Самои
Шрифт:
Повестка заседания бюро Увельского райкома партии от 26 января 1948 года.
1. О подготовке очередного пленума Увельского райкома партии.
2. О работе редакции газеты "Слово колхозника" по реализации постановления Октябрьского Пленума ЦК КПСС.
3. О работе клуба Петровского сельского Совета по патриотическому воспитанию молодёжи и организации культурного досуга селян.
— Так вот он, кумов-то кабанчик! — Егор брякнул по стопке костяшками пальцев.
Машинистки вздрогнули, разом прекратив перестрелку:
—
Но Егор только рукой махнул и вышел в прочь.
Бюро собиралось, если не было накладок, обычно по вторникам в два часа. В отсутствии первого секретаря, уехавшего в Москву на учёбу, проводил заседания и правил районом второй секретарь — Серафим Иванович Босой, областной выдвиженец, как, впрочем, и первый.
Когда подъехал Извеков, Егор уже томился в приёмной. Поздоровались. Формально Петровский глава Совета был работодателем для Агапова, но как рядовой член партячейки состоял у него в подчинении. За годы войны Егор возмужал, если ростом и не догнал старшего брата Фёдора, то костью широкою в него. А Извеков сдал ещё сильнее, ходил теперь с тросточкой, более похожей на костыль, стал чёрен и ряб лицом, телом высох.
По одному, по двое подходили члены бюро. Однополчанин, бывший командир, парторг соседнего хозяйства Лука Лукьянов сердечно обнял Агапова. Последним из своего кабинета через приёмную прошествовал Босой — с Извековым за руку, на Егора даже не взглянул. Петровчане переглянулись и пожали плечами. Хотя Егор немного кривил душой: он-то был в курсе надвигающихся событий. Подошли журналисты — редактор и известный уже фельетонист, но теперь без фотоаппарата. Непрофессионально притихшие. Не было Назарова. Да и зачем ему тут быть, раз из повестки вычеркнули.
Надрывно закашлялся Извеков, встал и вышел, припадая на тросточку. Егор проводил его взглядом. Сдал, сильно сдал бывший красный командир. Устоит ли под напором Босого? Нет, вряд ли — не боец уже.
Пригласили газетчиков.
— Следующий вопрос ваш, — подняла строгие глаза секретарша.
Но зазвонил телефон.
— Приёмная райкома партии…. Да…. Здесь…
Растерянно Агапову:
— Вас.
На том конце провода всхлипы:
— Гора… дочка наша… Люсенька… Помёрла-а…
Егор скрипнул зубами. Секретарша вздрогнула и отстранилась.
— Сейчас буду, — сказал жене и, возвращая трубку. — Всё, прозаседались…
Сорвал с вешалки дублёнку, нахлобучил шапку и в дверь. Следом:
— Опоздаете.
— Уже, опоздал.
Лука Лукьянов не сразу попал к однополчанину: в день бюро заночевал в Увелке и следующий весь проторчал там, справляя свои и порученные дела. Возвращаясь, завернул в Петровку к Егору Агапову.
В горнице на столе маленький гробик. Наталья Тимофеевна и Анна, закутавшись в чёрное, как две пифии, сидели по сторонам и тихонько раскачивались. Лука утащил убитого горем Егора на кухню покурить.
— Как там бюро? — хозяин сделал вид, что интересуется гостем.
— А-а, — Лукьянов положил на стол раскрытую коробку "Казбека". — Сняли тебя, Кузьмич, с работы.
Агапов криво усмехнулся, разминая папиросу:
— Давно пора — нашли клубника.
— Куда пойдёшь?
— В МТС, конечно, — там Назаров не властен. Я ж танкист, тракторист, Фатеич, мне ли хороводы водить?
Агапов сжал в кулак крепкую ладонь перед носом бывшего командира. Лукьянов оживился: не сломлен дух полчанина — порядок в танковых войсках.
— Это ещё не всё. Строгача тебе впаяли, с занесением. За развал и непартийное поведение — никто ведь не знал, что у тебя такое горе. Ладно, из партии не попёрли, но это был бы перегиб. На это бы Босой бюро не сломил, но хотел — чувствовалось.
Лукьянов внимательно наблюдал за лицом собеседника.
Агапов горестно покачал головой:
— Вот ведь как…. Хотели Назарову, а врубили Агапову. Бюро, как дышло, куда повернул — то и вышло.
— Ну, это ты погоди…. Вот первый приедет… Я сам к нему пойду…. Не так Босой дела ведёт, не туда… Газетчикам врубили, придрались и врубили. А всем ясно: за фельетон против Назарова. Силён Василий Ермолаевич.
— Это всё?
— Нет. Ячейку вашу распустить решили. На два колхоза и МТС одна у нас будет парторганизация. Изберём тебя в партком.
— Со строгачом-то? Уволь, яви милость.
— Рано руки опускать, Кузьмич. У них ведь жалости нет: сдашься — забьют, запинают и на свалку выкинут.
— "И вечный бой, покой нам только снится", — процитировал отставной клубник. — А доченьке моей ничто уже не снится.
Так печально закончилось первое хождение во власть Егора Агапова.
Конокрады
— Ой, как ты не прав, Егор Кузьмич. Совершенно.
Завсельхозотделом Увельского райкома партии Пестряков с наслаждением вытянулся на жёсткой панцирной кровати, настраиваясь на долгую душевную беседу.
— Партия — запомни — партия сама подбирает кадры, воспитывает их, выдвигает и поддерживает. Если всякие Бородины начнут во власть ломиться, не спросясь. как же будем страной управлять? То-то.
— Бородин народу люб: он — местный, я — пришлый.
— Да не народу он люб, а ворам. Поприжал ты несунов, Егор Кузьмич, вот они и колготятся: тебя чернят, своих толкают — политика известная. Не забивай себе голову перед выборами. Я для чего сюда приехал? Правильно. Рекомендовать, поддержать, настоять. Если какая-то Кабанка начнёт игнорировать мнение райкома — до чего же мы докатимся?
— И я к тому же, Павел Иванович. Авторитет райкома — это не пустой звук, чтобы можно было так… безоглядно… ставить его под сомнение. Взвесить надо всё.