Самое главное приключение
Шрифт:
Первые инженеры, предвидя, что последние выжившие погибнут от голода до завершения своей работы, приняли меры предосторожности, сделав стенки своих шахт перпендикулярными. Едва ли можно было ожидать, что каждый квадратный ярд полов, стен и крыш открытых шахт и подземных галерей будет надежно зацементирован до того, как погибнет последний рабочий. Сотни, возможно, тысячи акров свободной почвы должны были остаться открытыми для света, воздуха и влаги. Опасные семена жизни, загрязняющие эти обширные незацементированные территории, жили бы и развивались, а с течением веков превратились бы в уродства. Вот почему они снабдили эти ямы глубиной в три мили перпендикулярными стенами,
Почему мы не обнаружили могучие двигатели, которые, должно быть, использовали эти великие работники? Те, что остались на открытом воздухе, проржавели и рассыпались миллион лет назад. Но камень всегда переживет железо, а этот цемент, твердый, как алмаз — самую лучшую сталь. Поэтому я уверенностью ожидаю найти следы машин, которые они применяли в своих туннелях и пещерах, а возможно, даже один или два целых двигателя. Ибо я намерен тщательно исследовать каждую милю этих подземных галерей отсюда до Южного полюса, если потребуется, и оттуда до дна антарктического океана.
Я убежден, что многовековое воздействие тепла и воды постепенно расширило туннели и распространило их далеко под океаном. Свод одного из них ослабел и поддался, впустив океанские воды. Вы видели обратный поток нефти и мертвых животных, выброшенный паром в том момент, когда возвратная волна прорвалась к подземным пожарам. Монстры, я подозреваю, явились из некоего райского уголка, подобного тому, что открыли Оле и Эдит. Я не удивлюсь, если им окажется та самая шахта, которую вы намереваетесь посетить.
У меня также есть теория, как сказал бы Оле, относительно происхождения вашей нефти. Чудовища жили, эволюционировали, размножались и умирали в галереях и незацементированных шахтах в течение миллионов лет, буквально на протяжении эонов геологического времени. Их постоянно разлагающиеся останки и создали озера и океаны нефти, что катят свои черные приливы глубоко под этой полярной ледяной шапкой.
Теперь последнее, и я закончу. Мы проговорили целый час, и нам всем пора спать. Думаю, что послезавтра, когда мы с Эдит посетим уцелевшую шахту, мы не найдем на ее стенах ни единой надписи. Я готов поставить на это все свои образцы, включая несравненного дьявольского цыпленка, против вашего нефтяного озера. Я убежден, что ни в одной другой шахте, кроме той, где мы побывали сегодня, не будет обнаружено никаких следов надписей. Авторы их справедливо предположили, что одной записи будет достаточно. Так зачем тратить лишний труд? Первая запись, та, которую они позже зацементировали, была сделана ближе к началу их гигантского труда. Они как раз собирались зацементировать стены первой обширной шахты, ставшей громоздкой и неуправляемой, и решили оставить запись о суровом научном уроке, который довел их до самоубийства.
При работе они вдавливали в незатвердевший цемент тайный символизм своих роковых открытий. Эту запись в шахте они задумали как предупреждение своим преемникам на случай, если разум когда-либо снова посетит Землю. Тысячи лет спустя, все еще трудясь над своей колоссальной задачей, они в полной мере осознали ее сокрушительный размах и весь ужас того апокалипсиса, который они старались свести на нет. До их собственного конца оставались еще тысячи лет, однако они решили навсегда стереть записи о знаниях, что направили их расу по долгому, медленному пути к смерти. Вернувшись на первую шахту, они покрыли новым слоем цемента сведения о погубивших их научных открытиях. А сейчас — спать.
— Еще нет, — запротестовал Оле. — У вас нет теории о том, как они создали жизнь. Здесь ваша наука заходит в тупик. Но у меня есть теория…
— Заткнись, Оле, — прорычал капитан. — Мы хотим спать.
— Сами заткнитесь! — взревел Оле, с трудом поднимаясь на ноги в спальном мешке. — Почему всегда «заткнись, Оле»? Все остальные болтают дни и ночи напролет. У меня никогда не бывает шанса что-нибудь сказать. Теперь вы выслушаете меня и хоть раз узнаете кое-что полезное. У меня есть теория, — крикнул он, — и вы должны принять ее, потому что она основывается на здравом смысле и является единственно верной теорией жизни.
Все уже крепко спали.
Но Оле это не могло остановить. Он обратился к рюкзакам и, произнеся свою речь, присоединился к остальным в дремоте.
Эдит проснулась первой и первой ощутила гнетущее тепло. Еще не полностью проснувшись, она перевернулась на бок. чтобы еще немного поспать. Чувство дискомфорта усилилось. Кажется, волосы упали ей на лицо, когда она повернулась, а несколько прядей, очевидно, попали в рот.
Она лениво попыталась вытолкнуть предполагаемые волосы языком. Потерпев неудачу, сжала прядь пальцами. Ощущение было каким-то необычным, и она поднесла волосы к глазам. В полумраке она увидела, что они были зелеными. Пораженная, Эдит присмотрелась внимательнее. То, что она увидела, было массой тонких волосяных отростков, похожих на листву папоротника. Это был враг.
Крики Эдит заставили остальных зашевелиться в своих спальных мешках. Люди дергались, пытаясь выбраться. Горловины мешков были затянуты густыми зарослями волосяной растительности.
Освободив головы от опутывающих их сетей, они уставились на плотные, спутанные джунгли зеленых волос высотой в пять футов. На юге многочисленные яркие холмики отмечали густо поросшие зелеными листьями туши задохнувшихся монстров. К северу простирался густой ковер непроходимой растительности, исчезающий в темно-зеленом облаке на горизонте.
В сотне ярдов за грудой чудовищ спутанная зеленая масса резко обрывалась, за исключением единственной полосы шириной в сто ярдов, доходящей до основания черных скал. Она отмечала путь, по которому четверо мужчин возвратились из кратера.
Не обманулся ли их слух? Они стояли неподвижно, как пять ошеломленных колонн, увешанных огромными лентами и венками буйных, чем-то напоминавших грибницу зеленых сорняков, и в страхе прислушивались к шуршащему шевелению. Вся масса с громким шорохом росла.
Вслед за этим они заметили, что лед на западной стороне широкой полосы между колодцами и скалами приобрел темно-зеленый цвет. Края полосы не были острыми, как границы посадок кукурузы — зеленая масса, сужающаяся к краям, сливалась со льдом и снегом. Зеленый окрас льда, далеко за пределами растущей массы, был вызван пылью бесчисленных спор, сдутых с живых растений восточным ветром, поднявшимся с рассветом.
Попытавшись пошевелиться, исследователи обнаружили, что связаны от ступней до подмышек живыми веревками, сплетенными из тысяч растущих, похожих на волосы прядей. Они полностью осознали свое отчаянное положение только тогда, когда Эдит испуганным криком привлекла внимание остальных к самолету. Он исчез под спутанной кучей зеленых веревок. Даже если бы им удалось освободить машину, подняться было бы невозможно. Трактор мощностью в тысячу лошадиных сил не преодолел бы и сотни ярдов этой спутанной растительности.