Самая страшная книга 2015
Шрифт:
– Тройка задаст им жару! – процедил отец и, прежде чем я успел удивиться, схватил меня за локоть. – Это отвлечет их ненадолго. Нам пора уходить!
Ударом ноги он выбил ставень и выскользнул из окна наружу. Я прыгнул следом. Не знаю, чего во мне в тот момент было больше: страха за свою жизнь, скорби по матери или гордости за отца, оказавшегося вдруг чем-то вроде сказочного героя. Не помню. Это произошло так давно.
Мы побежали через поле, но не успели сделать и десяти шагов, как из-за угла вывернул человек в коричневом плаще и коричневой шляпе, из-под которой на нас равнодушно пялился противогаз. Мы увидели друг друга одновременно, однако отец выстрелил первым. Пуля угодила в шею, и враг опрокинулся навзничь, не издав ни звука.
Отец
– Надевай, быстро! – и, как только я справился с задачей, вновь потащил за собой.
Мы направлялись через поле к лесу. Темноту позади разрезали лучи белого света, бьющие с зависшего над домом винтолета. Пулеметные очереди кромсали тишину в клочья, и крики умирающих смешивались со все набирающими силу колдовскими песнопениями, насквозь пропитавшими отступающую ночь.
Враг словно бы возник из них, соткался из мрака и беспросветных слов, звучавших, казалось, сразу со всех сторон. Он появился впереди и, прежде чем отец успел поднять пистолет, с размаху метнул в нас что-то. Тявкнул выстрел, голова алхимика дернулась, шляпа полетела в траву, сам он повалился следом. Но это уже не имело значения – стеклянная колба с кулак размером, брошенная им, разбилась у наших ног, выпустив облако густого темного пара.
Отец вытолкнул меня вперед, подхватил под ребра и, совершив несколько широких прыжков, упал вместе со мной в заросли полыни. Он хрипел, на губах выступила белая пена, вены на шее чудовищно вздулись и пульсировали.
– Иди, – проскрипел он, вцепившись скрюченными пальцами в щеки. – Беги. Книга…
Я не стал испытывать судьбу. Припустил к лесу, благо что до него оставалось не больше пятидесяти метров. Достигнув опушки и забившись в кусты, я стащил с головы противогаз. Некоторое время сидел там, укрывшись в густых тенях, собирался с мыслями и наблюдал, как Особый алхимический корпус с помощью огнеметов стирает нашу ферму с лица земли. Полчаса спустя, когда безликие фигуры в коричневых плащах принялись прочесывать поле, я покинул убежище.
Именно тогда, за несколько мгновений до наступления рассвета, в недолговечном, но прекрасном сером лабиринте леса он(а) и встретил(а) меня. Я шел, не разбирая дороги, спеша оказаться как можно дальше от кошмара, что разрушил мою жизнь, словно хрупкое птичье гнездо. Слезы душили меня. Осознание произошедшего постепенно заполняло собой разум, убивая всякую волю к дальнейшему существованию.
А потом я остановился, поднял взгляд. Он(а) стоял(а) предо мной, порождение теней и запредельного безумия. Чуждость этого существа нашему миру была такова, что взрослый человек, узрев его, наверняка бы ослеп или лишился рассудка. Но мое детское, сожженное страшным горем сознание приняло увиденное как данность. И многочисленные пасти, и бескостные конечности, и вывернутые назад ноги. Песнопения алхимиков достигли цели. Их услышали, и на них ответили.
Дитя нашего бога, одно из Тысячи, явилось мне. Немногие из тех, кто верой и правдой служили Черному Козлу, удостаивались подобной чести. Он(а) смотрел(а) в мои глаза, и великая, неизбывная пустота истины проникала в меня, избавляла от свежих страданий, исцеляла любую прошлую и будущую боль. Он(а) был(а) само небытие, хранящее в себе все возможные вселенные, окончательные ответы на любые возможные вопросы.
Я зажмурился, чтобы не рассыпаться пеплом, опустился на колени и положил книгу в траву перед собой. Отец оказался прав. Мы все – не имеем значения. Книга, это проклятое сборище ненужных знаний, не принесла ничего, кроме скорби. Эти страницы разрушили невероятное количество жизней, с легкостью перемололи в труху и мою.
Нельзя позволить хаосу вновь вырваться в мир. Я улыбнулся, чувствуя, как сильная, склизкая рука касается моей
Вадим Громов
Маргарита
– Большое спасибо за покупку! Приходите к нам еще.
Платиновая блондинка лет тридцати заученно улыбалась, демонстрируя идеальные зубки. Смазливая кукольная мордашка, хоть сейчас нагоняй целую свору корифеев объектива и длинного мегапикселя: точеные черты лица и голубые глазищи так и просились на обложку не самого захудалого дамского глянца.
– Спасибо. – Маргарита взяла два фирменных пакета (плотная качественная бумага, причудливый черный с тисненой серебряной каймой вензель на алом фоне, позолоченные ручки-шнурки), в которых лежало по коробке с дорогой обувью. – До свиданья.
– До свиданья, всего хорошего.
Маргарита (Марго, Марита, Рита, Маргунчик, в зависимости от того, с кем и в какой обстановке происходит общение) зашагала к дверям бутика элитной обуви, на ходу бросив взгляд в зеркало, в котором отражалась блондинистая продавщица. Улыбка той уже пропала, но Марго была уверена: стоит обернуться – и дежурно-предупредительный «чи-и-из» снова засияет на лице красотки. Как будто у нее в голове переключат рычажок, над которым есть изображение улыбающегося смайлика. «Вкл.», «Выкл.». Щелк-щелк.
Естественно, оборачиваться Маргарита не стала: к чему эти бессмысленные телодвижения? Потешить свое самолюбие осознанием того, что обслуживающий персонал готов выкамаривать на полусогнутых, лишь бы клиент зашелся в приобретательском оргазме? Что-что, а это она прочно разучилась делать несколько лет назад. Жизнь иногда бьет наотмашь так, что из любого начисто вылетает всякая душевная труха.
Люди зарабатывают деньги, и стоимость этой улыбки тоже включена в цену двух пар обуви. Изящнейшие бежевые босоножки и элегантные туфли на высоком каблуке обошлись в несколько десятков тысяч рублей. Какая-нибудь бюджетница наверняка бы сочла подобную трату – как минимум придурью… но застать в таком бутике бюджетницу было бы так же удивительно, как лицезреть порхающего по Дворцовой площади Карлсона, зажавшего в пухлой пятерне «Ф-1» с выдернутой чекой и ненавязчиво предлагающего многочисленным интуристам сделать добровольно-принудительный взнос на цистерну варенья. «Пополни бюджет, морда заграничная, и не жмись. А то у меня от огорчения пальчики моментально устают…»
«Это все пустяки, дело житейское», – автоматическая дверь распахнулась, выпуская Риту из кондиционированной прохлады – в середину июля, с грандиозным успехом поставившего пьесу под названием: «Жизнь и зной в Санкт-Петербурге».
Маково-красный «ауди» ждал хозяйку на платной стоянке в «Стокманне», минутах в десяти ходу от бутика. Маргарита прогулочным шагом пошла по Невскому – в сторону Московского вокзала. Прикидывая, стоит ли где-нибудь перекусить или можно потерпеть до дома…
Мужчины почти не оглядывались ей вслед, это она знала точно, но не чувствовала себя ущемленной. Центр Санкт-Петербурга, выходной, полдень, июль. В такое время и в таком месте не могло быть недостатка в женских прелестях, порой (по мнению Марго) выставляемых напоказ чересчур откровенно. Молоденькие девочки ходили одиночками, парочками, табунками. Взмыленные купидоны заранее впадали в лютое уныние, прикидывая объем отчета о диком перерасходе стрел, предстоящий в небесной канцелярии в самое ближайшее время. Кто будет обращать внимание на совершенно обычную, пусть спортивную и следящую за собой женщину, которой вот-вот предстоит разменять пятый десяток… Пусть даже в ней безошибочно угадывается хозяйка, умеющая взять от жизни свое – и еще немного в довесок. Разве только альфонсы, но эту паскудную породу Марго раскусывала влет и отшивала жестко, разрушая любые иллюзии, касающиеся возможности шикарно и с размахом пожить за ее счет.