Сальватор
Шрифт:
– Прощайте, принцесса.
– Прощайте, – ответила та тоном, в котором было совершенно невозможно услышать малейший оттенок раздражения.
Затем, пододвинув к себе хрустальный кубок, в котором стояла ложка из позолоченного серебра, она стала вкушать варенье из лепестков роз.
Глава CXXXVIII
Парфянская стрела
Мы помним, что итальянский прелат назначил аббату Букемону встречу вечером того же дня.
Аббат застал епископа занятым последними приготовлениями к отъезду.
– Пройдите в кабинет, – сказал прелат. – Я сейчас к вам приду.
Аббат исполнил приказание.
Тут монсеньор Колетти спросил у слуги:
– Тот человек, которого я велел пригласить, по-прежнему находится в моей молельне?
– Да, монсеньор, – ответил слуга.
– Хорошо. Меня ни для кого нет дома. Кроме маркизы де Латурнель.
Слуга поклонился.
Монсеньор вошел в свою молельню.
Там стоял в углу худой и бледный человек с длинными волосами, имевший поразительное сходство с Базилем из «Женитьбы Фигаро» или с Пьерро из пантомимы.
Наши читатели, вероятно, забыли этот персонаж. Но нам достаточно будет двух слов для того, чтобы вы его вспомнили: это был фаворит дамы, сдающей напрокат стулья в церкви, один из подручных господина Жакаля по прозвищу «Длинный Овес», который, чудом уцелев во время волнений на улице Сен-Дени, с триумфом вернулся в отчий дом на Иерусалимской улице.
Вы, несомненно, удивитесь, увидев этого висельника в доме у нашего итальянца-иезуита. Но, если вы соблаговолите пройти вслед за ним в его молельню, вы быстро все поймете.
Увидев входящего в молельню монсеньора Колетти, «Длинный Овес» сложил руки на груди.
– Ну, – спросил итальянец, – каков же результат ваших поисков? Говорите короче и тише.
– Результат самый превосходный, монсеньор, и не потребовал долгих поисков: это – два самых великих интригана христианского мира.
– Откуда же они?
– Из той же страны, откуда и вы, монсеньор.
– А сами-то вы откуда приехали?
– Со своей родины: из Лотарингии.
– Из Лотарингии?
– Да, вы ведь знаете пословицу: «Лотарингец принял лишнего: продал Бога и ближнего».
– Это лестно для вас и для них. А где же они учились?
– Оба в семинарии в Нанси. Но аббата из нее исключили.
– За что?
– Вашей Милости достаточно будет сказать: вы знаете за что. Уверен, он не станет требовать объяснений.
– А его брат?
– А, это совсем другое дело! О нем у меня имеются точные данные. Король Станислав, будучи приглашен крестным отцом в некую церквушку близ Нанси, подарил церкви картину кисти Ван Дейка «Христос». Со временем в церквушке забыли о стоимости этой картины, но Букемон-художник прекрасно знал ей цену. Он попросил разрешения сделать копию с нее, и ему пошли навстречу. Нарисовав копию, он вернул ее вместо оригинала, который продал музею города Антверпен за семь тысяч франков. Дело получило огласку, и, несомненно, живописцу не поздоровилось бы, если бы аббат, добившийся к тому времени должности духовника семейства Сен-Ашель, не получил поддержку этого семейства. Дело замяли, но если столь влиятельный человек, как вы, поднимет его вновь, оно снова может закончиться ужасным скандалом.
– Хорошо. Я слышал, что их фамилии вовсе не те, которые они получили при рождении. Вы что-нибудь об этом знаете?
– Только правду. Их настоящая фамилия Мадон, а вовсе не Букемон.
– А как они жили, начиная с того дня, как уехали из Нанси?
– Физически довольно хорошо, а с точки зрения морали очень плохо. Одурачивали глупцов или влезали в долги, когда глупцов под рукой не было. Если монсеньор даст мне еще сутки, я смогу окончательно просветить его на этот счет.
– Бесполезно, я уезжаю сегодня вечером. Но уезжаю, зная то, что хотел узнать.
Затем достал из кошелька пять луидоров.
– Вот задаток, – сказал он, вручая пять золотых «Длинному Овсу». – Возможно, вы получите заказные письма без подписи. К каждому из этих писем, которые вы получите, будет приложен вексель, для того, чтобы оплатить ваши услуги. Ответы на эти письма вы будете посылать в Рим до востребования. По трем буквам XXX на ваших письмах я узнаю, что они от вас.
«Длинный Овес» поклонился, как бы спрашивая: «Пока все?» Монсеньор Колетти понял немой вопрос.
– Следите за каждым шагом ваших подопечных для того, чтобы быть готовым дать мне о них любые сведения, которые я попрошу. Ступайте.
«Длинный Овес», пятясь, вышел.
Монсеньор дождался, когда дверь за ним закрылась, и произнес после минуты молчаливой задумчивости:
– Теперь поговорим с другим.
Выйдя из молельни, он прошел через гостиную и вошел в рабочий кабинет.
Там, сидя в большом кресле, аббат Букемон, глядя в потолок, крутил большими пальцами.
– Ну, господин аббат, – спросил у него епископ, – не хотите ли рассказать мне о том, что произошло в доме у маршальши де Ламот-Удан?
– Кажется, принцесса согласилась с тем, чтобы я был ее духовником, – ответил аббат.
– Что?.. Вам всего лишь кажется?.. – с удивлением переспросил иезуит.
– Принцесса не очень-то разговорчива, – снова заговорил аббат. – Вашей Светлости это должно быть известно. Поэтому я не могу с полной уверенностью сказать, каково было ее впечатление, которое я на нее произвел. Оттого и имею честь сказать вам: мне кажется, принцесса согласна, чтобы я стал ее духовником.
– Так вы закрепились в этом доме?
– Таково мнение госпожи маркизы де Латурнель.
– Значит, вы должны быть такого же мнения. И больше не будем об этом. Здесь все ясно. Я пригласил вас сюда для того, чтобы дать вам инструкции относительно ваших предстоящих действий и вашего поведения с супругой маршала де Ламот-Удана.
– Жду ваших указаний, монсеньор.
– Прежде чем перейти к делу, мне хотелось бы сказать два слова о тех средствах, которыми я располагаю для того, чтобы вы не мучились угрызениями совести. Это на тот невероятный случай, если они у вас появятся. А также для того, чтобы убрать ваши колебания и укрепить преданность мне. Вы были исключены из семинарии в Нанси. Я знаю за что. Что же касается вашего братца, вы не можете не знать того, что в музее города Антверпен находится изображение Христа кисти Ван Дейка…