«Самокатчик»
Шрифт:
– Угу, – соглашаясь, закончил Игорь.
Какое-то время Санька вспоминал недавнюю встречу с одноклассником. Потом мысли снова вернулись к тому, о чём особенно остро грезилось в последние полгода службы. Он стал думать и мечтать о доме. О том, что было до армии, и о том, что может быть после…
Глава 4
Поезд остановился неожиданно.
Разморенные, укачанные дальней дорогой военные даже не сразу поняли, что же произошло. Думали, очередная короткая остановка, которых до этого было уже великое множество. Наконец, очнувшись, загалдели, стали натягивать шинели, засобирались, заспешили к выходу. Понеслось по вагонам:
– Ура! Приехали!
– Где мой самолёт?
– Хана службе, мужики!
– Прощай, страна дождей, б… и велосипедов!
Вся эта разноголосица звучала как минимум на пятнадцати языках. И только мат, умело вставленный в середину или в концовку фраз, летел исключительно на великом и могучем. Для связки слов.
Офицеры и прапорщики, как и положено, оказавшиеся на улице одними из первых, подавали команды на очередное построение:
– Ракетчики с Херды, становись!
– Гера, разведка, строиться!
– Веймарские танкисты, р-равняйсь!
– Ордруф, артбригада, в две шеренги встали! – гремел у вагона басок прапорщика Кутяка. Сам Николай выглядел отдохнувшим, бодрым, как всегда чему-то улыбающимся. – Просыпайтесь, парни, будем прощаться!
Артиллеристы среди других спешно покидали вагон. На улице вставали в обозначенный строй. Санька Голиков, спрыгнув с подножки вагона, осмотрелся.
Лес, невдалеке ангары для самолётов; убегающая куда-то в туман взлётно-посадочная полоса; чуть ближе палатки-палатки, скамейки-скамейки, плац. Низкое, свинцового цвета небо над головой: давит, давит! А вон слабо виднеется большое, натянутое полотнище киноэкрана. Сразу узнал…
Военный аэродром Фалькенберг с позывным в радиоэфире: «Самокатчик». На этом аэродроме нёс службу 31-й гвардейский Никопольский Краснознамённый ордена Суворова 2-й степени истребительный авиационный полк.
Дежавю какое-то. Два года назад, лишь несколькими днями ранее, прилетел он сюда с ребятами из Волгограда. Сидели на этих же скамейках. В палатках дневали. Смотрели на этом самом киноэкране фильм «Джентльмены удачи». Мёрзли, хотелось есть, спать, давили ноги новые кирзачи… Кажется, вчера было. Но уже целых два года «с копейками» позади. Скоро – конец мучениям!
– Да посторонись ты! – напирали сзади. – Наши уходят.
Санька сделал пару шагов в сторону, поставив между ног чемодан, заправился, поспешил в строй. Ребята все рядом.
– Вот и тут дождь, – недовольно бурчал Славик.
– Да хрен с ним, недолго уже, – хорохорился Игорь.
– Хоть бы! – со вздохом отозвался практичный, наблюдательный Вовка. Подняв вверх голову, будто что-то рассматривая в молочной пелене тумана, уныло добавил: – По такой погоде ни один дурак не полетит.
На него с разных концов недовольно зашикали, заставив замолчать. Но Санька про себя отметил, что товарищ, как частенько бывало, прав. Аэродром военный. И в первое их здесь пребывание боевые машины звеньями взлетали и шли на посадку каждые минут пять-десять, если не чаще. Теперь же в районе взлётно-посадочной полосы стояла тишина. Никакие самолёты не летали. Только на пересыльном слышался людской гомон да выкрикиваемые старшими групп и подразделений команды.
Между тем прапорщик Кутяк, поправив свою изогнутую явно не по уставу фуражку, оглядел заполнившийся строй из двух шеренг.
– Внимание! – голос его звучал по-прежнему твёрдо и властно. Но за все два года впервые для них прапорщик Кутняк не скомандовал: «Равняйсь!» или «Смирно!», а обратился просто: – Внимание, ребята! Сейчас строем аккуратно пройдём на территорию пересыльного лагеря, где вам предстоит лишь подождать своих рейсов на Союз. По дороге в лагерь из строя не выходить, поменьше болтать, смотреть под ноги. Давайте посчитаемся.
Понятливые «дембеля» затеяли перекличку:
– Первый!
– Второй!
– Третий!
– Четвёртый!.. – отрывисто летел счёт в ещё сильнее сгущающийся туман.
– Сорок второй!
– Хорошо, все, – заключил прапорщик. – Нале-во! Шагом марш.
Строй, гусеницей извиваясь при обходе небольших луж, зашагал в направлении аэродрома.
То слева, то справа навстречу и попутно двигались такие же или похожие воинские подразделения. Те, которые попадались навстречу, состояли из молодых, вновь прибывших на службу солдат. Они были молчаливы, сосредоточены. Шли строго прямо, лужи не обходили. Только крепче сжимали лямки вещмешков или по гражданской привычке совали руки в карманы. Очевидно, их вели к поезду. Со всех сторон их охраняли старослужащие, в основном сержанты.
При встречах из «дембельских» рядов летели колкие, иногда совсем грубые шуточки. В ответ – молчание. Лишь изредка позволяли себе огрызнуться сопровождающие. И совсем уж дикость, но бывало и такое, что на ходу распускал язык кто-то из молодых. Его тут же затыкали. Причём шикали и цыкали все вместе – и «дембеля», и сопровождавшие строй старшие. Всё, как и положено. А что положено? А то, что молодым ничего не положено. Закон!
Санька и Вовка шли молча, мерили шагами последние метры по угрюмой немецкой земле. Даже не верилось, что скоро не будет опостылевшей за два года суматохи, грубых выкриков, бесконечных приказаний и команд. Мама дорогая, когда же уже?!
Разминувшись со встретившимся в очередной раз на пути строем молодых солдат, Санька дольше обычного на них засмотрелся.
– Ты чего? – обратил внимание Вовка.
– Так, вспомнилось… Пацан там пошёл… Башка большая, как Дом Советов! А шапка хоть и мятая, но завидная. Такую накремишь да нагладишь – офигенная вещь получится! Самое оно на «дембель».
– Угу, – на ходу почти бесстрастно ответил Вовка, – обязательно снимут, пока до части доедет. А если нет, то в части уж точно.
– Какой старшина попадётся.