Сальватор
Шрифт:
Поскольку им была поставлена задача отобрать письмо только на улице Нотр-Дам-де-Шам, филерам даже и в голову не пришло напасть на старуху на улице Варен.
Отойдя подальше от особняка, они стали держать совет.
– Очевидно, – сказал один из них, – она пришла сюда с каким-то поручением. И выйдя отсюда, направится в сторону бульвара Монпарнас.
– Вполне возможно, – сказал другой.
Но не тут-то было. Спустя пять минут они увидели, как кормилица принцессы отправилась обратно тем же самым путем, как и пришла сюда: она шла в особняк Ламот-Уданов.
– Осечка! – сказал первый и отправился на свой пост на бульваре.
– Повторить! – сказал второй и пошел на улицу Плюме.
А вот что происходило в доме Петрюса, пока все с таким усердием занимались им.
Бордье пришел на улицу Нотр-Дам-де-Шам в тот самый момент, когда Регина получила послание Петрюса.
– Дома ли господин Петрюс Эрбель? – спросил Бордье у слуги художника.
– Его нет, – ответил тот.
– В таком случае передайте ему вот это письмо сразу же, как он вернется.
Бордье вручил письмо и вышел.
Но на пороге он столкнулся с каким-то комиссионером.
– Смотреть надо, куда идешь! – грубо сказал он.
Этим комиссионером был Сальватор. Увидев человека, закутанного по самый нос в огромный плащ, хотя стоявшая на дворе погода никоим образом не оправдывала принятие таких предосторожностей, он взглянул на того, кто ему нагрубил.
– Эй вы, человек в плаще, вы и сами могли бы быть поаккуратнее, – сказал он, стараясь разглядеть лицо секретаря.
– Не вам меня учить, – презрительно ответил Бордье.
– Возможно, – сказал Сальватор, опустив руку на воротник плаща и опуская вниз край одежды, который закрывал лицо. – Но поскольку вы должны передо мной извиниться, я не отпущу вас, пока вы не сделаете этого.
– Чудак! – прошипел сквозь зубы Бордье.
– Чудаки только те, кто прячет лицо, стараясь, чтобы их не узнали, а их все же узнают, мсье Бордье, – произнес комиссионер, сжав секретарю руку.
Тот попытался было освободиться, но все попытки оказались тщетными: он был словно зажат в тиски.
– Я вполне удовлетворен, – сказал Сальватор, отпуская его руку. – Ступайте с миром и больше не грешите.
Бордье ушел, сгорая от позора и стыда,Клянясь, что с ним не повторится это никогда.Сальватор вошел в дом, размышляя:
– Какого черта этот мошенник тут делал?
– Хозяина нет дома, – сказал слуга, увидев входящего Сальватора.
– Знаю, – ответил тот. – Дай мне ключ и письма, которые ему прислали.
Забрав корреспонденцию и ключ от квартиры Петрюса, Сальватор вошел в мастерскую молодого художника.
Кому-то из читателей, возможно, покажется слишком фамильярным поведение комиссионера относительно его приятеля Петрюса, поскольку даже самая тесная дружба вряд ли оправдывает вскрытие писем, чем бы это ни мотивировалось. Но мы успокоим этих читателей, сообщив им, по какому праву Сальватор мог читать письма, адресованные другу.
Помимо того, что Петрюс, как нам уже известно, не имел от Сальватора никаких тайн, он сам написал ему после того, как отправил письмо принцессе Регине. Вот что художник написал Сальватору:
«Дорогой друг, я на некоторое время вынужден неотлучно находиться у постели моего тяжелобольного дяди. Прошу Вас по получении этого письма пойти ко мне и сделать для Вашего друга то, что он сделал бы для Вас. То есть прочитать адресованные мне письма и ответить на них так, как Вы посчитаете нужным.
Вы столько раз говорили мне, что я могу воспользоваться Вашей дружбой, что, уверен, Вас моя просьба не затруднит.
Тысячу раз благодарю Вас и выражаю сердечную привязанность,
Петрюс».
Устроившись в мастерской, Сальватор вскрыл письма.
Первое было от Жана Робера, который предупреждал Петрюса, что его драма «Гвельфы и Гобелины» будет играться в конце недели и что он просит его присутствовать на генеральной репетиции.
Второе письмо было от Людовика: это была пастораль, идиллия в прозе о любви юноши к Рождественской Розе.
Последним было письмо, не похожее на два предыдущих: бумага была тонкой и надушенной, почерк мелким и красивым. Это было письмо, которое граф Рапт вынудил написать принцессу Регину.
Сальватор никогда раньше не видел почерка принцессы, но сразу же догадался, что письмо было от нее, поскольку любящую женщину можно узнать по всему, к чему прикасалась ее ручка.
Прежде чем вскрыть письмо, он тщательно его осмотрел.
Какой пустяк – вскрыть письмо! Особенно когда у вас есть на это разрешение. Но это ведь было письмо от женщины, и от женщины любимой! Ему было чуточку стыдно заглядывать посторонним взором в этот храм.
Несомненно, Петрюс поручил ему прочитать и ответить только на письма, которые могли прислать ему друзья, враги или кредиторы. И вряд ли он дал ему право читать письмо от принцессы.
– Следовательно, – сказал сам себе Сальватор, – я не стану его вскрывать.
Затем он поднялся и позвонил.
– Кто принес вот это письмо? – спросил он у слуги, указывая на письмо Регины.
– Некий человек, который кутался в манто, – ответил слуга.
– Тот самый, который вышел перед тем, как я пришел?
– Да, мсье.
– Спасибо, – произнес Сальватор, – вы свободны. – Так, значит, письмо было доставлено доверенным лицом господина Рапта, этим негодяем Бордье? Но ведь вряд ли секретарь мужа подходит для того, чтобы носить любовнику письма жены! Насколько я знаю моего Петрюса, то есть влюбленного Петрюса, он непременно написал бы принцессе о том, где он сейчас находится, для того, чтобы та знала, куда слать свои послания. Кроме того, вряд ли она поручила бы именно Бордье доставку своего письма. А если это письмо отправила не она, значит, его мог отправить ее муж. Это меняет дело, и тут уже не до щепетильности. Не знаю, почему, но под цветами я чувствую змею. Письмо следует прочесть.