Сальватор
Шрифт:
— Бедняжка Мина! — пробормотал генерал.
Сальватор пропустил его восклицание мимо ушей и продолжал:
— Добрая женщина поспешила зажечь лампу и, двигаясь на крик, увидела на кровати что-то белое и копошащееся; она приподняла длинную муслиновую вуаль: перед ней была заливавшаяся слезами свеженькая, розовощекая прелестная годовалая малышка.
Генерал провел рукой по глазам, смахнув две крупные слезы.
— Велико же было удивление женщины, когда она увидела девочку в комнате, ведь когда женщина уходила, дом оставался пуст. Она взяла ребенка на руки и осмотрела со всех сторон. Она искала в пеленках хоть какую-нибудь записку, но ничего не нашла и лишь отметила про себя, что пеленки из тончайшего батиста; покрывало, в которое закутана девочка, — из дорогих алансонских кружев, а вуаль сверху — из индийского муслина. Не слишком обширные сведения! Но вскоре славная женщина заметила на столе оставленные вами письмо и кошелек. В кошельке было тысяча двести франков. Письмо было составлено в таких выражениях:
«Начиная с 28 октября следующего года, дня рождения девочки, Вы будете получать через кюре Ла-Буе по сто франков в месяц…
Дайте девочке по возможности лучшее воспитание, а в особенности постарайтесь сделать из нее хорошую хозяйку. Один Господь знает, какие испытания ждут ее впереди!
При крещении ее назвали Миной; пусть носит это имя, пока я не верну ей еще и то, которое ей принадлежит».
— Так звали ее мать, — взволнованно прошептал генерал.
— Письмо датировано, — продолжал Сальватор, будто не замечая охватившее генерала волнение, — двадцать восьмым октября тысяча восемьсот двенадцатого года. Вы признаете это, как и свои слова?
— Дата точная, слова приведены буквально.
— Впрочем, если мы в этом усомнимся, — продолжал Сальватор, — нам достаточно будет проверить, ваш ли это почерк.
Сальватор вынул из кармана письмо и показал его генералу.
Тот торопливо развернул листок и стал читать; силы оставили этого человека, и из глаз его брызнули слезы.
Господин Сарранти и Сальватор молчали: они не останавливали этих слез.
Через несколько минут Сальватор продолжал:
— Теперь я убедился, что ошибки быть не может, и скажу вам всю правду. Ваша дочь жива, генерал.
Лебастар де Премон от удивления вскрикнул.
— Жива! — повторил он. — А вы уверены?
— Я получил от нее письмо три дня назад, — просто сказал Сальватор.
— Жива! — воскликнул генерал. — Где же она?
— Подождите, — улыбнулся Сальватор, положив г-ну Лебастару де Премону руку на плечо, — прежде чем я отвечу, где она, позвольте мне рассказать или, вернее, напомнить вам одну историю.
— О, говорите, — сказал генерал, — но не заставляйте меня слишком долго ждать!
— Я не скажу ни одного лишнего слова, — пообещал Сальватор.
— Да, да; но говорите же.
— Вы помните ночь на двадцать первое мая?
— Помню ли я ее?! — воскликнул генерал и протянул Сальватору руку. — В эту ночь я имел счастье познакомиться с вами, мой друг.
— Вы помните, генерал, что, отправляясь на поиски доказательств невиновности господина Сарранти в парк Вири, мы вырвали из рук одного негодяя похищенную девушку и вернули ее жениху?
— Как не помнить! Негодяя звали Лоредан де Вальженез, по имени отца, которого он опозорил. Девушку звали Мина, как мою дочь, а ее жениха — Жюстен. Как видите, я ничего не забыл.
— А теперь, генерал, вспомните последнюю подробность, может быть, самую главную в истории этих молодых людей, и я больше ни о чем вас не спрошу.
— Я помню, — сказал генерал, — что девочку нашел и воспитал учитель, а затем ее похитил из пансиона господин де Вальженез. Этот пансион находился в Версале. Об этом я должен был вспомнить?
— Нет, генерал, это факты, это история, а я хочу услышать лишь о небольшой подробности. Но именно в ней мораль всего этого дела. Призовите же на помощь свою память, прошу вас.
— Я не знаю, что вы хотите мне сказать, друг мой.
— Ну хорошо. Я попытаюсь направить вас по правильному следу. Что сталось с молодыми людьми?
— Они уехали за границу.
— Отлично! Они действительно уехали, и вы, генерал, дали им денег на дорогу и дальнейшую жизнь.
— Не будем об этом, мой друг.
— Как вам будет угодно. Но так мы подошли к интересующей нас подробности. «Меня мучают угрызения совести, — сказал я вам, когда молодые люди уезжали, — рано или поздно родители девушки объявятся; если они знатного происхождения, богаты, могущественны, не упрекнут ли они Жюстена?» А вы ответили…
— Я ответил, — торопливо перебил его генерал, — что родителям девушки не в чем упрекать человека, подобравшего девочку, которую сами они бросили, вырастившего ее как сестру и спасшего ее сначала от нищеты, а затем от бесчестья.
— Я тогда прибавил, генерал… помните мои слова: «А если бы вы были отцом девочки»?
Генерал вздрогнул. Только теперь он взглянул правде в глаза и окончательно все понял.
— Договаривайте, — попросил он.
— Если бы в ваше отсутствие вашей дочери грозила опасность, которой избежала невеста Жюстена, простили бы вы молодому человеку, который вдали от вас распорядился судьбой вашей дочери?
— Я не только обнял бы его как зятя, о чем я вам уже говорил, друг мой, но и благословил бы его как спасителя.
— Именно это вы мне тогда и сказали, генерал. Но готовы ли вы повторить эти слова сегодня, если я вам сообщу: «Генерал, речь идет о вашей собственной дочери»?
— Друг мой! — торжественно проговорил генерал. — Я поклялся в верности императору, дал ему слово жить и умереть за него. Умереть я не мог: я живу ради его сына.
— Ну что ж, генерал, живите и для своей дочери, — сказал Сальватор, — ведь именно ее спас Жюстен.
— Значит, прелестная девушка, которую я видел в ночь на двадцать первое мая, и есть… — начал было генерал.