Самое древнее зло
Шрифт:
Матвей поглядел на меня:
— Что за голос в моей голове? И так можно? Телепатия?
— Общее Поле Памяти, — пояснила я. — Врождённая способность фулелей. Одна из тех, что нельзя выучить другим магам. Через Поле Памяти мы общались тайком от тебя и военных в Брянске. Странно, что Драген способен на это.
Поднялся сильный ветер, который мгновенно разметал погодные постройки Днистро. Мы увидели, что Драген, принявший невообразимо гигантские размеры, тяжело махал крыльями, отрываясь от земли. На теле, лапах и шее висели чёрные тела
В конце дороги появился отряд гофратцев, которые спешно шли в нашу сторону. Одни готовили огнешары, другие шаровые молнии, третьи создавали порталы, откуда вываливались десятки крипдеров и чёрных животных.
Днистро спешно набил наши заплечные мешки коробочками руллей. Не было времени выбирать нужные. Матвей отыскал свой Калаш. Фоторюкзак уже повесил за плечи. Взялся за ручки двух сундуков и потащил их к Барьеру.
Я перебирала тюки с одеждой и провизией, пока не наткнулась на ящик с эмблемой «Форлендер». Сорвала крышку: в специальных ячейках покоилось с десяток самородков. Каждый заключён в стеклянную сферу с этикеткой, на которой описывалось время и место выработки. Этот ящик стоил целое состояние!
Ссыпала самородки в рюкзак и тоже взялась за сундук с провизией. Матвей уже ждал у Барьера. Изредка поднимал автомат и стрелял в крипдеров.
До хижины долетел первый огнешар и поджёг стену. Хорошо, что ливлинги не умели бросать огнешары на далёкие расстояния. Оба трусливых енавца выбежали из горящего здания и заметались по двору, выискивая новое укрытие.
Я хотела достать самородок и уничтожить гофратцев, но Матвей остановил:
— Не трать время и камни, пойдём!
— Но разве они не последуют за нами?
Ответил Днистро:
— Это мы, енавцы, привыкли жить рядом с Барьером. А номасийцы и гофратцы боятся его больше всего на свете. Даже если им прикажут, не пойдут.
Я дотащила сундук до Матвея. Мы переглянулись. Посмотрели на Драгена. Он кружил над полчищами зверей. Пикировал, хватал пастью одного и откидывал в пропасть. Звери раскрывали рты, выбрасывая на Драгена тонкие длинные языки, которые оставляли на ранее неуязвимом теле дракона кровавые следы.
— Спасибо за помощь, Днистро… — начала я.
— Я с вами вообще-то.
— Ты разве не знаешь, что из-за Барьера не возвращаются? — спросил Матвей.
— Но вы же планируете?
— Ещё неизвестно, получится ли, — покачала я головой.
— Лучше за Барьер, чем тут. — Днистро кивнул на цепочку приближающихся гофратцев: — Я с ними не справлюсь. А за Барьером тоже жизнь.
— Ну, тебе решать.
Мы взялись за сундуки и шагнули в полупрозрачную мглу.
2
Каждый новый шаг давался с трудом, будто Барьер был недоволен нашим вторжением. Слева от меня шли Матвей и Днистро. Их фигуры размывались, как отражение на воде, стекающей по зеркалу. При этом теряли чёткость, распадаясь на тёмные пятна.
— Ни… Фига… Себе… —
— Не знаю… — Я испугалась своего голоса. Будто говорила внутрь себя: — Никто не знает.
— И чем тогда… занимается факультет по изучению… природы Барьера?
В Академии выражение «изучать Барьер Хена» было синонимом «делать вид, что работаешь». Например, Аделлу я называла крупнейшим специалистом по изучению Барьера. Она даже не понимала, что это оскорбление…
— Я читала в Энциклопедии… — рассказала я. — Однажды ради эксперимента запускали в барьер слоггеров с установленными на них соглядниками. Но они ничего не показали.
Вмешался Днистро:
— Один наш учёный обвязался цепью и шагнул в Барьер…
— Портно… его звали Портно… — вспомнила я. — В энциклопедии Саммлинга и Ратфора эксперимент назван «Случай Портно».
— Да… Точно… Портно приказал тянуть цепь, пока песочные часы отмеряли короткий промежуток. Когда упала последняя песчинка, слуги начали наматывать цепь. Но она шла туго, по одному колечку в день, почти не двигалась.
— Два семилуния сматывали цепь обратно, — добавила я.
— В итоге цепь остановилась и вообще не наматывалась. Цепь до сих пор находится… на туристической тропе вдоль Барьера… Туристы привязывают к ней платочки или тряпочки, как символы надежды на то, что Портно вернётся… Отец моего друга содержал палатку… по продаже платочков… Хорошо зарабатывал… Пока эта поганая война не приключилась…
— И когда был этот случай… Портно? — спросил Матвей.
— Семилуний… триста назад…
Я то ли привыкла к сопротивлению Барьера, то ли оно ослабло, но шагалось намного легче. Несколько раз я оборачивалась и видела такую же неясную муть, что и впереди.
— Ты… думаешь вернуться? — спросил Матвей.
— Ради эксперимента.
Мы остановились. Я старалась не смотреть на лицо Матвея — оно расползалось и текло. Как в одном из пыточных кошмаров, что насылал на меня фулель в тюрьме. Один глаз Матвея опускался ниже другого, рот искривлялся в усмешке, а уши свисали чуть ли не до земли.
— Думаешь, ты выглядишь лучше? — догадался Матвей.
Он достал из себя какой-то объект. По знакомым щелчкам поняла, что это фотоаппарат. Пока Матвей фотал, я сделала несколько шагов назад, потом вперёд. Размытые фигуры спутников то сильно удалялись, то быстро приближались:
— Внимание… Нельзя далеко отходить друг от друга. Тут какая-то магия с пространством. Одновременно… похоже на то, что делают путаники, а одновременно напоминает «Туман иллюзий».
— Возьмёмся за руки, друзья, — сказал Матвей, протягивая мне искажённую клешню. — Придётся… оставить один сундук.
Мы продолжили шагать. Земля под ногами была неясного происхождения, то каменистая, то ноги утопали в песке, то путались в чём-то, напоминающее траву.
Матвей нарушил гулкое молчание: