Сальватор

Дюма-отец Александр

Это было уже слишком! Услышав эти слова, господин де Ламот-Удан даже подскочил.

– Что с вами, господин маршал? – со страхом в голосе воскликнул граф Рапт.

– Что со мной, подонок? – вполголоса произнес маршал, надвигаясь на графа.

Тот сделал два или три шага назад.

– Что со мной, подлец, предатель, негодяй? – продолжал маршал, глядя на графа, точно готов был его сожрать.

– Господин маршал!.. – вскричал граф Рапт, начиная обо всем догадываться.

– Предатель! – повторил господин де

Ламот-Удан.

– Боюсь, господин маршал, – сказал граф Рапт, направляясь к двери, – что глубокое горе затмило ваш разум. Поэтому прошу вас позволить мне удалиться.

– Вы отсюда не выйдете! – сказал маршал, рванувшись к двери и преградив графу путь к отступлению.

– Господин маршал, – заметил граф, пальцем указывая на смертное одро, – в таком месте подобная сцена, каковыми бы ни были ее причины, вряд ли уместна. Посему я прошу вас дать мне уйти.

– Нет! – сказал маршал. – Здесь я узнал о нанесенном мне бесчестье, и именно здесь я должен получить удовлетворение.

– Если я вас правильно понял, господин маршал, – холодно произнес граф, – вы, не знаю по какой причине, требуете от меня объяснений. Я всегда к вашим услугам, но, повторяю, в другое время и в другом месте.

– Немедленно и здесь! – ответил маршал таким повелительным тоном, что всякое возражение было просто неуместным.

– Как пожелаете, – лаконично сказал граф.

– Вам знаком этот почерк? – спросил маршал, протягивая графу пачку писем.

Граф взял в руки письма, посмотрел на конверты и побледнел.

– Узнаете ли вы этот почерк? – повторил господин де Ламот-Удан.

Граф смертельно побледнел и поник головой.

– Итак, – продолжал маршал, – вы признаете, что эти письма написаны вами?

– Да! – глухо ответил граф.

– Значит, принцесса Регина – ваша дочь?

Граф закрыл лицо ладонями. Казалось, он пытался избежать удара молнии, которая с момента появления его в комнате покойной грохотала над его головой.

– Таким образом, – продолжал маршал де Ламот-Удан, которому эти слова давались с огромным трудом, – ваша дочь… является… вашей… женой?

– Перед Богом она осталась моей дочерью, господин маршал! – живо воскликнул граф.

– Подлец! Мерзавец!.. – прошептал маршал. – Человек, которого я вытащил из грязи, которого осыпал благодеяниями, которому честно жал руку на протяжении двадцати лет, под личиной честного человека втерся в мою семью и, как вор, грабил меня все эти двадцать лет! Каков негодяй! И ни разу за это время в вашем сердце не зародилось ни малейшего опасения, ни единого угрызения совести! Значит, ваша душа – это вонючее болото, куда ни разу не проникал чистый воздух! Изменник! Расхититель моего добра! Могильщик своего счастья!.. Неужели вам в голову ни разу не пришла мысль о том, что я смогу обо всем узнать, что предъявлю вам страшный счет за все эти двадцать лет лжи и обмана?!

– Господин маршал… – пробормотал граф Рапт.

– Молчите, мерзавец! – сурово произнес господин де Ламот-Удан, – и выслушайте меня до конца. Ведь это я научил вас держать шпагу.

Граф не ответил.

– Так я или не я? – снова спросил старик.

– Вы, господин маршал, – ответил граф.

– Значит, – продолжал граф сухо, – вы знаете, как я ею владею.

– Господин маршал… – прервал его граф.

– Молчите, говорю я вам! Итак, я уверен в том, что смогу вас убить.

– Вы можете сделать это немедленно, господин маршал! – вскричал граф Рапт. – Ибо, клянусь честью, я не стану защищаться.

– Вы отказываетесь сразиться со стариком, – с глухой усмешкой произнес маршал. – Из уважения к моим сединам, не так ли?

– Да, – решительно ответил граф.

– Да знаете ли вы, несчастный, – сказал старик, приблизившись к графу, скрестив руки на груди и глядя на него с высоты своего огромного роста, – что гнев дает сверхчеловеческую силу и что вот этой рукой, – продолжил он, вытянув правую руку и опустив ее на плечо графа, – если я приложу к ней силы, я смогу согнуть вас до земли?

Или оттого, что рука старика действительно была очень тяжелой, или оттого, что, как он и сказал, гнев придал ему сверхчеловеческую силу, ноги графа подогнулись и он рухнул на колени на ковер у изголовья кровати умершей.

– Вот так, на колени! – сурово произнес маршал. – Именно так должны стоять злодеи и предатели! Будь же ты проклят! Ты внес в мой дом ложь и позор! Будь же ты проклят за то, что опозорил меня, научил меня ненавидеть и своим постыдным поведением заставил меня усомниться во всем человечестве! Будь ты проклят!

О сила отчаяния! Этот отважный, благородный человек, решив приблизиться к графу для того, чтобы дать ему пощечину, вдруг побледнел и рухнул на ковер. Словно тот негодяй, которому он угрожал расправой и которого собрался наказать, победил его.

Радость взыграла на губах графа и осветила его лицо. Он посмотрел на лежащего на полу старика точно так же, как лесоруб смотрит на поваленный им дуб.

Он склонился над маршалом и хладнокровно осмотрел его. Как врач осматривает труп.

– Господин маршал, – произнес он вполголоса.

Но старик его не слышал.

– Господин маршал, – повторил он все так же тихо и легонько потряс старика.

Господин де Ламот-Удан продолжал оставаться неподвижным и не издавал ни звука.

Граф Рапт приложил ладонь к груди маршала. Лицо его покраснело: он уловил биение сердца.

– Он жив! – прошептал он, растерянно глядя на старика.

Потом резко поднялся на ноги и стал шарить глазами по комнате, что-то ища. Возможно, какое-нибудь орудие смерти.

Но в этой комнате не было ни пистолета, ни кинжала, ни другого оружия.