Самая лучшая сказка Леонида Филатова
Шрифт:
Герой Филатова был поэтом. По градусу, по страстному желанию говорить правду. Поэт всегда причастен к Вечности. В финале они покидали нас, осиротевших зрителей, Мастер и его Маргарита, уходя в глубину сцены, крепко держа друг друга за руки – в распростертое перед ними и нами небо, прямо к сияющим звездам, которые всегда были и всегда будут…
(Забегу чуть-чуть вперед. В самом начале нового, ХХI века группа таганских актеров (в числе которых был и Филатов) рискнула прикоснуться к «рукописям, которые не горят». Их усилиями была создана практически полная аудиоверсия бессмертного романа Михаила Булгакова – 17 часов звучания «Мастера и Маргариты»! Как сказал классик: чтобы в России при жизни стать знаменитым, надо прожить очень долго, а чтобы быть понятым,
Конечно, Филатов был страшно раздосадован, когда у него сорвалась роль Раскольникова в «Преступлении и наказании». Он просто не смог репетировать из-за неотложной операции на голосовых связках. «А потом показалось неловко расталкивать всех локтями, не такой я человек…» – говорил он.
От Самозванца в «Борисе Годунове» сам отказался – в самом разгаре были сказочно-заманчивые съемки «Избранных» Соловьева в далекой Колумбии. «К тому же понял, что с моим слухом роль… не спеть».
Потом, несколько позже, неожиданно прозвенел очередной тревожный звоночек. И опять-таки от медиков. На репетиции чеховской «Чайки» Филатов, выходя из лодки, смог едва переставить ногу через борт… руками. Режиссер Сергей Соловьев, увлекшийся театром, простодушно изумился: «Леня, это перебор! Тригорин не такой уж старый – сорок четыре всего». «Да при чем здесь Тригорин! – разозлился актер. – У меня самого нога не вылезает… Затекает, не пойму, что такое…» И все равно еще как минимум полгода продолжал играть в «Чайке».
Конечно, в голову время от времени лезли самые нехорошие мысли. Разномастные болячки его буквально преследовали по пятам: то язва, то вдруг проблемы с горлом, то еще какая-то зловредная ерунда привяжется. Филатов благодарил Бога и Высоцкого, который в свое время буквально вытащил его из липких, противных объятий страшной болезни – лимфоденита: «Он меня уложил в… больницу, к своим врачам и сам весь процесс курировал, и приезжал, и спрашивал: «Как?» А Филатов лежал расколотый совершенно, в мнимом параличе. Позже выяснилось, что это не паралич, но страшно было очень…
«Я сознавал, что нужно заняться своим здоровьем, – говорил Леонид, – но времени у меня на это никогда не было». Не-ког-да! – все чаще и чаще отмахивался оn приставаний друзей и врачей. Однако начал замечать, что стал легко уставать. Болезнь долго и потихоньку заигрывала с ним. Ходить долго не мог. На сцене еще кое-как, но держался, а за кулисами – уже все, как спущенный шарик. Сетовал на то, что стареет. Продолжал делать все, что делать было нельзя. Пошло все к черту!..
Старожилы помнят, как во время одного из спектаклей у Филатова неожиданно пропал голос. За кулисами на него накинулись с упреками: «Ну, Ленька, ну ты, старик, даешь. Поддал, что ли?..» Хотя все прекрасно знали, что ни на репетициях, ни тем более перед спектаклем он себе ничего подобного ни в коем случае не позволял. Категорически. «Бог с вами, – едва-едва, с громадным усилием просипел-прохрипел в ответ «сердобольным» коллегам Филатов, – сам ничего не могу понять, что со мной происходит…»
1980-й для Леонида Филатова (да и разве только для него одного) стал годом, заключенным в траурную рамку. О нем он написал:
А мы бежим, торопимся, снуем — Причин спешить и впрямь довольно много — И вдруг о смерти друга узнаем, Наткнувшись на колонку некролога. ……………………………………….. Ужасный год!.. Кого теперь винить? Погоду ли с ее дождем и градом? …Жить можно врозь. И даже не звонить. Но в високосный будь с друзьями рядом.«Таганка» была раздавлена непоправимой бедой – смертью Владимира Высоцкого. Им с трудом, но удалось собраться с силами и духом, сообща создать мемориальный спектакль об ушедшем друге. Филатов настаивал: «Способ мышления в этом спектакле должен
Одного автора у этого спектакля, конечно же, быть не могло. Это был коллективный труд. Организовывал материал Юрий Петрович Любимов. «Мы тащили, как улитки, – вспоминал Филатов, – каждый по соломинке, как муравьи тащили, что-то вкладывали в эту общую кучу, кто что находил, кто что считал возможным, предлагали чего-то, что-то оставалось, что-то вымарывалось, и в итоге складывалась такая композиция… Иногда мы просто заваривали все это вживую…»
Филатову в этом спектакле выпали две темы: помимо Горацио он читал лирические стихи Высоцкого, прежде всего посвященные Марине Влади. Колдунья-златовласка (в ее роли была, разумеется, Нина Шацкая) слушала любимого, сидя на сцене, отгороженная, как барьером, рядами пустых кресел осиротевшего театрального партера, и нежно улыбалась своему поэту…
В первую годовщину смерти Высоцкого в июле 1981 года «Таганка» показала премьеру-реквием «Владимир Высоцкий». Леонид осознал самое главное: «Смерть всегда делает чудеса. Становится ясной цена… В нашем спектакле Владимира нет. Есть только мы, наше к нему отношение… Гениальность нельзя сыграть».
Но тогда, жарким летом 1980-го, никто из них еще не догадывался, что смерть Высоцкого становится зловещим предостережением для будущего всего театра. И лично для каждого из них.
Кто мог предугадать, что спустя четыре года после этой трагедии последует Указ Президиума Верховного Совета СССР № 542-Х1 от 11 июля 1984 года «О лишении гражданства СССР Любимова Ю.П.», в котором черным по белому будет обозначено: «Учитывая, что Любимов Ю. П. систематически занимается враждебной Союзу ССР деятельностью, наносит своим поведением ущерб престижу СССР…»
Филатов изначально был человеком сугубо театральным. «Театр – живое дело, там все как-то меняется, переделывается, а в кино режиссер единолично решил, рассчитал, снял… И не переделаешь. Нет, я театр люблю, – говорил он. – И причем не за роли, не в них дело. Для меня театр – прежде всего Дом. Дружеский, благородный, где мне сделали первые прививки нетерпимости к дряни. На уровне рефлекса…»
Придя на Таганку, вчерашний провинциал неожиданно для себя оказался в окружении такой могучей интеллектуальной «кучки», такой «команды», прямо как «дрим-тим». Желанными гостями, соавторами, полноправными членами художественного совета театра были Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Петр Капица, Сергей Параджанов, Юрий Трифонов, Федор Абрамов, Белла Ахмадулина, Альфред Шнитке, Александр Бовин, Юрий Карякин, Эрнст Неизвестный, Борис Можаев, поэты, писатели, художники, музыканты, ученые, отъявленные диссиденты, композиторы, подпольные миллионеры-«цеховики», многомудрые политические обозреватели ТВ и функционеры-либералы со Старой площади, которые отвоевали себе право вслух говорить все (или почти все) то, что думаешь. Всезнающий Булат Окуджава признавался, что сердечно любил старую «Таганку» «как клуб порядочных людей».
Только, ради Бога, не стоит тешить себя иллюзиями, будто бы непорочная «Таганка», не щадя живота своего, отчаянно боролась с самой Системой.
С недостатками, отклонениями, негодяями – да. У театра была постоянная тема, раздражавшая вельмож: ужесточающееся противоречие между народом и властью. Но не противостояние. Даже сам творец «Таганки» Любимов считал, что «ярлык «политический театр» нам пришили. А на самом деле я отстаивал свои спектакли, и только. Просто старался быть свободным, вольным человеком, не более того. Ни с кем не воевал и никого не агитировал. Но от своих актеров требовал: «Играйте так, чтобы спектакль закрыли».