Саммаэль
Шрифт:
— Цель вашего визита?
— Свержение императора Шаграта — и установление диктатуры пролетариата!
— Цель вашего визита?
— Проникновение на Астонскую императорскую судоверфь и шпионаж в пользу отдела «Си-4»!
— Цель вашего визита?
— Выебать твою покойную бабушку!..
И на все на эти ответы — опять никаких признаков жизни. Как будто они и слов-то моих не слышат. Ни шпионаж, ни секс с мертвецами, ни попытка государственного переворота — ничем же их не проймёшь!
Да что же им, в конце-то концов, надо?! Чего они от меня услышать хотят?!
А старый добрый вариант «залезть к ним в мозги, и всё что надо там прочитать» — увы, не прокатывал.
Потому что в здании был
Был колдун, был! Сидел, сука, тихо, и не отсвечивал; ничем не выдавал — кто он, где он, как он. Но — держал, держал стопроцентный барьер на всех сотрудниках пограничного пункта! Ни к кому, блин, в мозги-то не присунуть, ни с кого, блин, ни словечка не прочитать, никого, блин, не предсказать даже на полсекунды! И время, блин, не замедлить, кругом карабин, блин, на карабине, и смотрят все в лоб, только дёрнись, плотность огня будет такая, что между разрядами мышь не проскочит…
Даже летучая?
Даже летучая.
Потому и Милену не вызывал.
Ну, блядь, колдун! Ну, сука, ну только мне покажись, только, блин, высунься, хоть на миллиметр, уж я-то яйца тебе на шею-то наверну, да голову с хуем местами-то поменяю!
— Цель вашего визита?
Саммаэль набрал в грудь побольше воздуху, привлёк на помощь все свои познания в «изящной словесности», и начал, надеясь, что местный колдун тоже его услышит:
— Ёб я мать твою в гроб, в бога, в душу и в двенадцать апостолов, да проебись ты тримандаблядским проебом…
Но тут сзади загрохотало.
Первый по лестнице скатился Вессон, растрёпанный, перепуганный, и, блядь, в «браслетах» [72] ! А следом и Мэллони, и тоже в «браслетах», и с немаленьким «фонарём» под глазом! А следом — трое, четверо! — в камуфляже и с карабинами, предохранители сняты, селекторы в положении «максимальная скорострельность» [73] ! А следом и пятый, тощий, маленький, лысенький, тоже, как все, в камуфляже — но с двумя шевронами на рукаве, капрал, что ли… и морда-то, морда-то, нос весь в лепёшку, и скольких зубов-то не досчитался?
72
Т. е. в наручниках.
73
Линейные плазменные ружья, стоящие на вооружении Арденнской (и Имперской) пехоты, имеют три режима стрельбы: «скорострельность», «мощность» и «точность». Уж ясно, что один параметр в ущерб трём другим…
Ну, Мэллони, ну вот кто здесь мастер «наябываться», а я так, я никак, я со своей «изящной словесностью» просто попи?сать вышел!..
Это было последнее, что Саммаэль подумал. Потому что дальше не думал уже ничего. Рывком, опрокинув стул, — назад и вверх, под самый под потолок, — жить захочешь, мигом летать научишься! — замедлив время и уходя с линии прицеливания, стягивая на себя всё окружающее, что вокруг было, — а был тут поблизости не воздух, не вода — а прямо-таки огонь…
А «линии прицеливания» не было. Карабины смотрели в пол.
Потом чуть дрогнуло, — безмолвный приказ, — и лысый капрал, скривившись, потянулся к заднему карману штанов. В котором лежали ключи от наручников.
А потом зазвучал голос:
Остановитесь. Пожалуйста.
Да, пожалуй, не помешает.
И таки остановились. Все остановились, замерли, кто где стоял, а Саммаэль неуклюже спустился на пол. Только мелкий капрал суетился, звенел связкой ключей, а освобождённый Вессон со страдальческим выражением на лице разминал запястья. Мэллони же, избавившись от «браслетов», заниматься глупостями не стал: поднёс свой немаленький кулачище к подбородку капрала, примерился — и результатом сравнения остался доволен. А вот капрал, похоже, не очень…
И тут в комнату вошёл — точнее, вбежал — обладатель голоса. И Саммаэля охолонуло. Потому что похож был, очень похож был маг — на Джоэля Верса. Нет, нет, не внешностью, — хотя тоже поджарый и с проседью, но другие черты лица, лицо острое и скуластое, изрытое оспой…
Похож он был целеустремлённостью. И в какой-то степени — честолюбием. Способностью идти до конца и на всё, не останавливаясь ни перед чем, ради поставленной цели…
Но было одно отличие, неожиданно понял Саммаэль. Этот маг уже знал, что такое власть. Знал, какой груз приходится нести на плечах; и как легко оступиться, упасть, не выдержав этой тяжести…
— Я прошу извинения за то, что заставил себя ждать, — начал маг, не поднимая глаз. А потом поднял голову, глаза его расширились, и он сделал то, что Саммаэль никак не мог от него ожидать:
— Валентайн… брат… — маг шагнул вперед, и обнял пилота.
— А?… — только и выдавил из себя Вессон.
Чёрт, да он действует искренне! Никакой игры, никакой показухи; маг действительно рад видеть пилота! И ещё одно: маг снял всю свою защиту! Он действует открыто и искренне, зная, что в комнате есть эмпат!
Про таких людей Саммаэль читал разве что в книжках. А в жизни — ни разу не видел. Ну, разве что, за одним — точнее, двумя — исключениями…
— Аа?… — снова выдавил из себя пилот, но уже с другой интонацией.
— Да, — маг похлопал Вессона по спине, потом отступил на шаг и представился: — Данияль. Данияль аль-Астани. Руководитель Канцелярии имперской безопасности. Прости, что заставил ждать тебя, брат. Мне сообщили, что прибыл разведывательный корабль с Арденны… но я не ожидал, что прибудешь ты!
— Аааа! — с выражением клинического имбецила промычал Вессон.
— Я говорю с полной ответственностью, Валентайн. Ты остановил войну!
— Аа?
Лимонный щербет, думал Саммаэль. Ковёр на полу и лимонный щербет. Кривые берёзки под снегом за зарешеченным грязным окном, ковёр и лимонный щербет. Неслабое сочетание. Хорошо хоть сидим на стульях и за столом.
А Данияль продолжал:
— Полковник Хоэнхайм, командир крейсера «Анкалагон». Он выжил, благодаря тебе, и дал интервью. Рассказал об испытаниях «Молота Тора», антипланетарного оружия; рассказал о том, что Арденна испытывала «Молот Тора» на одной из наших планет. Интервью удалось опубликовать в газете на Метрополии; из свободной продажи тираж быстро изъяли — но скандал в Сенате всё-таки состоялся. И с этого скандала и началось признание независимости Сьерры!