Самодержавие в истории России
Шрифт:
К внешнеполитическим акциям Русского каганата В.В. Седов относит посольство в Ингельгейм в 839 г., набег русов на Амастриду (вероятно, в 840 г.) и нападение их флота на Константинополь в 860 г. (18, с. 31–32). О противостоянии с хазарами свидетельствует строительство последними в 30–40-е годы IX в. серии крепостей на северо-западной границе, призванных сдерживать натиск крепнущего соседа, а также служить базой для покорения соседнего славянского населения (17, с. 73; 18, с. 36).
В конечном счете под натиском хазар Русский каганат как единое государственное образование, объединявшее земли полян, северян, вятичей и донских славян, перестал существовать, а сами эти племена в 60–70-е годы IX в. оказались данниками хазар. Только поляне сохранили политическую независимость, создав свое племенное княжество с центром в Киеве, в котором, однако, власть вскоре была захвачена Аскольдом и Диром (17, с. 77).
Возникновение в Среднем Поднепровье объединения восточнославянских племен, с точки зрения М.Б. Свердлова, было ускорено внешним фактором – агрессией со стороны Хазарского каганата. В первой трети IX в. группа скандинавов, воинов и купцов, прошла по уже сложившемуся Балтийско-Днепровско-Черноморскому пути («из варяг в греки») с Северо-Запада Восточной Европы в Среднее Поднепровье, зону славянского расселения, и влилась в процесс формирования государственного образования в этом регионе. Однако, в отличие от В.В. Седова, установление здесь хазарского господства он датирует 40–50-ми годами IX в. (16, с. 99, 102).
Появление в Среднем Поднепровье в начале 860-х годов новой группы викингов во главе с Аскольдом и Диром положило конец зависимости полян от Хазарского каганата, и, по мнению Н.Ф. Котляра, Киевское княжество Аскольда стало тем социально-экономическим ядром, вокруг которого начало сплачиваться Древнерусское государство. Для IX в., с его точки зрения, нет заслуживающих доверия источников относительно государственно-образующей деятельности ильменских словен, сравнительно недавно перед тем пришедших на север с исторической прародины. «Поэтому, – заключает исследователь, – оживший в последнее время спор: откуда, с севера или с юга, “пошла Русская земля”, может быть однозначно решен в пользу юга» (8, с. 31).
Сторонники «северной» версии локализации «каганата русов», опираясь на археологические источники, отмечают, что материалы раскопок славянских поселений и могильников VIII–IX вв. отличаются весьма ограниченным набором предметов вооружения (наконечники стрел и копий), функционально не разграниченного на боевое и охотничье оружие. Единообразие жилищ и инвентаря захоронений, в целом весьма немногочисленного, надежно свидетельствует об отсутствии сформировавшейся военной или правящей элиты. Поселения располагались гнездами (по четыре-пять), явная территориальная разобщенность которых не предполагает наличия какой-либо прочной социально-политической супер-структуры. По всем основным признакам это было общество свободных земледельцев, лишенное заметных имущественных и социальных различий, многие аспекты жизни которого совпадают с тем, как описывал жизнь славян, обитавших к северу от Дуная, император Маврикий в конце VI в. (21, с. 73). Масштабные раскопки в самом Киеве позволяют отнести начало самого раннего «урбанистического» этапа его истории лишь к 880-м годам (19, с. 66).
По археологическим данным, присутствие норманнов в Среднем Поднепровье становится заметным только с конца IX в. Между тем на севере восточнославянской территории скандинавские материалы фиксируются с середины VIII в. – в Ладоге, с середины IX в. – в Приильменье, а затем и в Поволжье, на поселениях Волго-Окского междуречья (13, с. 89; 1, с. 44). Судя по количеству находок в погребениях шейных гривен с «молоточками Тора», щитковых фибул и других специфически скандинавских украшений, бытовых вещей и оружия, во второй половине IX в. и особенно в X столетии численность норманнов, расселившихся на «Восточном пути» (как в более поздних сагах обычно называется этот регион), заметно возросла. Их привлекали сюда колоссальные пушные ресурсы обширных лесных пространств. В торговле с мусульманским миром меха севера стали главным экспортным товаром, обмениваемым на восточное серебро. Со второй половины VIII в. фиксируется широкое поступление арабских (аббасидских) дирхемов на север и северо-запад лесных земель, и далее – на о. Готланд и в Центральную Швецию. Их путь из мусульманских стран, отмеченный многочисленными находками кладов, проходил через Кавказ, а затем через кубанские и приазовские степи вдоль Дона, мимо «белокаменных» крепостей Хазарского каганата, в направлении Средней Оки с последующим выходом в лесную зону. Другой поток восточного серебра шел вдоль Северского Донца, Ворсклы или других притоков Днепра в район между Верхним Днепром и далее по Двине к Балтике (21, с. 12–14, с. 25–27; 15, с. 192). Путь по Днепру и Черному морю, по-видимому, еще не функционировал, о чем свидетельствует отсутствие в Киеве ранних (IX в.) монетных кладов и скандинавских комплексов находок (13, с. 89).
Таким образом, имеющиеся археологические материалы дают основание рассматривать в качестве вероятной также и «северную» версию локализации «каганата русов». По мнению К. Цукермана, Русский каганат был сравнительно недолговечным государственным образованием, существовавшим в период с 830-х по 870-е годы в бассейне Волхова и исчезнувший в начале 870-х годов в результате межплеменной войны. Его центром, как полагает К. Цукерман, а также британские историки С. Франклин и Дж. Шепард, вполне могло быть (Рюриково) Городище – укрепленное поселение, которое, судя по характеру находок, было скандинавской торговой факторией первостепенной важности. Располагаясь в центре естественных коммуникаций, оно имело и большое стратегическое значение, доминируя над окружающей территорией. В пользу Городища может свидетельствовать тот факт, что и позднее оно служило местом обитания князя. Не исключено, что это был тот самый «Немогард», где, согласно Константину VII, князь Игорь поставил правителем своего малолетнего сына Святослава.
На Городище, с точки зрения британских ученых, указывает и свидетельство арабского географа Ибн Руста, согласно которому русы занимали большой болотистый и лесистый «остров» (jazira), окруженный «озерами», а их царь (malik) носил титул ‘khaqan rus (хакан-рус). Однако, отмечают исследователи, термин «jazira» означает не только «остров», но также «полуостров» и «анклав», которым, в частности, может быть территория между двумя реками. Поэтому «джазирой» в принципе является Волго-Клязьминское и любое другое междуречье. «Островной» характер Городища, расположенного на участке суши, со всех сторон окруженном реками, также достаточно очевиден. Эта специфика поселения с самого начала была отражена в его скандинавском названии – Holmgarthr (т.е. «огороженный остров», «островное укрепление»). Позднее в скандинавских источниках оно было перенесено на возникший по соседству Новгород. Все это, считают С. Франклин и Дж. Шепард, дает веские основания рассматривать Городище-Holmgarthr в качестве того самого пункта, из которого отправились и в который должны были вернуться послы народа rhos в 838–839 гг. (21, с. 40– 41; 19, с. 66–67).
Предметы вооружения, фортификационные сооружения и стратегическое положение Городища и поселений Ярославского Поволжья говорят о присутствии в них военной элиты, состоявшей преимущественно, если не исключительно, из скандинавов (21, с. 40). С точки зрения арабских писателей, русы были явно господствующей группой населения лесной зоны. Согласно Ибн Русту, они обеспечивали свое существование набегами на славян и торговлей мехами и славянскими пленниками. Однако, по мнению С. Франклина и Дж. Шепарда, здесь арабский географ демонстрирует незнание реальной ситуации, изображая как исключительно грабительские отношения русов с другими обитателями региона, которых он ошибочно называет «славянами» (saqaliba), тогда как местное население в большинстве своем тогда было еще угро-финским, а славянская колонизация находилась на начальной стадии. Кроме того, редкая населенность и лесистость территории исключали возможность неожиданных набегов и делали неэффективными попытки навязать какие-то формы принудительного обмена, в котором ключевую роль играли местные охотники и звероловы. В любом случае, взаимоотношения русов с аборигенами были более разнообразными, чем полагал Ибн Руст (21, с. 46–47).
Основой сложившейся к середине IX в. на севере под эгидой «кагана» русов политической структуры, как считают британские историки, мог быть только некий консенсус среди далеко не лояльных друг к другу пришельцев и активная кооперация с местным финноугорским и славянским населением. Сам факт такой кооперации, по-видимому, и отразился в ПВЛ в легендарной форме в виде рассказа о призвании руси. Первым наиболее известным ее деянием стал рейд на столицу Византии в 860 г., когда 200 кораблей неожиданно, «подобно грому среди ясного неба», по словам патриарха Фотия, появились в проливе Босфор. Широкомасштабная прямая атака на Константинополь с акватории Черного моря, по-видимому, еще не воспринималась византийскими стратегами как реальная возможность. Отсюда и недоумение Фотия, которое позволяет предположить, что русы еще не пользовались регулярно речными путями, ведущими в Черное море. Соответственно, как считают С. Франклин и Дж. Шепард, анахронизмом является утверждение ПВЛ о том, что нападение было организовано из Киева. Среднее Поднепровье, судя по археологическим данным, еще не стало в то время местом обитания руси; да и наличие здесь центра, имевшего какое-либо политическое, военное или экономическое значение, вряд ли могло оставаться тайной для византийских политиков и военных (21, с. 54).
Впрочем, очень трудно представить и проход 200 кораблей из волховской в днепровскую речную систему и далее через хазарскую податную территорию и днепровские пороги, не опираясь на договорные отношения с местным населением – кривичами и не имея надежной базы в Приднепровье, полагает В.Я. Петрухин. Если, пишет он, придерживаться традиционной датировки арабских известий о трех группах русов, то придется признать, что во второй половине IX в. существовало объединение с центром в Киеве (Куйабе), независимое от предполагаемого объединения с центром в Новгороде (Славийа), и это может соответствовать данным летописи о самостоятельном правлении Аскольда и Дира в земле полян (14, с. 80).