Самая длинная ночь в году
Шрифт:
Девица потупилась.
– Единственно, что мне интересно, как эти... шутники раздобыли мой незаполненный министерский бланк.
Потом они с княжной Льдовой - и ее женихом - пришлось и его посвящать в интригу - затеяли целое расследование.
– Зачем?
– спросил он у императрицы, когда все узнал. Придворные, которые в этом участвовали, были уже отлучены от двора.
– Скучно, - отвечала она ему.
Ей было скучно. А идиотская идея прижилась...
Он дернул щекой, представляя в роли жертвы розыгрыша Иру.
И вот что ему теперь делать? Он привязался. Он - надо, наконец, признаться самому себе - полюбил...
Соблазнить ее - и сделать своей любовницей - не позволяла совесть. Женой... Да... Женой Великого князя Радомирова - наверное, здравый смысл. И любовь к ней...
Самое мудрое, что он мог сделать - это оставить девочку в покое...
Тут он представил, что не подойдет к ней больше, не заговорит. Что в ее серых глазах поселится тоска. Или ненависть к нему - если обставить прощание как положено, с привлечением его как бы новой пассии...
– Прошу прощения, ваша светлость, - обратился он к графу Морозову, который тоже задумался - о чем-то своем.
– Но мне придется вас покинуть.
И... князь Радомиров сбежал с бала. Ничего, пару часов они тут точно без него обойдутся. В свой дворец - переодеться - он же не сможет появиться перед ней в белоснежной парадной форме с золотыми аксельбантами и россыпью орденов. Придется переодевать. А еще надо отнести поесть - наверняка она забыла.
Так он и появился в госпитале - в обычном черном кителе без знаков отличия и с корзинкой, полной еды.
– Чем мы может вам помочь?
– привстала ему навстречу целительница, увидев форму.
– У вас что-то случилось?
– Понимаете, - обратился он к ней.
– Я бы хотел увидеть Ирину Алексеевну Иевлеву. Она сегодня дежурит.
– Вам ее вызвать?
– Не нужно. Я не болен. Просто осенью... Она мне спасла жизнь. Я бы хотел поздравить ее с праздником.
– Вообще-то не положено...
– Пожалуйста.
– Ладно, проходите, - во взгляде читалось и одобрение, и интерес, - только тихонько. Вас проводить?
– Я знаю, куда идти, - он отрицательно покачал головой. Действительно, сразу как узнал, где работает Ира, тщательно изучил план здания. Пути подхода, отхода. Эвакуации... И где находится ординаторская отделения травматологии, ему было тоже известно.
Он тихонько постучал.
– Открыто, - раздался ее голос.
– Ирина Алексеевна! Добрый вечер.
На мгновение ему показалось, что она бросится ему в объятия. Но Ира смешалась, остановилась. Завела руки себе за спину, словно опасалась, что они ей не подчиняться.
Только глаза горели таким счастьем...
– Как вы? Откуда вы?
– Сбежал, - признался он.
– Буквально на час... Решил вас поздравить. И покормить заодно.
– Я скучала, - призналась она.
– Я тоже, - вздохнул он.
– Ужинать?
Быстро распаковали корзинку, достали все.
Он разлил по бокалам ее любимый вишневый сок.
– С праздником.
– У меня есть для вас подарок.
– Странное совпадение, - улыбнулся он.
– У меня для вас - тоже.
СТОЛИЦА. ПОЧТИ ГОД НАЗАД. ЯНВАРЬ. ОНА
А еще я не любила праздники. Детство, конечно, не в счет... Тогда были вера во что-то чудесное. Грезы. Надежды. Искрящаяся радость.
Потом я смогла устроить свою жизнь. Только праздники по-прежнему не любила...
Это Рождество не было исключением.
До того момента, когда Андрей Николаевич не постучал в дверь ординаторской.
До того, как я не подарила ему на Рождество самый мощный артефакт, останавливающий кровотечение. А он мне - защитный амулет, выполненный с том же стиле, что и артефакт энергии, который он отдал мне за свое спасение.
Уходя, он попросил разрешения пригласить меня на завтрак.
– Я, конечно, понимаю, насколько вы будете вымотаны, но так хочется встретить это утро с вами...
Ответила согласием.
В последнее время мне казалось, что между нами есть какая-то недоговоренность. Что-то он мне пытался то ли сказать, то ли наоборот, не говорить. Это все рождало странную печаль в глазах, когда он смотрел на меня.
Чаще всего, я не помнила об этом, но иногда...
Иногда - но не сегодня.
– Море?
– с изумлением выдохнула я, оглядевшись по сторонам.
– Море!
– весело ответили мне.
– В этой бухте оно никогда не замерзает. Это юг Поморья.
Я огляделась. Большой деревянный дом, терраса нависает прямо над волнами. От перспективы у меня захватило дух.
– Где мы?
– спросила я.
– Это мой дом... На юге.
– Еще одно любимое место?
– Самое любимое...
Мысль о том, что, наверное, не совсем прилично оставаться наедине в его доме, мне в голову как-то не пришла. В моем же мы оставались...
– А как спуститься вниз?
– мне стало весело.
– А как же завтрак?
– передразнил он меня.
Я жадно смотрела на волны.
– Хорошо, - смирился Андрей Николаевич.
– Море так море. Только ступеньки крутые. Осторожнее.
Я сидела на камне, опустив пальцы в воду. Отогнать меня от воды у Андрея Николаевича не получилось. Зажмурившись, вдыхала солоноватый запах моря, слушала рокот набегающих на берег волн.
– Море мне снилось, - вырвалось у меня.
– Родители и сестра - нет. А вот море... Каждый раз, когда я вспоминала, как когда-то была счастлива, мне снилось море. Только не северное, не то, что в столице. Оно другое. И запах. И ощущение от него. Я, уже когда стала работать, в выходные как-то поехала на залив. И... сказки не получилось. А это... Это чудо!