Самое Тихое Время Города
Шрифт:
– …в пасти змея! Ты – Жало! – выкрикнула девушка, осененная внезапным вдохновением. Демон беззвучно ахнул. – Жало! – Она подпрыгивала и била кулаком по ладони. – Ты был у змея в пасти, когда тот нес яблоко! А жало змеи не ядовито! Напрасно страхом ты мне не льсти! Ах, блин! Змея зубом, не жалом кусает, у нее жало – это же язычок, мягкий язычок, какого его так называют – жало? Да! Это у пчелы и осы оно ядовитое! Оно у них настоящее – жало! – выкрикивала она, подпрыгивая. – И у стрелы и копья острие зовут жалом! И у кинжала жало! Да-да-да!
Демон медленно опустил голову, плечи его поникли, и он мягким движением опустился к ногам девы.
– Владей мной, – мягко, бархатно прошелестел голос.
– Не стоит, – послышался другой голос.
Девушка обернулась. Рядом стояли те, двое. Мужчина и женщина. Что-то схожее было в их лицах.
– Дева! – быстро заговорил демон, цепляясь за ее свитер. – Не отдавай меня! Я буду служить тебе! Как пожелаешь! Как захочешь! Не отдавай меня!
– Опять лукавишь, – укоризненно покачала головой женщина. – Дева, ты действительно думаешь, что сможешь держать демона в рабах? Ты и не заметишь, как станешь сама его рабой, только будешь думать, что хозяйка ему.
Демон в ярости посмотрел на женщину, но ответить ей не посмел. Вместо этого он обрушился на деву.
– А ты не лукавила? – прорычал он. Изо рта его полыхнуло красно-пламенным. – Я играл честно, а ты лукавила!
– Честно? – возмутилась девушка. – Честно? Ты наталкивал меня на мысль, что ты яблоко, а?
– А ты не врала мне, когда сказала, что в твоем имени есть съедобность?
– Ну… почти, – смутилась девушка.
– Ага! Ага! Значит, поединок недействителен!
– Фига! Я отгадала твое имя! А ты лукавил! И я лукавила, но ты-то не отгадал! Мы были на равных! И вообще, – выдохнула она, – ты первый начал. Я, между прочим, с тобой тягаться не напрашивалась.
– Она права, – усмехнулась женщина. Мужчина стоял молча и в перепалку не встревал.
Демон отчаянно озирался по сторонам. Потом метнулся прочь.
– Стоять, Жало! – взвизгнула девушка. Демон замер на полушаге. – Действует! – удивлено выдохнула дева. – А ну иди сюда!
Демон покорно опустился на колени у ног девушки, потупив голову.
– Приказывай, госпожа… – прошелестел он, и девушка невольно приложила руку к груди. Ощущение было такое, будто что-то прохладное и чуть шероховатое скользнуло по едва зажившей ране. И больно, и приятно одновременно. Она охнула.
– Приказывай, – пожала плечами женщина. – Если хочешь.
– Он что, всегда так будет? – нервно и потому чуть визгливо спросила девушка.
– А как же! – впервые заговорил мужчина. Голос у него был глубокий и завораживающий, прекрасный и обволакивающий, но в нем не было той обольстительности, что у демона. Если голос демона был как манящая сладковатая жуть запретного, то этот голос был – бездонная пропасть, и шагнуть в нее вовсе не тянуло. Разве что в безумии. Но сейчас в этой бездне отрезвляюще и чуть успокаивающе звучала насмешка. – Демоны – они такие. Всегда норовят слукавить, обмануть, увильнуть. Иначе они не могут. Хочешь приказывать ему?
– Да вот как-то не хочу, – после краткого, но довольно мучительного раздумья медленно проговорила девушка. – Уж очень он шустрый. Это все время следить за словами, все время бояться… Нет, это не по мне. Но приказ я тебе один дам. Ты пойдешь служить ей. – Она показала головой.
Демон молча закрыл лицо руками, всем своим существом выражая полнейшее отчаяние. Потом открыл прекрасное лицо. Как же хотелось его пожалеть!
– Но хотя бы отгадку скажи!
Девушка опасливо покосилась на женщину.
– Можно, – кивнула та. – Он уже проиграл и ничего тебе не сделает.
– Я загадала слово «жемчужина». Маргарита, – объяснила она. – Меня так зовут… Японцы выращивают жемчуг в промышленных масштабах, вот… ну и жемчужина – это же такое уродство для раковины. Песчинка попадает внутрь, ее обволакивает перламутром. Ну а для искусственного жемчуга кладут металлический шарик как затравку. Вот и все.
– А съедобность-то тут при чем! – взвыл демон.
– А… ну моллюсков можно есть, а он ведь в раковине живет.
Демон схватился за голову и не то засмеялся, не то зарыдал.
– Идиот… – различила девушка между всхлипываниями.
– Ступай за мной, – приказала женщина. Затем она обратилась к девушке: – Ты верно решила. Никому еще не удавалось держать демона в рабах. Всегда это кончалось сама знаешь как. Он добился бы тебя не мытьем, так катаньем.
– Ну его на фиг, – сказала дева. – Забирайте его, и подальше… ой, а вы кто? – вдруг спохватилась она.
– Когда встретимся, – очень мягко и жутко сказала женщина, – узнаешь. А мы обязательно встретимся, дитя. Но не сейчас. Еще не сейчас…
Девушка застыла на месте. По спине прошел холодок. Женщина и мужчина помахали ей и ушли прочь, медленно превращаясь в тени на стене и исчезая в полутьме перехода. И демон-красавец неохотно убрел за ними в тень, понурив голову и волоча ноги.
Песня закончилась. Рита выдохнула, застегнула куртку и пошла из метро.
– Марго, ты куда? – крикнул вслед гитарист.
– Свечку ставить! – отозвалась девушка.
Над Красной площадью гремела маршевая бодрая музыка. Слышался бронзовый голос, в котором можно было опознать интонации Левитана, радостно сообщавший, кто выходит на площадь поздравить Вождя, и возглашавший: «Ура, товарищи!» Наверное, сам Вождь стоял на трибуне своего Мавзолея – или они входили к нему? Этого Андрей не знал и узнавать не собирался. А с площади неслось: «Вождь жил, Вождь жив, Вождь будет жить!»
Как заклинание. А вдруг так оно и есть, и Вождь именно потому и живет до сих пор?
– Как зовут-то вождя? – коротко спросил он бронзового шахтера, который заглядывал в раскрытую книжку девушки.
– А? А никак. Нет имени у Вождя. Потому он и Вождь.
И почему-то тоскливо стало Андрею оттого, что лежит в его Москве в Мавзолее бывший живой человек, несчастный человек, пытавшийся осчастливить всех – кого по воле, кого против. Андрею всегда казалось, что под конец жизни этому человеку отлилось в полной мере – осознанием сотворенного им ужаса, бессилием исправить что-либо и превращением в идола. А на смену ему пришел иной Вождь – расчетливый циник. И тот, кому поют заклинание здесь, – не тот и не этот, а просто – Вождь. Как и тот тип, которого он назвал Лаврентий, вовсе не Лаврентий, а какое-то страшное понятие, миф о Лаврентии, как тут – миф о Вожде…