Самое таинственное убийство
Шрифт:
Через минуту она быстро шла по коридору, прикидывая, кого теперь нужно повидать, чтобы пригласить на общую трапезу в гостиную.
— …Я здесь, в заключении, совсем размагнитился, — пожаловался Рабидель. — Остатки формы потерял, и аппетит, и сон.
— Лучше потерять аппетит, чем мужество, — откликнулся Делион. — Недурной афоризм, а?
Они неторопливо прохаживались по внутреннему двору.
Снег, выпавший ночью, белковые еще на рассвете убрали
Дорожки были скользкими. Делион, поскользнувшись, едва не упал, марсианин подхватил его.
— Ты несправедлив, говоря, что мы в заключении, — сказал Александр. — Я, например, в таких шикарных условиях никогда не жил.
— По мне, клетку хоть позолоти — она клеткой останется. Вон как у попугая — любимца Сильвины.
— Но она его иногда выпускает, разрешает по помещениям полетать.
— А нам — дозволено по двору прогуливаться. Как видишь, аналогия полная.
О шахматах заядлые партнеры не вспоминали — их головы были полны другими заботами.
— Нервы на пределе, — пожаловался Рабидель. — Этот красавчик решил нас взять измором. Кончится тем, что пойду к Филимену и скажу: «Я убил Завару. Сажайте меня за решетку, только выпустите остальных».
— На юридическом языке это называется самооговор, — заметил Делион, глянув на бледное, осунувшееся лицо собеседника.
— Пусть Сванте называет это как хочет, — махнул рукой марсианин. — Больше так не могу. Чувствую себя, как фертачник при ломке.
— Откуда тебе знать, как чувствует себя фертачник? Зельем баловался?
— Фертач не пробовал, Бог миловал. А вот на несчастных этих насмотрелся, их на Красной планете хватает.
— Город Марса — столица фертачников. У тебя на них глаз наметанный?
— Конечно.
— Как думаешь, есть фертачники среди гостей виллы? — спросил Дел ион.
Рабидель задумался.
— Пожалуй, Эребро.
— Эребро?
— Если он и не фертачник, то был им.
— Как ты можешь знать?
— Кто фертачил, у того клеймо остается на всю жизнь.
— Печать дьявола?
— Вроде того.
— Я читал, что у бывшего фертачника может наступить полоса сумеречного сознания, когда он не ведает, что творит. В таком состоянии он способен на любой поступок, который не оставляет в памяти следов.
— Думаешь, Сванте об этом не знает?
— Не знаю, что думает Сванте и как продвигается следствие. Мне он об этом не говорит.
— Но ты же его ментор!
— Наши занятия по физике у меня уже в печенках сидят. Иногда я спрашиваю себя, кто чей ментор? В некоторых вопросах пространства и времени он опередил меня. Да и не только меня…
— Ладно, физику побоку.
— Наше частное расследование ты ставишь выше науки?
— Выше всего на свете!
— Тогда давай начистоту. Давай-ка выясним все друг о друге, чтобы не оставалось недомолвок. Скажи, Раби, как у тебя складывались отношения с Заварой? Был ты на него в обиде?
— Ты что, меня подозреваешь?.. — возмутился марсианин.
— Дело не в том. Начиная расследование, мы должны быть абсолютно уверены друг в друге. Иначе наша операция утрачивает смысл.
— Я всегда преклонялся перед Заварой…
— Э, брось, — поморщился Делион. — Все эти слова я слышал здесь, на юбилее, и не далее как три недели назад… Меня интересуют ваши личные отношения. Впрочем, не хочешь — не отвечай.
— Отчего же, отвечу. В изучении пространства и времени мы шли соседними дорожками, по параллельным путям. Арнольд опередил меня, доказательство чему — его будатор. Ну, а я приотстал, но все-таки сделал несколько шагов, причем — задолго до открытия Завары. Завара использовал мои результаты, забыв сослаться на первоисточник.
— Послушай, Раби, сколько тебе лет? — спросил неожиданно Делион.
— На твой вопрос, Атамаль, с точностью не ответит ни один физик, имеющий дело с аппаратурой времени.
— Гм… В таком случае, сколько лет Заваре?
— Завара не исключение. Он столько возился со своим будатором… Может, ему пятьдесят лет, а может, и все четыреста. Подсчитать все случайные завихрения времени, в которое попадал Завара, не под силу ни одному компьютеру.
— А как же юбилей Завары?
Марсианин улыбнулся:
— Чистая условность.
— Вернемся к твоим отношениям с ним.
— Видишь ли, Атамаль, у меня было в жизни много увлечений: история, археология, математика… Даже архитектура. Занимался я и проблемами времени. Из результатов тайны не делал — публиковал их. Вот Завара ими и воспользовался. Он нашел им применение получше, чем твой покорный слуга.
— Но это плагиат!
— Зачем так категорично? Просто он подобрал то, что плохо лежит.
— Объяснялся с ним?
— Попробовал.
— И что?
— Самое смешное, Завара и не думал оправдываться. Сказал, что наука едина, и разрезать ее на частные владения безнравственно. Если бы, мол, каждый ученый опирался только на собственные результаты, то не было бы ни Исаака Ньютона, ни Альберта Эйнштейна. Чтобы видеть дальше, надо стать на плечи других. Мы тогда крупно поговорили, даже поссорились. Но что толку? Прошлое не изменишь, говорю тебе как хроноскопист.
— Кто из физиков знает о вашей ссоре?
— Никто. Я не стал раздувать пожар.