Сальватор
Шрифт:
Но из предыдущих сцен, а в особенности из той, что только что была нами представлена на суд читателей, явствует, что г-жа де Маранд по-настоящему любила Жана Робера; стоит ли говорить, что похвалы, которые расточала Натали, не возымели на нее никакого действия.
В этот вечер г-н де Вальженез, доведенный до крайности равнодушием г-жи де Маранд, решился на отчаянный поступок из тех, что порой удаются. Натали спрятала его в алькове, он просидел там два часа, явившись свидетелем любовных признаний Жана Робера и г-жи де Маранд, как вдруг Лидия услышала подозрительный шум, заставивший ее вздрогнуть.
В самом деле, мучительно быть нелюбимым, но еще мучительнее убедиться, что сердце, закрытое для вас, открыто для других.
И пыткой становится это мучение, когда вы слышите беспощадные слова, обращенные к другому меж двумя поцелуями: «Я люблю тебя!»
На мгновение г-ну де Вальженезу пришло на ум внезапно явиться перед влюбленными подобно голове Медузы.
Но к чему привело бы такое появление?
К дуэли между Жаном Робером и г-ном де Вальженезом. Даже если предположить, что аристократу повезет и он убьет поэта, смерть Жана Робера не заставит г-жу де Маранд полюбить г-на де Вальженеза.
А вот явиться на следующий день к молодой женщине и сказать: «Я провел вечер за вашей постелью, все видел и слышал, купите мое молчание за такую-то цену» — это позволяло надеяться на то, что г-жа де Маранд, боясь за любовника или за мужа, согласится под угрозой на то, в чем упрямо отказывала вопреки самым нежным уговорам.
Именно это соображение и решило все дело. Господин де Вальженез думал теперь лишь о том, как удалиться, потому что видел и слышал все, что хотел увидеть и услышать. Но не так-то легко выбраться из-за кровати: даже если вы идете крадучись, вас выдает скрип лакированных сапог или паркета, может шевельнуться занавеска — все это нарушает безмятежную тишину любовной сцены.
Так и случилось — г-н де Вальженез хотел было удалиться, но паркет скрипнул, и занавески шевельнулись.
Жан Робер бросился к кровати, узнал молодого дворянина и вскричал: «Вы? Здесь?»
— Да, это я! — отвечал де Вальженез; видя перед собой мужчину, то есть опасность, он гордо выпрямился.
— Негодяй! — вскипел Жан Робер, хватая его за шиворот.
— Полегче, господин поэт, — презрительно подчеркнул последнее слово Вальженез, — в доме находится, может быть, всего в нескольких шагах от нас третье заинтересованное лицо, которое может услышать наши препирательства, что, вероятно, огорчило бы сударыню.
— Подлец! — вполголоса проговорил Жан Робер.
— Еще раз повторяю: тише! — предупредил его г-н де Вальженез.
— Я могу говорить громко или тихо — все равно я вас убью, — не успокаивался Жан Робер.
— Мы находимся в комнате женщины, сударь.
— Так выйдем!
— К чему шуметь понапрасну? Вы же знаете мой адрес, не так ли? Если забыли, я напомню. Я к вашим услугам.
— Почему не теперь же?
— О! Теперь же! Вы забыли, что сейчас на улице беспросветная тьма. А не мешает ясно видеть, что делаешь. Да и госпоже де Маранд, как видно, не по себе.
Молодая женщина в самом деле упала в кресло.
— Хорошо, сударь, до завтра! — ответил Жан Робер.
— Да, сударь, завтра и с превеликим удовольствием.
Жан Робер снова перешагнул кровать и опустился перед г-жой де Маранд на колени.
Господин Лоредан де Вальженез выскочил в коридор через альковную дверь и закрыл ее за собой.
— Прости, прости меня, Лидия, любимая! — обняв молодую женщину за плечи и горячо целуя, сказал Жан Робер.
— За что простить? — спросила она. — Какое преступление ты совершил? Как же здесь оказался этот человек?
— Не беспокойся, ты его больше не увидишь! — с чувством заверил Жан Робер.
— Ах, любимый мой! — воскликнула несчастная женщина, крепко прижимая его голову к своей груди. — Не вздумай ставить на карту свою драгоценную жизнь против никчемной жизни этого негодяя.
— Не бойся! Ничего не бойся!.. С нами Бог!
— Я думаю обо всем этом иначе. Поклянись, друг мой, что не станешь драться с этим человеком.
— Как я могу это обещать?!
— Если любишь меня, поклянись!
— Не могу! Да пойми же!.. — взмолился Жан Робер.
— Значит, ты меня не любишь.
— Я? Не люблю тебя? О Господи!
— Друг мой, — сказала г-жа де Маранд, — похоже, я сейчас умру.
В самом деле, казалось, жизнь оставляет молодую и прекрасную женщину: дыхания не было слышно, она сильно побледнела и будто застыла.
Жан Робер не на шутку встревожился.
— Я готов обещать все, что ты хочешь, — сказал он.
— И ты сделаешь, что я прикажу?
— Разумеется.
— Поклянись!
— Жизнью своей клянусь! — сказал Жан Робер.
— Я бы предпочла, чтобы ты поклялся моей жизнью, — призналась г-жа де Маранд. — У меня, по крайней мере, была бы надежда умереть, если бы ты нарушил свое слово.
С этими словами она обвила его шею руками, крепко обняла, так что едва не задушила, горячо поцеловала, и на мгновение их души воспарили так высоко, что оба почти забыли о только что разыгравшейся страшной сцене.
VII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ АВТОР ПРЕДЛАГАЕТ ГОСПОДИНА ДЕ МАРАНДА — ЕСЛИ НЕ В ФИЗИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ, ТО, ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, НРАВСТВЕННОМ — В КАЧЕСТВЕ ОБРАЗЦОВОГО МУЖА: В ПРОШЛОМ, В НАСТОЯЩЕМ И В БУДУЩЕМ
Как только Жан Робер ушел, г-жа де Маранд поспешила вниз, в свою спальню, где Натали уже ожидала ее для вечернего туалета.
Но, проходя мимо, г-жа де Маранд заявила ей:
— Мне не нужны ваши услуги, мадемуазель.
— Разве я имела несчастье вызвать неудовольствие госпожи? — нагло спросила камеристка.
— Вы? — презрительно переспросила г-жа де Маранд.
— Госпожа обычно добра ко мне, — продолжала мадемуазель Натали, — а сегодня вечером говорит со мной так строго, что я подумала…