Сами мы не местные
Шрифт:
Азамат смеется и мотает головой, дескать, подумать только, какие у землян проблемы.
Мы плюхаемся на лежащий на земле ствол чересчур раскидистого дерева неизвестной мне породы и отдыхаем, любуясь нетронутым древним пейзажем. Азамат снова принимается что-то напевать, как тогда на канатной дороге. На сей раз я все-таки спрашиваю, что это.
– Это из цикла песен о сотворении мира. Тебе-то я его очень кратенько пересказал, а там ведь на самом деле про каждую речку отдельно, не говоря уж о горных хребтах.
– Да мне и в твоем исполнении нравится. У вас эти певцы все верещат, как будто им что-то отдавили.
– Ты просто по-настоящему хорошего певца еще не слышала. Ахамба, конечно, неплох, но он скорее интонацией берет, а не голосом. Ну да ничего, услышишь еще.
Мы снова что-то съедаем, а потом идем вниз, к берегу. У самой кромки полоса льда метр-два шириной, а дальше вода плещется. Азамат довольно потягивается.
– Весна!.. – Внезапно он настораживается и оборачивается в сторону полей. – Не так тут безлюдно, как ты говорила… У нас сейчас будут гости.
Минут через пять я начинаю различать какую-то движущуюся точку на горизонте. Мы отходим от воды под деревья и ждем, кого это принесет нелегкая. Наконец перед нами притормаживает всадник на большой ярко-рыжей мохнатой лошади. Всадник, мужик примерно одного с Азаматом возраста, спрыгивает в снег и приветствует нас согласно этикету – кланяется, перекрестив руки на груди и положив ладони на плечи. Азамат руки тоже скрещивает, но не кланяется, а только чуть кивает. К счастью, женщины в присутствии мужа вообще не должны здороваться с посторонними.
Незнакомец открывает рот и принимается говорить – и я понимаю, что ни шиша не понимаю. То есть вроде все по-муданжски, но ни хрена разобрать не могу. Однако я чувствую, что Азамат еле заметно расслабляется. Очевидно, тут никаких проблем.
– Очень рад встрече, – говорит Азамат. – Да, мы с супругой как раз решили осмотреть землю, которая мне досталась. Наш унгуц стоит за этим лесом. Я думаю, мы сейчас вернемся к нему и нагоним вас, а там вы нам все покажете?
Всадник отвечает утвердительно, хотя и косится на меня с сомнением. Думаешь, не дойду?
Азамат с ним прощается, он вспрыгивает обратно на своего веселого конька и неспешно удаляется откуда явился.
– Кто это был? – спрашиваю с интересом, разворачиваясь к лесу.
– Один из пастухов, – недоуменно отвечает Азамат. – Он же представился.
– Я ничего не поняла, что он говорил!
– А-а… ну да, он из Долхота, они там немного не так говорят… Но все то же самое, только чуть-чуть звучит по-другому. Ты привыкнешь.
– Надеюсь, – вздыхаю я. Стоило столько времени учить этот долбаный язык, чтобы обнаружить, что у него еще и диалекты есть! – Так чего он хотел?
– Ему Старейшина Унгуц птичку прислал, что мы сегодня здесь будем…
– Птичку?!
Азамат хохочет.
– Да нет! Это просто говорится так… ну вроде как сообщил или намекнул… То есть я не знаю, как именно. Может, человека послал, может, позвонил… кто его знает. Поэтому так и говорят, птичку послал, когда не знаешь, как именно. Так вот, он хочет показать нам табун, а еще говорит, что тут есть постоянные шатры, в которых можно заночевать.
– Хорошо, – киваю. – В постоянном шатре ведь теплее?
– Да, там печка и шкуры на полу.
Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Вот сейчас как раз один из таких моментов. Скажи мне кто два месяца назад, когда я собиралась бороздить космические просторы, что через эти самые два месяца я буду деловым тоном обсуждать с мужем, что в постоянном шатре теплее, потому что там печка и шкуры, – да я бы сразу психовозку вызвала!
Глава 3
Я плюхаюсь на сиденье унгуца и с трудом удерживаюсь от того, чтобы немедленно заснуть. Все-таки тяжело с непривычки шастать по лесу на лыжах. Но, как я понимаю, это не последний на сегодня аттракцион.
Мы взмываем над полем и летим прочь от внушительных гор вдоль берега вслед за едва различимой в снегу фигуркой всадника. Солнце уже намекает, что оно тоже за день нагулялось и хочет баиньки где-то там, за снежным горизонтом. Мы же вызывающе показываем ему длинный нос с рогами и летим к новым приключениям.
Минут через пять мы обгоняем нашего пастуха, он машет нам снизу рукой и указывает, в какую сторону лететь дальше, что мы и делаем. Еще через пять минут, судя по всему, прибываем на место.
Здесь снежная гладь подвытоптана, из нее, как луковицы, торчат четыре шатра, у них из вершинок вместо перьев струится дым. Азамат сажает нас в нескольких шагах от крайнего жилища. Вылезать наружу мне очень не хочется, но в шатре спать все-таки удобнее, чем в кабине, так что мы снова вытряхиваемся на снег.
Едва коснувшись ногами земли, я замечаю, что на нас с лаем несутся два пса, вероятно, пастушьи помощники. Да как несутся – уши и язык развеваются где-то за спиной, задние лапы вперед передних – в общем, того и гляди, врежутся в бок унгуца. Я порываюсь запрыгнуть обратно в кабину: не то чтобы я боялась собак, но эти уж очень жаждут встречи, на мой вкус.
– Лиза, да чего ты от собак шарахаешься? Они ведь табун охраняют, это свои собаки.
– Ага, только они нас впервые видят и вряд ли им дали наш словесный портрет.