Самая лучшая жена (Pilgrims)
Шрифт:
– Мне очень жаль, – сказал он, – что так вышло с твоим отцом.
Виллис был старый. Правда, лицо у него было гладкое, совсем без морщин. Только на его щеке розовел шрам в форме серпа – гладкий и блестящий, как пластинка слюды.
– Скажи «спасибо», – легонько подтолкнув Тэннера, подсказал Гэсхаус.
– Спасибо, – сказал Тэннер.
Сидя на корточках, Виллис проговорил:
– Сынок, у тебя нынче волосы совсем растрепались.
Он вытащил расческу из накладного кармана комбинезона и протянул Тэннеру.
– Нормально
Виллис смотрел на него и ждал.
Тэннер сказал:
– Я уже причесывался сегодня.
– Но ты все равно растрепанный. А мальчик должен стараться выглядеть аккуратно.
– Просто я вчера вымылся перед сном и лег спать с мокрыми волосами. Тут уж ничего не поделаешь.
Но Виллис не убирал расческу. Гэсхаус снова тихонько подтолкнул Тэннера.
– Почему бы тебе не взять расческу, сынок?
Тэннер взял расческу у Виллиса Листера, один раз провел ей по волосам и отдал старику.
Гэсхаус произнес:
– Почему бы тебе не сказать человеку «спасибо» за то, что он тебе расческу предложил?
– Спасибо, сэр.
– Пожалуйста, сынок, – откликнулся Виллис. – Ну, разве ты теперь не аккуратнее выглядишь?
Виллис поднялся и встретился взглядом с Гэсхаусом:
– Ну, рассказывай – чего тебе тут надо?
– Птицы нужны.
– Некому ставки делать, Гэсхаус. Не будет сегодня никакой стрельбы.
– Да не нужны никакие ставки, – с усмешкой проговорил Гэсхаус. – Мне просто птицы нужны. Я в них прямо тут и постреляю.
Виллис ничего не ответил, а Гэсхаус топнул ногой, из-за чего голуби всполошились и заворковали громче.
– Эй! Я не то хотел сказать. Не тут! Не собираюсь я стрелять в твоих голубей тут, в амбаре, где они по клеткам сидят. Парень не для того сюда приехал, что поглядеть, как я птиц в клетках пристреливаю! Я у тебя во дворе постреляю. Несколько штук. Просто чтобы парень увидел, как это делается.
Он перестал смеяться, вынул из кармана носовой платок и высморкался. Виллис пару секунд смотрел на него и потом перевел взгляд на Тэннера. Тот обеими руками приглаживал волосы. Потом Виллис посмотрел на Снайпа. Пес облизывал проволочную дверцу пустой птичьей клетки.
– Сколько? – спросил Виллис. – Сколько тебе надо птиц для твоей маленькой охоты?
Гэсхаус убрал носовой платок в карман и вытащил бумажник, а из бумажника – двадцатидолларовую банкноту.
– Можешь дать мне четыре птицы на двадцать долларов? Можешь, Виллис?
Виллис поморщился, словно ему стало больно.
– Четыре птицы? Что такое четыре птицы? У меня за неделю крысы больше сжирают. – Он посмотрел на Тэннера: – Ты сколько голубей хочешь убить, сынок?
– Я? – Тэннер нервно взглянул на Гэсхауса.
– Стрелять буду я, Виллис, – произнес Гэсхаус. – Я тебе еще разок все растолкую. Тут главное, чтобы мальчик увидел, как это делает
– Ну, так сколько же надо птиц? – спросил Виллис.
– Мне надо убить всего одну, пожалуй.
– Черт, Гэсхаус, одну птицу я тебе дам. Что для меня одна птица?
Гэсхаус внимательно уставился на ноготь большого пальца:
– Понимаешь, какое дело… Чтобы убить одну птицу, может понадобиться несколько.
– Господи.
– Ну послушай, Виллис. Столько лет прошло, черт побери. Я же могу промахнуться по первой птице, по второй… – Он немного помолчал. – Знаешь, я ведь был чертовски хорошим стрелком, когда…
– Три птицы ты получишь, – прервал его Виллис.
– Я стрелял как не знаю кто.
– Одну птицу из трех подстрелишь, а?
– Бог мой, – вздохнул Гэсхаус. – Будем чертовски на это надеяться.
Виллис пошел к ближайшей клетке, перешагнул через Снайпа, а тот все еще вылизывал проволочную дверцу, будто она была чем-то вкусным намазана. Виллис открыл дверцу и по очереди вытащил птиц – одну за лапку, другую за крыло. Он недовольно прищурился, потому что испуганные голуби подняли тучу пыли и пуха. Двух голубей он зажал под мышками, как школьные учебники, а третьего протянул Тэннеру.
– Крылья ему прижми, – посоветовал Виллис, – а не то он биться начнет как ненормальный.
Тэннер следом за взрослыми вышел из сарая, осторожно держа птицу на вытянутых руках, будто посудину, из которой на него могло что-то вылиться. Потом он остановился на поле рядом с Виллисом, а Гэсхаус пошел к машине за ружьем. Снайп уселся перед Виллисом Листером и с интересом воззрился на голубей.
– Ты что себе думаешь, псина? – спросил Виллис. – Думаешь, у меня для тебя сухарик имеется?
Потом они долго молчали. Тэннеру стало жутко не по себе, когда он остался наедине с Виллисом Листером. Трава во дворе была высокая – выше колена, – густая и мокрая. А небо было серое. Когда небо такое, это значит, что то ли скоро зарядит дождь, то ли дождя не будет несколько месяцев. Голубь, которого держал Тэннер, был горячий и толстый, он едва помещался в ладонях мальчика. Стоявший рядом с ним Виллис дышал тяжело. Он сопел, будто крепко спал. После долгого молчания он тихо проговорил:
– Думаешь, я для тебя сухарик припас, псина? Ты так думаешь, да?
Гэсхаус Джонсон вернулся с ружьем и патронами. Он встал на колени в траве, чтобы зарядить ружье, а Виллис спросил:
– Что это у тебя за патроны? На медведя, что ли, собрался?
Гэсхаус зыркнул на коробку и промолчал.
– Такими по птицам стрелять не положено. Попадешь в птицу – так тебе еще сильно повезет, если ты ее потом отыщешь. Ее на клочки разнесет.
Гэсхаус зарядил ружье и встал.
– Нет, ты всерьез собрался палить по голубям этими гранатами? – спросил Виллис.