Сальватор
Шрифт:
— Пьер! — радостно прокричал капитан. — Я слышал, есть такая книга «Опасные связи». Ты ее, случайно, не читал? Ты выиграл десять луидоров, друг мой!
— Стало быть, выпьем за здоровье капитана! — зашумели матросы.
— А теперь, — продолжал капитан, — «Калипсо» наша, и досталась она нам почти даром, но надо дождаться появления луны, верно, Парижанин?
— Я думаю, осторожность не помешает, — отвечал тот. — Уже смеркается, а в той работе, которая нам еще предстоит, не мешало бы видеть, куда ставишь ногу.
— Раз уж вы вели себя примерно, — прибавил капитан, — обещаю вам фейерверк.
Сумерки сгустились: темнело с невероятной быстротой, что характерно для тропических широт.
Зная, что до восхода луны ночь будет очень темной, капитан Эрбель приказал поднять фонари на брам-стеньги, чтобы англичане не подумали, будто их противник решил скрыться в темноте.
Приказание было исполнено.
Англичанин, в знак того, что он тоже не считает эту партию завершенной, водрузил сигнальные огни.
Похоже, обе стороны с одинаковым нетерпением ждали появления луны.
Оба судна вышли из ветра, словно ложась в дрейф; в темноте они напоминали две грозные тучи, плывущие по волнам, — тучи, в недрах которых кроются гром и молния.
В одиннадцать часов появилась луна.
В то же мгновение нежный свет озарил все вокруг и посеребрил море.
Капитан Эрбель вынул часы.
— Ребята! — сказал он. — Как я вам сказал, в четверть двенадцатого мы должны захватить «Калипсо», а в половине двенадцатого — уже лежать в своих койках. Времени у нас мало. Не будем обращать внимания на неприятеля, он волен поступать как знает. Нам же предстоит следующее… Пьер Берто перетащил свою упряжку вперед?
— Так точно, капитан, — доложил Пьер Берто.
— Заряжено картечью?
— Да, капитан.
— Мы пойдем прямо на англичанина. Пьер Берто отсалютует из обеих своих султанш; мы пошлем привет из всех пушек левого борта, потом быстро развернемся, подойдем вплотную, забросим наши крюки и выстрелим из пушек правого борта — превосходно! Так как англичане лишились своей стеньги и проворны теперь не больше, чем человек с переломанной ногой, они в нас успеют выстрелить лишь из пушек правого борта; восемнадцать двадцатичетырехфунтовых орудий против двадцати четырех восемнадцатифунтовых и двух тридцатишестифунтовых — считайте сами, и вы увидите, что у нас чистый перевес в восемь выстрелов. А теперь вперед — остальное за мной. Вперед, ребята! Да здравствует Франция!
Громкий крик «Да здравствует Франция!» вырвался, казалось, из самой глубины моря и возвестил англичанам, что бой сейчас вспыхнет с новой силой.
В ту же минуту «Прекрасная Тереза» развернулась, чтобы воспользоваться попутным ветром.
Сначала даже могло показаться, что она удаляется от «Калипсо», но, как только она почувствовала, что ветер дует ей в корму, она устремилась на неприятеля и налетела на него, будто морской орел на свою жертву.
Надобно отметить, что матросы капитана Эрбеля слепо повиновались любому его приказанию.
Если бы он повелел идти прямо в Мальстрем — эту легендарную бездну из скандинавских сказаний, заглатывающую трехпалубные корабли не хуже Сатурна, пожиравшего детей, — штурман направил бы корабль прямо в Мальстрем.
Все приказания были исполнены с безупречной точностью.
Пьер Берто послал два снаряда картечи почти в одно время с тем, как англичане выстрелили в «Прекрасную Терезу» из пушек своего левого борта. Потом прогрохотали в ответ и пушки левого борта «Терезы». И прежде чем тяжело пострадавшая «Калипсо» успела развернуться правым бортом и перезарядить пушки, бушприт «Прекрасной Терезы», облепленный людьми, словно виноградная лоза — ягодами, врезался в ванты грот-мачты, а капитан, стараясь перекричать треск рвущихся снастей, приказал:
— Огонь, ребята! Последний залп! Срежьте ему мачты как у понтона, а потом мы возьмем его, словно крепость, приступом!
Двенадцать заряженных картечью пушек будто взвыли от радости в ответ на это приказание.
Зловещая вспышка осветила «Калипсо»; густое облако дыма опустилось на ее палубу; послышались треск дерева, жалобные крики; потом снова раздался голос Эрбеля, будто повелевающий бурей:
— На абордаж, ребята!
Первым на вражескую палубу, как всегда, прыгнул капитан Эрбель.
Но не успел он еще как следует встать на ноги, как у него над ухом кто-то сказал:
— А все-таки крестником вашего первенца буду я, капитан.
Эти слова принадлежали Пьеру Берто.
В ту же минуту с бушприта по реям, вантам, канатам посыпались, как зерна из колоса, сен-малоские матросы, к ним присоединялись их товарищи; за какие-нибудь пять секунд они, словно град в летнюю грозу, покрыли палубу «Калипсо».
Невозможно передать, что потом происходило на палубе «Калипсо»: все смешалось, началась рукопашная схватка, все кричали, будто на шабаше демонов, но, ко всеобщему изумлению, капитана Эрбеля не было ни видно и ни слышно.
Однако спустя несколько минут он выбрался из люка. Он держал в руке факел, и в его свете стало видно, что лицо капитана выпачкано порохом и кровью.
— Все на борт «Прекрасной Терезы», ребята! — крикнул он. — Англичанин сейчас взлетит на воздух!
Его слова произвели магическое действие: крики стихли, драка прекратилась.
Вдруг из глубины вражеского судна донесся истошный крик:
— Пожар!
Матросы «Прекрасной Терезы» бросились с неприятельского брига с тем же проворством, с каким они совсем недавно его осаждали; французы цеплялись за снасти, прыгали с борта одного судна на другое, в то время как капитан, Пьер Берто и еще несколько силачей (вы познакомились с ними при описании самого начала сражения), вооруженных невиданным дотоле оружием, прикрывали отступление.
Оно произошло так скоро, что англичане еще не успели прийти в себя; пока два человека с топорами в руках высвобождали бушприт из снастей, в которых он запутался, раздался крик:
— Брасопьте левый борт вперед! Ставьте стаксели! Убирайте грот и бизань! Все на правый борт!
Эти приказания, отдававшиеся властным голосом, которому невозможно было не подчиниться, были исполнены с такой стремительностью, что, вопреки командам английского капитана, сцепить два корабля было уже невозможно, и «Прекрасная Тереза», словно догадываясь о надвигавшейся на нее опасности, отделилась от вант неприятельского судна, обрубая крючья, отсекая тросы и мечтая об одном: как можно скорее убежать от огня.