Сама себе враг
Шрифт:
С этими словами он, к великому удивлению собеседницы, вылил водку в тарелку с остатками второго:
— Обед подошел к концу, — Илья одарил Алену своей замечательной улыбкой.
— Значит, ты не пил в тот вечер, когда убили Лину Лисицыну? — она внимательно посмотрела на него.
— Точно, — он кивнул и поднялся из-за стола, — но это еще не повод для того, чтобы меня подозревать, правда?
— Хитрец! Зачем же ты заставил меня выпить эту гадость? И еще притворился, что сам выпил.
— Мне показалось, что вы со
— Ты ведь не знаешь, что в водку был подмешан димедрол? — она взглянула на него снизу вверх.
— Правда? — усмехнулся он. — Выходит, я единственный, кого не удалось отравить?
— И ты должен был видеть то, чего не видели остальные, — заключила она, — потому что димедрол в водку подмешали не просто так, а со смыслом. Убийце нужно было вырубить всех, чтобы покончить с Линой в спокойной обстановке.
— Но я действительно ничего похожего не видел. Лина исчезла еще до того, как мы начали танцевать польку. Кроме того, за ней потащился один из охранников наших уважаемых спонсоров, поэтому я был абсолютно спокоен за ее безопасность.
— А что она шепнула тебе на ухо, еще до того, как все напились?
— Вы следили за мной, мадам? — Илья взял ее за руку и помог встать со стула.
— Так что? Ты переменился в лице.
— Алена, ты напоминаешь мне повадками твоего Терещенко. А это уже серьезно. Ты случайно не собралась за него замуж?
— Какая тебе разница? — усмехнулась она.
— Вы составите ужасную пару: следователь и журналистка — страшнее невозможно придумать.
— Так ты не ответил.
— Ну, хорошо. Лина шепнула, что, несмотря на гибель Журавлева, она все-таки намерена сыграть Офелию.
— То есть она попросила, чтобы ты не мешал?
— Наверное, она думала, что теперь, когда путы с рук главного сняты и роль возвращена мне, я стану ей мстить, пытаясь вытолкнуть из постановки. Только я не собирался этого делать.
Они вышли на холодный воздух.
— Господи, когда же будет тепло! — воскликнула Алена, поднимая воротник пальто. — Ненавижу холод!
— Мне ждать, как минимум, до апреля, а тебе — не более минуты, — усмехнулся Илья, махнув рукой по направлению к театру, откуда к ним направлялся Вадим Терещенко. — Думаю, тебя согреет любовь.
— Не уверена, — недовольно буркнула Алена. — Но сцена ревности мне обеспечена.
16
Полутьма, в которой проходила репетиция, действовала на Алену успокаивающе. Она только что пережила довольно бурное выяснение отношений с Вадимом, и поэтому душа требовала передышки. В этом случае задний ряд зрительного зала — лучшее место.
— Просто не знаю, как с ним себя вести, — шепотом пожаловалась она Насте. — Что бы я ни сказала, все его не устраивает.
— А ты посмотри на Илью, — та лениво указала пальцем на сцену, где Ганин страстно произносил монолог:
О небо! О земля! Кого в придачу? Быть может, ад? Стой, сердце! Сердце, стой! Не подгибайтесь подо мною, ноги!— А теперь вспомни своего неказистого следователя, — жестоко продолжала она. — По-моему, ему есть, о чем беспокоиться.
— Почему это неказистого? — оскорбилась за Вадима Алена. — Он весьма недурен собой!
— И еще занудлив в придачу, — ухмыльнулась Настена.
— Ничего такого за ним не замечала! — окончательно надулась Алена.
— Конечно! Сама же говоришь, что он к тебе придирается.
— Это точно, — вздох был исторгнут из самого сердца. — Я вся измучилась. Пытаюсь быть с ним ласковой, он обижается: считает, что издеваюсь. Перечу — опять не так. В общем, не находим мы пока общий язык.
— И не найдете, — констатировала подруга. — Вы слишком разные. Он — сплошные правила и законы, ты — полная анархия.
— И на кой черт ты решила накапать ему, что мы с Ильей пошли обедать?
— Если бы я начала врать и выкручиваться, он бы заподозрил что-нибудь худшее, — уверенно ответила Настя. — Я такой тип знаю. Чего ты хочешь, я пять лет общаюсь с Коржиком.
— Намекаешь, что он такой же?
— Алена, нам с тобой жутко не повезло с мужиками.
На сцене Ганин закончил монолог. Далее следовал выход Горацио, которого исполнял Людомиров, и Марцела. Главный уставился на правую кулису.
— Ну?! — взревел он после минутного ожидания. — Что вы там, спите?
— Принц! — дуэтом взвыли те. — Принц! Черт тебя подери! Тьфу!
— Какого дьявола, Людомиров! — Алена знала, что у главного лысина мгновенно становится пунцовой от злости. — Этого нет в тексте!
Из-за кулисы выглянул бледный Людомиров:
— Сам знаю, что нет. Но этот гуру шляется, перепугал нас до усрачки!
— Отец Гиви! Что вы там делаете?! — сдерживаясь, видимо, из последних сил, прорычал главный.
— Мертвец, мертвец в театре, — донеслось, словно из преисподней.
— Мне нужно в туалет, — жалобно скривился Людомиров.
— Отец Гиви, что вы там бормочете? — поинтересовался режиссер, сжав кулаки.
— Призрак страшный, лежит, не шевелится… — на сцене величественно появился гуру.
— Может, он имеет в виду отца Гамлета? — вполне серьезно предположил Людомиров, которому совсем не хотелось шутить.
— Ну что вы тут шатаетесь, страху на всех нагоняете! — Главный вскочил из-за стола, как пушинка, взлетел на сцену, схватил отца Гиви за рукав белой куртки и поволок к проходу.