполнением поручения. После его выполнения вы получите за услуги такую же сумму, которая находится в этом бумажнике.
Аббат Букемон покраснел и даже задрожал от удовольствия. Ему пришлось приложить огромное внутреннее усилие для того, чтобы взять бумажник кончиками пальцев и, не раскрывая, сунуть его в карман.
– Могу ли я удалиться? – спросил аббат, которому не терпелось покинуть итальянца.
– И последнее, – произнес тот.
Аббат поклонился.
– В каких отношениях вы с маркизой де Латурнель?
– В самых наилучших, монсеньор.
– А с господином графом Раптом?
– В самых плохих.
– Значит, у вас нет ни малейшего интереса и желания быть ему приятным?
– Ни малейшего, монсеньор. Скорее наоборот.
– И если кого-то ожидает неотвратимое несчастье, вы лично предпочли бы, чтобы оно случилось с ним, чем с кем-нибудь еще?
– О, что касается этого, то решительно так, монсеньор.
– Так вот, аббат, выполняйте точно мои инструкции, и тогда вы будете отмщены.
– А! – произнес аббат, чье лицо зарделось от радости. – Теперь, мне кажется, я все понял!
– Молчите, мсье! Мне нет никакой необходимости это знать!
– Не пройдет и недели, монсеньор, я подам вам весточку… Куда мне писать?
– В Рим. Улица Умильта.
– Спасибо, монсеньор, и пусть Господь поможет вам в пути!
– Спасибо, господин аббат. Хотя пожелание несколько смелое, намерения ваши добрые.
Аббат поклонился и вышел через потайную дверцу, которую открыл ему прелат.
Вернувшись в салон, монсеньор Колетти застал там маркизу де Латурнель.
Старая богомолка пришла проститься со своим духовным пастырем.
Тот, закончив все дела в Париже и желая как можно скорее уехать, нашел способ максимально сократить слезливую сцену расставания, которую собиралась устроить ему старая маркиза, и уже собрался было выразить ей желание и подчеркнуть необходимость побыть одному накануне столь опасного путешествия, какой была поездка с миссией в Китай, но тут появился запыхавшийся слуга и сообщил, что только что у супруги маршала де Ламот-Удана начался такой сильный нервный припадок, что появились опасения, что она умрет.